Небо в огне (СИ)

Юрий Ростиславович понимал, что Ариадна постепенно начинает принимать к себе тревоги матери и деда, а особенно начинает тревожиться, когда Лиза внезапно оставляет её с ним или с Филатовой. Просится домой, спрашивает про маму и папу, теряя озорство, свойственное её характеру и возрасту. И глаза сразу как у зверёнка, загнанного за провинность в дальний угол. Как бы не волка.
Причину мимолетных и неслучайных бед Ариадна Холмогорова узнает гораздо позднее, когда сможет судить о прошедшем с высоты прожитых лет и произошедших с родными перемен. Но сейчас она заботливо устроена на задних креслах материнского авто, наблюдая за тем, как пространство вокруг покрывается мелкими хлесткими снежинками. Мама сидит на капоте, подставив бледное лицо надвигающейся зиме, совсем не ощущая заморозков. В правой ладони зажаты ключи зажигания, а голове набатом бьют непокорные мысли…
Они же смогут? Она проснется, он откроет ясные глаза, и этот год, день, ночь…
Чёрт возьми и не приноси обратно, но они просто окажутся больным бредом сумасшедшего фанатика! Плевать на то, что внушает страхи и предательскую боязнь. Отогнать бы главную мороку, мешавшую дышать. И всё будет…
Как?
Как раньше? Или хотя бы они будут вместе, рядом, под одной крышей и одним сердцем.
Этого мало? Нет, это целый мир, за который ведётся борьба.
Теряться и терять не хочется.
— Ты сегодня не спала, дочка? — спрашивает Юрий Ростиславович то, что и так прекрасно видит по тяжёлому взгляду Елизаветы.
Какой тут сон, если его сын решил, что вся его семья должна верно сходить с ума?
— С переменным успехом, — Лиза преувеличивает, — и так сойдёт.
— Он мне тоже не отвечал, — профессор Холмогоров давно принял к сведению, что достучаться до сына — почти невыполнимая задача, — негодяй, а ведь говорил…
— Дядя Юра, мы оба знаем, что Космос умеет посыпать голову пеплом, — с театральными эффектами и громкими фразами, — но я не видела его со вчерашнего вечера. В этот разум может вскарабкаться всё, что угодно. Поэтому Аря остаётся с вами, а я буду ждать его на Кудринской. Он возвращается туда, мне всё известно.
— Не торопись, останься с дочкой, — Арька оказывалась главным аргументом в борьбе с неугомонным характером её родителей. — Вот тебе ещё любоваться такой картиной маслом, выдумала!
— Я в любом случае приеду за Арей вечером, я обещала ей…
Обмануть ожидания своего ребенка — самое ужасное, что может помыслить для себя Лиза. Но сейчас важно достучаться до отца Ариадны, любой ценой выманив его домой. Или хотя бы узнать, что с ним ничего не случилось, если в силу неопределенных причин ему противно всё, в том числе и собственным дом. И удостовериться, что он не ввязался в новую сомнительную авантюру.
Если вся жизнь Холмогоровых не подпадала под это однозначное понятие…
— Погоди уезжать, телефон в кабинете заливается, — боясь, что трель, гулко раздающаяся по квартире эхом, разбудит внучку, Юрий Ростиславович покидает коридор, и Лиза механически идёт следом.
На что она надеется на этот раз? Что звонок по душу Космоса? Что ж, вероятнее всего именно так и будет, у Холмогоровых не слишком много друзей и знакомых, которые могли звонить им ранним утром и по неотложному поводу. В квартире академика всё жило для сына и ради сына, а с рождением Арьки и для неё. Как иначе быть могло?
Потому что свёкра явно успокоила речь звонящего. Он тихо поблагодарил собеседника, и, передавая телефон невестке, предпочел удалиться на кухню, зная, что скоро проснётся Ариадна и потребует свой поздний завтрак.
Вопросы про папу и маму последуют после. Юрий Ростиславович мысленно к ним готов. Кто, если не он?
— Возьми трубку, Лиза, тебя!..
Невольно изобразив на лице крайнюю степень недоверчивости, Холмогорова принимает из рук отца Космоса трубку, чтобы на другом конце провода услышать совсем уж неожиданный для себя голос. Но сейчас она рада и ему. Дышать стало чуть легче.
Есть же на свете хорошие люди!
— Поняла! Я помню, где тебя искать, двадцатое… — помощь пришла из самого неожиданного источника. Лиза уже не думает о совпадениях, случайностях и судьбе, но готова ехать по любому адресу, который ей назовут, если понадобится. Недовольства Космоса и степень его вины в происходящем уже не столь весомы. — Приеду через полчаса, успею. Спасибо тебе! Ничего ему не говори! Перебьётся…
 
Неважно, сколько раз сценарий беспокойного утра будет повторен. Холмогоров, болея за свою уязвленную гордость, не позволяющую существовать на вторых ролях, заглушит свою слабость наркотиком, а Лиза будет обещать себе, что не позволит ему упасть на дно окончательно. Потому что терять не может, потому что не привыкла размениваться и опускать руки. Замкнутый круг какой-то, но выбора у неё решительно нет, а иные дороги в их случае почитались за предательство.
Лиза будет бороться, проклинать всех вокруг, кричать от бессилия, чтобы через короткие мгновения привести себя к порядку, продолжая идти дальше.
Но она не выберется из заколдованного леса одна.
Без него ничего не получится.
***
Космос медленно разбирал по кирпичику вчерашний вечер, который закономерно привёл его к не самым приятным впечатлениям в жизни. Не сказать, что он в первый раз штанины дорогущие на нарах протирает, да ещё при каких обстоятельствах его повязали и в каком состоянии, но лучше бы уж оказался в знакомых стенах Бутырки. Может, ему бы тем воздухом легче дышалось!
Хотя в последнее время Холмогорова и не должен удивлять сложившийся порядок вещей, виновником которого стал он сам, но самоанализ по утру ещё никто не отменял. А Кос, приобретая вновь прибывшую трезвость рассудка, любил покопаться в своей черепушке, чтобы после снова возненавидеть себя. Или понять, что он все делает правильно. Никак иначе.
Правильно, Лиза! Правильно!..
Почему из дома уехал поздно? Почему жена, которая во всем держалась его, отшатнулась, посчитав за предателя? Обещание же нарушил, свинья, ничего нового. В который раз за весну, лето, осень. И всё бурление нечисти плавно перетекало в зиму.
Космос вспомнил, что свинтил из дома почти по-английски, не сказав, какой выбрал маршрут. Пусть драгоценная мучается догадками, раз он и на этот раз в чем-то виноват. Перед семьей, друзьями, обществом, а в особенности перед распальцованным Пчёлой, которому соли не кидай, а дай возможность права качать во все стороны!
Зачем рука без лишних раздумий потянулась к дозе и за какие грехи сейчас голова по-адски трещит в ритме «Полета валькирий»? Не ценитель он подобной музыки, не уродился в этом плане в папашу-профессора, а в консерватории был один лишь раз, по крайней глупости и зеленой юности: составили вместе с Лизой компанию Белому, которому эти шопены-мопены тоже снились в кошмарных снах. Ну не вышло из них искусных ценителей прекрасного, а уроки музыки в школе регулярно прогуливались.
И вообще…
В своей жизни Космос Юрьевич единственный раз оценил прекрасное по достоинству. И этим заветным призом с волшебной ленточкой оказалась Лиза. Жениться пришлось. Или её замуж выйти за себя заставил, чтобы больше не вздумала брыкаться, как неуёмная Сивка-бурка. По Ленинградам и окрестностям…
Хотя это, конечно же, шутка. Других ему не предлагать, для них он мертвый и безмолвный истукан. Хоть и связался, кажется, этой дурной ночкой в казино с дамой облегченной репутации, подсевшей к нему за столик в перерыве между коксовыми дорожками и шотландским виски. Похоже, что та сама мадам Брошкина и разбила его назойливо дребезжащий «Ericsson», а после логичного завершения их знакомства поверх купюр, оставленных ей за боевые заслуги, стащила ещё парочку. Хорошо поработала.
Дьявол!..
Космос учился смотреть на себя в новом свете (в конце концов, почему он должен перестать употреблять то, что даёт ему силы двигаться в сложившейся мразотной реальности?) и подпитывал сознание ложной самоуверенностью, но явственно ощущал, что внутри всё расцарапано ядовитыми когтями. Волшебник-кокаин за несколько часов стёр границы и напрочь обнулил хрупкое равновесие, ставшее спасительной звездой прошедшего ноября.