Змеиный культ (СИ)

Пройдя до противоположного конца коридора, Фальтус бросил окурок под ноги и приблизился к преградившей ему путь двери. Старая деревянная дверь, некогда покрытая бесцветным лаком, сейчас выглядела облезлой и неухоженной. На двери висела продолговатая табличка. На красном фоне имелись буквы. Надпись гласила: «Комната персонала. Посторонним вход воспрещён». Фальтус улыбнулся, самодовольно осознавая, что он, пожалуй, и есть тот самый «посторонний».
Схватившись за ручку, он рывком отворил обшарпанную дверь и поспешил войти внутрь. Комнатка оказалась совсем небольшой. Фальтус хотел оглядеться, но не успел, так как его тревожный взгляд моментально приковала к себе висящая на зелёной стене картина. Картина висела прямо напротив дверей, так что каждый, кто входил в комнату волей-неволей её лицезрел. На полотне была изображена жуткая кровавая сцена. Свирепого вида ангел-гигант с белоснежными, воинственно расправленными крыльями, разрывает на куски своих врагов. Врагов, которыми, судя по форме и амуниции, являлись «апостолы». Да, это совершенно точно были «апостолы», что считались предшественниками и прародителями «Искариот». Рассматривая застывшую гримасу ярости на лице крылатого колосса и разорванные останки воинов, Фальтус невольно вспомнил их безумную охоту на Тацирия. Да, та бойня, что так старательно изобразил неизвестный художник на своей картине, не шла ни в какое сравнение с их охотой. Фальтус поморщился от воспоминаний о той бесконечно-длинной ночи, насколько жуткими и мерзкими они были. Воспоминания, что одно за другим всплывали из бездонного омута его памяти, напоминали утопленников, что всегда рано или поздно всплывают, поднимаясь со дна и ввергая окружающих в ужас одним своим видом. Фальтус предпочёл бы навсегда забыть эту ночь, но ему было очевидно, что это невозможно и леденящие кровь кошмары будут преследовать его до конца жизни. Побледневший детектив глубоко вздохнул и чуть склонил голову. Тошнота подступила к его горлу тяжёлым комом. Ослабив удавку галстука, он зажмурился и поморщился.
— Неважно выглядишь. Всё нормально? — послышался знакомый голос.
В дверь вошёл Николай, за ним следовал здоровяк Корбор. Помещение, в котором они намеревались ждать начала вивисекции, напоминало небольшой, но уютный кабинет. Мягкий диван, журнальный столик, умывальник, настенные полки со всякими безделушками и книгами.
— Всё нормально, — быстро ответил Фальтус, располагаясь на диване.
Мягкий кожаный диван был весьма удобным и комфортным. Удобным, несмотря на своё износившееся состояние и почтенный для такой мебели возраст. Да, старый просиженный и до неприличия затёртый диван казался усталому детективу каким-то особенно уютным и близким. Казался живым и даже разумным. Словно он был не просто каким-то там предметом интерьера, а самым что ни на есть полноправным жильцом, обитающим в этой невзрачной комнатушке уже многие годы. Жильцом, умудрённым опытом и знающим великое множество тайн и секретов. Знающим столько историй, что если бы мог говорить, то рассказывал бы их без умолку дни напролёт. Фальтус задумчиво провёл рукой по гладкой кожаной поверхности затёртого дивана-аборигена и непроизвольно улыбнулся.
— Опять пил? — недовольно спросил Корбор, хмуря брови.
Здоровяк замер в двух метрах от Фальтуса, сосредоточенно принюхиваясь. Видимо Корбор почуял запах алкоголя, что распространялся едкой аурой вокруг побледневшего детектива.
Бородатый немного подслеповатый агент напоминал скандинавского воина из древних легенд прошлой цивилизации. Его суровое лицо выражало глубочайшую степень возмущения, приправленную крупицами презрения к своему спивающемуся товарищу.
— Тебе-то что? — огрызнулся Фальтус.
Его невероятно раздражали нравоучения со стороны своих агентов. Раздражали, потому что в глубине души он понимал, что они правы. Да, он сам себя ненавидел и всей душой презирал за те слабости, с которыми был не в силах совладать. Но обсуждать эту проблему он ни с кем не собирался. Корбор ничего не ответил, лишь пренебрежительно ухмыльнулся и горделиво скрестил руки на груди.
 
Фальтус медленно провёл ладонью по лицу, словно пытаясь привести, таким образом, себя в более приглядный вид. Затем окинул затуманенным взглядом журнальный столик, что стоял рядом со столь полюбившимся ему диваном. На столике лежала всякая ерунда. Телефонный справочник, раскрытый на середине. Переполненная окурками пепельница, источающая стойкий застарелый табачный аромат. Какие-то скрепки, карандаши, кнопки и выцветший отрывной календарь за прошлый год. Среди всего этого бардака, выделялась аккуратно лежащая на самом краю столика газета. Фальтус лениво потянулся и взял её в руки. Выпуск оказался свежим, датировался сегодняшним днём. Газета имела громкое и весьма звучное название: «Свет Доминиона». Это была местная продажная газетёнка, что печаталась в типографии принадлежащей семье Обергард. Семье, которая могла похвастаться родством с самим Канцлером. Собственно по той же причине Обергард обладали немалым влиянием в высших государственных кругах. Неудивительно, что в их газете сомнительная политика Канцлера освещалась предвзято и возмутительным образом необъективно. С шуршанием развернув газету, Фальтус пробежался по новостным заголовкам. «Нестабильность энергетических сетей» — гласил один из заголовков. Бегло пробежавшись по строкам новостной колонки, Фальтус понял, что вчерашнее отключение электричества было вызвано внеплановыми ремонтами на одной из станций, которая как раз находится в его районе. В самом конце этой не особо-то увлекательной статьи имелась цветная фотография какого-то столетнего старика. Запечатлённый на фото старикан был одет в дорогущий костюм и неприятно улыбался какой-то лошадиной улыбкой, чрезмерно оттопыривая верхнюю губу. Под фотографией имелась напечатанная мелким шрифтом подпись: «Рудольф Суриус-Карпантий — министр энергетики».
— Что сказал Канцлер? — словно между делом спросил Николай, внезапно приземлившись на диван рядом с Фальтусом.
— Он не верит. Не верит, что генерал одержим. Не верит, что «репрессор» увели со склада. Ни единому моему слову он не придал значения. Зато словам Абрахта он доверяет больше. К счастью Азаир считает нас покойниками, поэтому не так всё плохо. Во всяком случае, пока, — монотонно и лениво пояснил Фальтус, по-прежнему уставившись в газету.
— Как так может быть? Всё потому, что ты уже спился в край! Тебе не доверяют! Репутацией «Искариот» подтёрлись, благодаря тебе! — возмущённо воскликнул Корбор, резко вырвав газету из рук ошеломлённого Фальтуса. Торопливо скомкав, здоровяк швырнул её куда-то в сторону, после чего принялся сверлить сидящих на диване товарищей своим тяжёлым, полным негодования взглядом.
— Заткнись! Ты много говоришь, агент! Видимо забыл, что я глава тринадцатого отдела? Соблюдай субординацию, иначе я вышвырну тебя из ордена как пакостливую шавку! — Фальтус изменился в лице, его слова отдавали злобой и нетерпимостью.
Очевидно, что сейчас Корбор перешёл все грани дозволенного, позволив себе то, чего позволять не должен был. Он, уже не стесняясь, в открытую выказывал своё неуважение пропащему, по его мнению, Фальтусу. Да, Корбор изменился. И изменения эти произошли аккурат после гибели его брата-близнеца. В тот злополучный день, когда им довелось столкнуться с Дарием. Неумолимо нарастающая жажда мести делала Корбора озлобленным и нелюдимым, затаившим обиду на весь мир.
— Орден? Ордена нет! А ты — глава несуществующего отдела! — ухмыльнулся здоровяк. На его лице читалось нескрываемое пренебрежение и упрёк.
— Канцлер подписал бумаги о восстановлении ордена. Отныне «Искариот» вернули своё влияние, — спокойно пояснил Фальтус, борясь с внутренним возмущением.
Поведение Корбора ему совершенно не нравилось, но он старался не развивать из этой мелкой ссоры бессмысленный и никому не нужный конфликт. Впрочем, подавлять кипящую и клокочущую внутри злобу было совсем непросто. Да и несмотря на все усилия, глаза всё равно его выдавали. Блестящий бешеный взгляд, не мигая сверлил здоровяка Корбора, который к слову выглядел уже не столь воинственно как пару секунд назад.