Княжна (СИ)

Девушка встретила его в домашней одежде, с сырыми волосами, закутанными в полотенце. С кончиков прядей, выглядывающих из-под хомута, капельки воды срывались за воротник клетчатой рубашки, что была почти в одну длину со штанинами серых шортиков. Аня посмотрела на Витю глазами, раскрытыми шире обычного. Словно она не ожидала, что Пчёлкин явится именно сейчас.
Словно ей ещё нужно было время, — несколько часов, минимум — чтобы ещё сильнее себя заставить нервничать, а потом уже равнодушной стать к внезапной пропаже Пчёлы.
Витя понял, что они бы могли так вечность стоять, поэтому спокойно, словно не случилось ничего, повёл себя. Он улыбнулся, чуть приподнял руку с покупками и протиснулся в квартиру Анны, не дожидаясь приглашения:
— Привет, Княжна, — кинул, когда прошёл мимо неё.
Не наклоняясь, Пчёлкин снял ботинки, поочередно упираясь пальцами ног в пятки, и быстро направился на кухню. Выглядело это максимально небрежно и естественно, словно они с Князевой вместе уже несколько лет жили, но вот икроножные мышцы при шаге у Вити словно окаменели.
Анна чуть постояла возле порога — собственное прозвище её на время парализовало — и только потом обернулась за спину свою. Посмотрела, как Пчёла стал покупки выкладывать, на миг подумала, что вздёрнутый постоянными переживаниями разум с ней злую шутку сыграл, что галлюцинацией всё происходящее было.
Уголки губ дёрнулись в усмешке, непонятной даже самой Князевой, когда она всё-таки заперла дверь на замок.
 Девушка зашла на кухню, чувствуя себя вступившим на минное поле сапёром. Чуть постояла за спиной у Вити, у которого под тяготой тишины руки забивались, как после тренировки на бицепс и трицепс.
Воздух стал сухим. Девушка стянула с волос полотенце, чуть их промокнула и вниз потянула, чтоб излишне тонкие пряди у висков не торчали пушком.
Подошла к Пчёлкину, локтями упёрлась в поверхность стола, но слов не нашла. Любая попытка хоть как-то разговор завести вдруг стала казаться Ане шагом прямо в медвежий капкан.
Тогда губы сами по себе разлепились, говоря:
— Не думала тебя увидеть.
— Только с делами расправился, — сказал Витя и даже не соврал.
Вечер четверга, незаметно перетекший в утро пятницы, он со всей бригадой провёл в «Курс-Инвесте». Сначала Артурчика пытались выкурить из его кабинета, в котором дебил заперся, чуть ли не воплями приказывая Белову и компании свалить подальше. Потом Космоса, явно взбесившегося от тона такого, успокаивали, от Лапшина пытались оттащить, да так, чтоб всё обошлось без телесных повреждений для старого Витиного соседа. Только к трём часам ночи они вбили в голову Артуру простую житейскую истину, что лучше ему с бригадой не играться, если жить — относительно спокойно — хочет. А напоследок, радуясь сообразительности Лапшина, — тоже совершенно относительной – компания пропустила по рюмочке коньяка. Потом все дружно разбрелись по машинам, совершенно не переживая, что чуть пьяными были, и по домам разъехались.
Витя точно помнил, что, мча по пустой Тверской, думал к Анне заехать, но в последний момент передумал. Будить не захотел.
Пятницу с родителями провел, которые позвонили чуть ли не с самого утра и сказали, что соскучились. Пчёла так прикинул, что со свадьбы Сашиной к маме не заезжал, потому относительно быстро собрался и поспешил на Новочерёмушкинскую улицу, на которой провел всё детство и юность свою совершенно незабываемую.
Он за ужином выпил с отцом несколько рюмок армянского коньяка, привезённого «партнером по работе», на деле бывавший ереванским криминальным авторитетом, и долго ему какие-то байки — ни то придуманные, ни то реальные — травил. Когда мама с папой уже спать собрались, Витя уселся курить в гостиной, что для него до двадцати лет было строжайшим табу. Посмотрел на стену перед собой и заприметил на ней рамку, на которую внимание обращал примерно раз в декаду.
Фото родителей с их свадьбы в шестьдесят седьмом году красовалось под стеклом, и почти лихорадочный ассоциативный ряд мыслей привёл его воспоминаниями к Княжне. Витя на пошедший желтизной от времени снимок взглянул и вспомнил пьяной башкой своей, как оставил, дурень, девочку в одиночестве, какое развеять могла лишь книжками, как уехал некрасиво.
 
Какая-то неясная — то ли хмельная, то ли излишне чувственная — тоска накатила, щемя сердце до рези в глазах.
Решил, что поедет к ней в субботу. И приехал. Стоял теперь с Аней на кухне и ощущал, как язык прилипал к нёбу, будто щедрым слоем клея был намазан.
Князева кивнула каким-то своим мыслям, будто во взгляде Пчёлкина все события последних дней увидела, и так же, как сам Витя, замолчала.
Пчёла отложил авоську в сторону. Анна заметила, в основном, овощи. И мясо замороженное — удивительно, как Витя его довёз при такой духоте. Немного сладостей, которые, вероятно, суммарно вышли на десятки тысяч, и несколько бутылок минеральной воды.
— Саша, по всей видимости, вас по очереди ко мне с продуктами отправляет? — спросила с усмешкой Князева. Взяла курицу, умудрилась одной рукой открыть морозильную камеру. — То Космос всё еду привозил, катался чуть ли не каждый день, теперь ты… Когда Валеру ждать?
Витя сам усмехнулся, но не от веселья. Кисло вся ситуация выглядела. Действительно, что ли, думала, что он только еду привезти хотел? Будто Аня не в состоянии в магазин на нулевой этаж спуститься, как же.
Неприятно зацарапало в горле и вниз по трахее. Как лезвием меча японского самурая, на которого в детстве Фил хотел быть похожим.
 Анна ходила от стола к холодильнику, Пчёла скинул пиджак, в котором можно было упариться, и положил его на спинку стула. Голос не дрогнул, когда Витя протянул:
— Попрошусь у Сани на эту «должность» на постоянную основу.
Князева усмехнулась и только через какие-то секунды поняла, что не знала, шутил Витя, или правду говорил.
И снова тишина. Дурацкая, бесящая безмерно. Пчёлкин взгляд отвел в сторону и беззвучно, едва ли разлепляя губы, ругнулся себе под нос. И почему они вообще делали вид, что всё нормально?
Или, может, Анна и не прикидывалась, и для неё действительно его визит — лишь повод принести провизию? А в спальне у неё уже висело выглаженное платье, каким девушка планировала шокировать умников с Ленинской библиотеки?
Какой кошмар.
— Слушай, давай поедим?
Анна аж остановилась. Приготовить обед для неё проблемой не было — ещё с обучения в первом классе, стоило Князевой только научиться обращаться с газовой плитой, девушка готовить научилась. Сначала, конечно, верхом кулинарных навыков была яичница, но со временем мама стала всё чаще на ночных сменах пропадать, чтобы себя и дочь прокормить да одеть, и Ане пришлось бо́льшим изыскам учиться.
И, чего уж там, научилась. Только услышав от Пчёлкина тогда это… предложение, вдруг захотелось хохотнуть коротко. Почти что нервно.
— Ты, что, голоден?
— Не стал бы предлагать, Анюта, если бы не хотел есть, — заметил резонно Пчёлкин и оттолкнулся, наконец, от стола, на который опирался. Подошел к девушке и, улыбнувшись мягко, взял из её рук огурцы и помидоры для салата.
Девушка толком не сопротивлялась, только на Витю посмотрела, словно явно сомневалась в его вменяемости. Так, что, быть должно? Или Пчёлкин прикидывался?.. Она назад сырые волосы откинула и сказала, ощущая онемение кончика языка:
— Вниз по улице есть бистро.
— Там та ещё отрава, — скривился Пчёла. Отвернулся, вымыл овощи, а сам понял, что его, по сути, очень культурно послали. За дверь выставили. — А так домашнего хочется…
Слова его прозвучали, как намёк, который понять бы смог даже совершенно бестактный тупица. Аня поджала губы, словно думала, как на слова Пчёлкина ответить поострее, но потом вдруг выдохнула, смиряясь. Сама не поняла, почему сдалась так быстро, но убрала последние две луковицы на стену холодильника, освобождая руки, и достала сковородку со вчерашними свиными котлетами.
Посмотрела на Пчёлкина, который едва ли мог не улыбаться, и предупредила, с напускной хмуростью покачала головой: