Это моя дочь (СИ)
— Хорошо, — после паузы согласилась она. — Утром начну собирать наши вещи.
— Не наши, Настя. Свои. Даша здесь останется.
Теперь она заплакала. Я её по плечам глажу, к себе прижимаю и утешаю. Шепчу, что это ради дочери. Она слишком много всего пережила. Если сейчас и отсюда её забрать, будет ещё хуже. Но на самом деле все проще — я не хочу отдавать ребёнка. Всё во мне протестует против этого, я ужасен, но ничего с этим поделать не могу. Настя родила нашу дочь, но они словно две параллельные прямые, которые не пересекутся никогда, я не могу представить их вместе — им обеим будет плохо. Маленькая Даша слишком яркая и темпераментная, они сломают друг друга.
— Ты сначала меня из моей жизни забрал, — всхлипнула Настя. — А теперь выбрасываешь из своей, как ненужную вещь, как игрушку сломанную.
— Неправда, — не согласился я. — Просто пора быть бывшими, какими мы и были последние два года. А Даша…вам сначала нужно привыкнуть друг к другу. Хорошо? Видеться вы сможете столько, сколько захотите.
Отстранилась от меня, вытерла щеки ладонями, хотя слез и так в темноте не видно. Глубоко вдохнула, возвращая себе самообладание.
— До нового года три дня… Ты позволишь мне остаться на праздник или выгонишь прямо завтра?
— Черт, — вспомнил я про праздник. — Оставайся, конечно. И я не выгоняю тебя, просто хочу жить своей жизнью.
Она кивнула, явно уже погрузившись с головой в свои мысли. Ушла. Я вернулся в постель, зная, что обманываю себя, уснуть все равно не смогу. Пошла вторая ночь, как Ольга исчезла. Где она, как она? Тепло ли ей, сыта ли? Обижает ли её он, тот мужчина из её прошлого? А если ей хорошо с ним? Смогу ли я понять и принять то, что она отказалась от своей дочери, от двух ни к чему не обязывающих ночей со мной, ради другого мужчины?
Одна мысль об этом била по самолюбию. Но черт, я же взрослый мужик. Я переживу то, что мне предпочли кого-то другого. Вот Дашка… и снова подумал — не верю, что Ольга находится там добровольно. Найти её нужно и вернуть, и подарить Дашке, как самый лучший подарок на новый год.
Телефон на ночь не выключал — надеялся на внезапный звонок. Я ждал его, но все равно от неожиданности вздрогнул. Чёртов телефон заблудился где-то в складках одеяла, я все проклял, пока его добыл — все казалось, с каждой секундой шанс услышать нечто важное теряю.
Ярослав.
— Да! — бросил нетерпеливо, отрывисто.
— Вы просили звонить, если что-то важное будет. Звоню. Недалеко от дома Ольги есть небольшой продуктовый магазин. В нем, на удивление функционируют все камеры, даже внешние. Я проработал все проехавшие мимо автомобили, а это единственный выезд со двора на дорогу. И Демид, у нас есть машина. Его машина.
Глава 44. Ольга
Комната кажется уже почти родной. Не безопасной, но привычной. Муж в порыве светлых чувств заложил разбитое окно подушкой и теперь не сквозит даже. Красота да и только.
— Куртку порезала, бестолковая, — покачал головой муж. — Ладно рука, руку не жалко, как на собаке заживёт. А куртка новая почти, и нравилась мне.
— Новую купишь, — равнодушно ответила я.
Он наведался в машину и принёс ещё пакет барахла. Наручники. Фривольные такие, с жирным намёком на интимность — розовые, пушистые.
— Крепкие, — порадовал муж. — На себе сначала проверил. Умеют же делать, китайцы, когда хотят.
И так мирно все, словно обсуждаем покупку с сомнительного сайта, которая вдруг, неожиданно для всех, оказалась удачной.
— Зачем, — спрашиваю я. — Тут же решётки, я никуда не денусь.
— Ага, потом ещё чем нибудь пырнешь, нет, спасибо. Смелая слишком стала. Ничего, посидишь пару дней голодная, снова будешь милая и ласковая. А уж когда я девочку заберу, вовсе запоешь соловушкой.
Я пытаюсь контролировать эмоции, но поздно, он уже понял, что моё слабое место нашлось. Что за себя мне не страшно. Мне страшно за маленькую девочку, которую родила чужая женщина, которую у меня отобрали, а она все равно — вся жизнь моя.
— Андрюш, — вдруг обратилась я по имени, как сто лет назад, когда не боялась ещё его. — Зачем нам нужен чужой ребёнок? Обуза. Давай вместе уедем. Я и ты. Я тебе нового ребёнка рожу, сына, как ты хотел.
Смеётся. Уверен, что читает меня, как раскрытую, сотни раз уже читанную книгу. Явно собой доволен.
— Девочка нужна для того, чтобы ты и дальше звала меня Андрюшей.
— Я буду, — скриплю зубами от отчаяния, стискивая челюсти что есть силы. — За тебя беспокоюсь. Он же богат. У него охрана, они вооружены, а ты не чужой мне все же. Муж.
— Всё хорошо будет. Я с его женушкой столкуюсь, мы неплохо ладим, а за ней есть небольшой должок. Ну, бывай, скоро вернусь.
Уходит. Я сижу на полу возле холодной батареи и плачу и бессилия. Плакать нельзя. Нужно делать что-то. Как-то выбираться, предупредить Демида, заставить его меня слушать. Нужно действовать немедленно.
Сначала я пыталась сломать батарею, точнее трубу которая к ней вела. Было у нас с Дашкой такое — на одной из съемных квартир шкаф двигала и сломала трубу отопления. Хорошо всех тогда залили. Но то — город. Там из пластика все, что можно. Тут — металл. Крепкий, наверное ещё при советах кованый, ему все мои усилия до лампочки. Я упиралась ногами в стену и тянула, что было сил. Я пинала эту трубу ногами. Я вкладывала в это все свои силы, но металл, крашенный грязно-голубой краской, был непоколебим.
Тогда я обратила внимание на наручники. Муж оказался прав — они были сделаны на совесть. Отказывалась обрываться даже цепочка, что соединяла браслеты. Слишком крепко, слишком.
— Зачем я такая слабая, — в отчаянии простонала я.
Поплакать бы снова, да толку от слез. Приснилась лбом к шершавой стене. Она — холодная. Всё вокруг холодное. Сначала я легко холод переносила, благо муж меня увёз полностью одетой — и в сапогах, и в куртке. А сейчас сопротивляемость организма упала, холод пробрался в самое моё нутро и холодил прямо оттуда.
Вот выберусь отсюда, отсраненно подумала я. И на море махнём с Дашкой. Не наше, холодное, а на далёкое-далёкое, жаркое. Туда, где вода, как молоко парное, а солнце прожаривает до самых костей. И кожа облазит тонкой шкуркой уже к исходу первого дня. Дашка будет рядом в песке строить замок, а я лягу на шезлонг, глаза закрою, в бокале коктейль с кубиками льда, хотя нет, к черту лёд, пусть все горячее будет…
Не будет, вдруг чётко понимаю я. Ни Дашки счастливой, ни кубиков дурацких. Ничего не будет, если я здесь останусь. Соберись. Сделай все, что можешь. Сделай больше, чем можешь.
Нужно порвать эту цепочку. Снова ногами уперлась, приготовилась, дёрнула, что есть сил. Вскрикнула от боли — цепочку не порвала, но рассекла о браслет кожу. От моих многочисленных усилий начал отходить розовый искусстенный мех, под ним обнажился металл, о который я и поранилась.
Я замерла. Сколько я в своё время читала криминальных историй? А сколько фильмов смотрела? Глупая я, глупая. Кровь — скользкая. И это отлично просто. Сижу, смотрю, как струйка крови стекает по ладони, пропитывает розовый мех, капает на пол. Вжимаю большой палец внутрь, к центру ладони. А потом дёргаю. Снова и снова.
И даже не понимаю сразу, что освободилась. Что получилось у меня. Боль в измученной ладони такая сильная, что не чувствую освобождения, только, как по инерции упала и затылком о пол стукнулась, так и дошло. Свободна!
Бросаюсь к двери. Тут — легче. У меня ножик есть. В деле осовобождения от наручников он был бесполезен, потому что в маленькое отверстие замка я не могла его ввести. А дверь я открыть сумею, я мастер, я все время ключи теряю, а этот — простой. Ввожу внутрь. Я не пытаюсь открыть ювелирно, я просто ломаю замок изнутри, он щёлкает, проклиная все на свете и потом сдаётся. Пинаю дверь, вываливаюсь в коридор.
На улице темно уже — очередной вечер настал, я уже со счету сбилась. Настал новый год уже, или ещё нет? Когда Шахов появился в моей жизни ноябрь был, только снег ложился, только все покрывалось льдом. Чуть больше месяца прошло, а кажется — целая жизнь.