Вместе вопреки (СИ)
Однако сейчас, глядя на голубые глаза своего сына, я кажется, вполне реалистично перемещаюсь в тело Алисы и вижу все наши встречи за последнюю неделю с ее точки зрения.
Вижу свой холодный насмешливый взгляд, когда я сообщаю ей, что знал о ее сыне. Издевательскую ухмылку, когда пренебрежительно предлагаю отправить его к дальним родственникам или в детский лагерь, например. И да, очень ярко вижу неприкрытую жестокость, с которой я заявляю, что мне наплевать.
Неверие. Осознание. Шок. Все эти эмоции проходят насквозь, чтобы затем опять пронизывать меня с новой силой. Снова и снова. Влет вылет. И каждый раз словно удар под дых.
Солнечное сплетение полыхает каким-то ядовитым огнем, будто кто-то от души плеснул туда кислоты. Как так, черт возьми, получилось? Как я так облажался?
Метаю растерянный взгляд между двумя мальчиками. Они примерно одного возраста. Друзья? Соседи? Твою мать!
Саяра Даяновна помогает Алисе с Тимуром, а она, наверняка, помогает ей с внуком. И когда я видел как они выходят из машины был как раз один из таких случаев.
Я ведь ехал с ней поговорить, ехал, нахрен, выяснить все насчет ребенка. Поверил, что сын от меня. Внушил себе. Нарисовал какую-то картинку. И как же больно было падать на землю. Хотя, судя по нынешним ощущениям, прошлое падение было не таким скоростным и длинным. А вот сейчас я, кажется, пробил земную кору и на всей скорости мчусь к раскаленному центру земли. Потому что не только кожа, все внутренности полыхают от адского пламени. И если в прошлый раз я злился на Алису, то сейчас мне некого винить кроме самого себя. И наказывать нужно себя. Но как? Так как я сам себя наказал, никто уже не сможет. Пять лет! Пять лет жизни моего ребенка. Пять лет моей жизни без него! И эта неделя… Своими действиями, своими словами я, наверняка, оттолкнул Алису еще дальше, чем шесть лет назад. Я убедил ее в том, что мне наплевать на сына. На нашего сына.
Хочется выть. Громко.
Рвать на себе волосы. Клочьями.
Биться головой о дерево. Сильно. Вот этот дуб, кстати, вполне подойдет.
Но нельзя. Не сейчас.
Тимур и так смотрит на меня настороженно. Второй мальчик, Костас, так вообще дрожит.
— Я друг Алисы, — обращаюсь к ним обоим. Голос звучит неправдоподобно, хрипло. Это, наверное, потому что сам себе не верю. Ну какой из меня друг? Друзья так не поступают. Любимые — так тем более. А сказать Тимуру правду сейчас — это огорошить его и испугать еще больше.
Интересно, что Алиса ему сказала по поводу отца? Наверняка ведь он у нее спрашивал где папа. Сказала что умер? Бросил ее? Наверное, первый вариант все же предпочтительнее. Умер, значит воскреснет. Не проблема. Проблема сейчас убедить Алису в том, что я не знал о сыне.
И это будет чертовски нелегко.
— Пойдем к Саяре Даяновне, — осторожно предлагаю, так как мальчики все еще сторонятся меня. — Позвоним маме по видеосвязи и она сама скажет, что я друг и со мной можно ехать.
— Это у тебя собака фараон? — спрашивает Тимур.
— Да, Рамзес, — киваю с энтузиазмом. — Мама тебе о нем рассказывала?
— Я даже разговаривал с ним, — гордо заявляет мальчик. — Он очень смешно дышал в трубку.
А затем мое сердце делает тройной кульбит, потому что он улыбается. Улыбается и кивает:
— Ладно, пойдем.
Мне хочется схватить его за руку, сжать запястье крепко-крепко, чтобы никуда не сбежал, чтобы понял, что у него теперь есть я. Его отец.
Но приходится сдерживаться, я для него никто. Даже не друг. Незнакомый дядя, которого он увидел впервые в жизни. Но несмотря на доводы логики, пальцы так и тянутся к нему.
Если брать за руку нельзя, то может, можно хотя бы потрогать? Потрепать по волосам? Похлопать по плечу? Взрослые ведь так делают с детьми?
Черт возьми, я понятия не имею как надо вести себя с ним, чтобы не напугать, чтобы не перейти границы.
Стремясь хоть чем-то занять руки, хватаю с земли их велосипеды и когда касаюсь руля, задеваю руку Тимура. Он даже не замечает этого прикосновения, весело предлагает другу: “давай кто быстрее добежит?” и стрелой уносится вперед, а я еще на какое-то время застываю на месте. Пытаюсь осознать этот факт. Переварить. Впитать в себя. И перестать, наконец, бояться, что в любую минуту мираж рассеется.
Нет, мой сын состоит из плоти и крови. У него теплые, перепачканные чем-то липким пальцы, небольшой шрам на запястье и озорная улыбка. И он никуда от меня не сбежит, не исчезнет. Ни он, ни его мама. Потому что я разобьюсь в лепешку, но сделаю так, чтобы она меня простила. Я все объясню.
У принцесски все еще есть чувства ко мне. Последние дни как нельзя лучше это показали. И если еще вчера я не понимал, что ее сдерживает, почему у меня никак не получается разрушить ее холодный фасад, то сейчас мне все ясно как никогда. Алиса, может, и любит меня, но сына она любит больше. А из-за моих слов, любые чувства ко мне — это открытое предательство Тимура.
Черт возьми! Как она еще глаза мне не выцарапала за такие слова? Как она, вообще, могла находиться со мной рядом все эти дни? Терпела мои прикосновения, наслаждалась ими… каждый раз думала о моих словах и винила себя. Моя принцесска. Моя девочка. Я все исправлю. Обещаю.
Глава 44 Марат
Несмотря на то, что еще сегодня утром я клялся и божился. что больше не буду скрывать эмоции, что дам им, наконец, волю после стольких лет, сейчас, сидя на заднем сиденье своей тачки рядом с Тимуром, я делаю именно это. Запечатываю свои эмоции. Наглухо.
Потому что если дать им волю, если дать мысли о своем отцовстве крепко пустить корни в моей голове, то я просто не выпущу его из машины. Прямо отсюда мы поедем в мою квартиру, где я буду целыми днями, 24/7 наверстывать упущенное. Я хочу знать о нем все: что он любит, чего боится, что вызывает у него улыбку и делает его счастливым. А еще я хочу его трогать. Постоянно. Нет, в маньяки я себя пока записывать не спешу, но… он мой сын!! Часть меня! Лучшая, блин, часть меня! Я хочу его обнять, не выпускать из рук очень долго.
Он уже умеет кататься на велосипеде и это чертовски обидно. Кто его учил, Алиса? Саяра Даяновна? Или был в его жизни кто-то еще? Какой-то значимый взрослый?
В детстве, когда отец на меня забивал, когда делал вид, что меня, поломанного пацана, просто не существует, я всегда обещал себе, что не буду таким. Нет, в подростковом возрасте я об отцовстве, конечно, не мечтал, да и не задумывался особо, но какие-то эфемерные мысли о том, что с моим ребенком будет по-другому, у меня уже были.
А получается, что нет. Я не такой как мой отец. Я еще хуже. Тот хотя бы обеспечил меня жильем и материальными благами. Меня же в жизни сына не было от слова совсем…
Что еще я пропустил? “Всё”, — бьёт набатом мой воспаленный мозг. Ты пропустил дохрена, Марат. Ты пропустил пять лет жизни своего сына.
Думаю, умение кататься на велосипеде, это самое малое о чем я должен сейчас сожалеть. Чему обычно отцы учат детей? Драться? Нет, это наверное, рано.
Бросаю беглый взгляд на сына: слишком худой. Я в его возрасте был таким же, еще до проблем с едой. Собирать конструкторы? Это я могу. Арине на день рождения подарили огромный кукольный дом Лего, так мы с Булавиным за пару часов справились, пока именинница нетерпеливо подгоняла нас.
Твою мать. Арина.
Снова словно в замедленной съемке проматываю наш визит к Булавиным, только теперь не от своего возмущенного “что опять не так” лица, а от лица Алисы. Мне не показалось. Она тогда точно плакала. Потому что увидела мое отношение к Арине, гребанную тиару… До боли в костяшкам сжимаю подлокотник и командую Вадиму:
— Тормозни у Детского мира.
— Окей, — кивает он с любопытством поглядывая на меня. Наверняка ведь заметил как меня кроет. “Это точно не твой сын?” — с издевкой звучит его голос в голове. Не точно, блин. Нихрена не точно.