Мир за мир (СИ)
Она помешала в кастрюле пригорающую кашу. «Ещё и свекрыса вредничает — невкусно ей, понимаешь! А ты денег дала, чтобы вкусно было? И так забесплатно тебя ворочают да утку подают! А мальчишки мяса хотят, да побольше! А их папочка на это мясо зарабатывает? Сорок лет, а всё планктонит за смешные деньги, и даже на такой работе только из жалости держат!»
Ирина бросила в кашу кусок почти просроченного масла, купленного с большой скидкой, и в противный запах разваренной пригоревшей гречки органично вплелась вонь прогорклого сливочного масла. «Каша с маслом даже! С маслом! А ей, видите ли, невкусно!» Она начала настраиваться на свою ежедневную ругачку со свекровью — такую же уныло-тошную, как каша, но настройку сбил звонок в дверь.
«Хоть бы Анка!» — в предвкушении пошла открывать Ирина. У детей ключей не было. Она и так всё время дома, а дети потеряют ещё, а потом воры залезут! Красть у них, конечно же, было особо нечего, но, как известно, именно бедняки больше всех трясутся за свой скарб. — «Я ей покажу, как болтаться непонятно где! Она у меня всё перестирает, а потом за уроки сядет! И переписывать заставлю, если хоть одна ошибка!»
Но за дверью оказалась совершенно незнакомая женщина:
— Добрый вечер! Маргариту Михайловну можно?
* * *
— Ну здравствуй, Лесная Сестра! — хрипло произнесла лежащая на кровати старуха — именно старуха, а не «старушка». — Ты за Анкой пришла?
— Вы меня знаете? — удивилась Ната. Нет, Анину бабушку она точно видит первый раз в жизни. Тогда откуда?..
— Кто бы ещё посмел осквернять улыбкой храм безнадёжности в юдоли сей? — усмехнулась Маргарита Михайловна.
Да, Аня говорила, что бабушка у неё, в отличие от родителей, живая, но что настолько мудрая и способна так витиевато выражаться… «Стража Вихрей бы сюда!» — рассмеялась про себя фея. — «Родственные души».
Старуха тем временем попыталась приподняться, и Ната, поняв её желание, подтянула костистое тело к изголовью и подложила под спину две подушки. Теперь бабушка полусидела — в довольно удобной позе.
— Сиделкой работала? Вижу, вижу! — умные глаза продолжали разглядывать Лесную Сестру. — Садись! — старуха показала на табуретку. — Так ты за Анкой?
— Маргарита Михайловна…
— Да Ритой меня зови! — перебила бабушка. — Старая уже, наелась почтительности. Теперь уж сказки хочется, так не полагается старухам! Тебя-то как?
— Наталия… да просто Ната.
— Слышала я про тебя. Как узнала? Да зима на улице, а ты в туфельках. И улыбка у тебя как у Анки, когда она цветок тянет, — Маргарита Михайловна показала на цветок в горшке, стоящий на подоконнике.
— Рита, так ты знала, что Аня это может?
— Да знала, знала! Это Ирке с её беготнёй не до того, а я уж примечаю! Фея Анка, давно знаю. В ученицы брать будешь? Бери, не сомневайся! Добрая она. Да не читаю я мысли! — добавила бабушка, заметив изумление Наты. — Думать умею! Уж не знаю, как ты с Анкой познакомилась, но фею небось сразу распознала. А что ко мне пришла — так не пойдёт она в ученицы к фее, которая мне не поможет. Чудес не надо, для Анки их оставь, только на ноги встать помоги! А то всей жизни у меня — с Иркой поругаться. Поесть хорошо и то не могу, сил нет её помои жрать!
Лесная Сестра содрогнулась, перехватив обречённый взгляд старухи. «Как же тяжело она переживает свою немощь! Аня правильно говорила — бабушка стала совсем невыносимой. Обычно в такой ситуации становятся невыносимыми мужчины, а здесь вот — сильная женщина, которая оказалась прикованной к постели. Умная. Деятельная. Нет, её мир нужно воссоздать во что бы то ни стало! Что самое ужасное — нет никакого такого Семихина, которого достаточно уничтожить, как это было в искажённом мире Дашиного отца. Старость и болезнь. Враги куда страшнее».
— Что случилось-то с тобой, Рита?
— А упала я. Развёл скользкоту боженька сраный! — внезапно вспыхнула гневом Маргарита Михайловна. — Что смотришь? Не ждала, что старуха — да на боженьку так? А не надо развлекаться, градусник то в плюс гонять, то в минус! Верю я в Него, потому и ругаю! Бедро сломала в суставе, полгода не срасталось, а как срослось, не встала я на ноги. Сустав подвижность потерял и кости хрупкие стали. Даже в кресле сидеть не могу.
«Искусственный тазобедренный сустав», — прикидывала Ната. — «Сама операция. И длительная реабилитация — после двух-то лет постели. Ещё, понятно, эстрадиол и прочие гормоны, раз «кости хрупкие», но это уже мелочи».
— Ты же после операции не сразу «на ноги встанешь»… — осторожно начала она.
— А то я не знаю! Так хоть будет зачем силы тратить! Да возьми меня на операцию — завтра же легла бы. Только не на что! Пенсию свою коплю полтора года, Ирка бесится, что ей не отдаю — так много её, той пенсии? Понимаю, что дура, за соломинку хватаюсь, а не хочу Ирке! Сготовит два ведра помоев вместо одного — вот и вся разница!
— Рита, а бесплатно разве не делают?
— Да делают, только очередь лет на пять. Думаешь, я одна такая ломаная? Там вертеться надо, подмазывать, чтобы поближе передвинули. Это я смогла бы, случись с Олежкой что, а он… Всю жизнь его держала, дура! Теперь ничего сам не может, — старуха, махнув рукой, бессильно навалилась на подушки.
Лесная Сестра решительно встала:
— Хоть завтра, говоришь? Где у тебя карта, история болезни и прочее?
— Да шкаф открой, сразу папку увидишь.
— Тогда я завтра по клиникам — поищу, кто возьмётся. И не думай о деньгах! Как договорюсь — сразу ложись на операцию. Может быть, уже послезавтра.
— Я знала, ты поможешь, — на глазах сильной женщины выступили слёзы. — Отпущу с тобой Анку. Только… — она на мгновение стала действительно девочкой Ритой. — Очки дай и книгу с полки, «Сказки» которая. И это…
Маргарита Михайловна, взяв Нату за руку, слегка притянула её к себе:
— Дочка! Вкусненького принеси!
* * *
— Аня, бабушка у тебя — просто чудо! — восхищённо выдохнула Лесная Сестра, появляясь на своей кухне.
Теперь кроме Алины с Аней здесь был и Страж Вихрей, увлечённо объяснявший девочке какую-то математику. Одновременно вся троица азартно поглощала прямо со сковородки омлет с шампиньонами.
— Ммм? — вскинула глаза Аня.
— Завтра буду узнавать! — Ната победно потрясла папкой.
— Фигасе… За деньги, что ли? В кредит? — на лице девочки опять появилось выражение недоверия.
— Ну хоть ты про деньги не упоминай, а? Наколдуем сколько надо, — Лесная Сестра залихватски подмигнула. — Мы же феи, не забывай!
— С-спасибо, — Аня ошарашенно переводила взгляд с Наты на Алину и обратно. — А Артур — тоже фея?
— Он «фей», в мужском роде, — рассмеялась Ната. — Маг. Представляет у нас стихию Воздуха. Да, бабушка просила ещё сейчас принести ей вкусненького. Что любит, не знаешь?
— Только не макароны с кашей! — передёрнулась Аня. — Мама этой дряни как наварит — несколько дней едим через силу, а она ещё ругается, что готовит-старается, а никто не ест.
— Анечка, ты меня извини, но такое впечатление, что твою маму лучше вообще к плите не подпускать! «Невкусные руки» это называется. Бывают люди без музыкального слуха, а бывают — без малейших способностей повара. Что сама-то не готовишь? Или папа?
— Да мама с кухни гоняет — «не переводи продукты, иди лучше постирай, иди пол помой…»
— Блюдёт тётя иерархию! — съязвил Страж Вихрей. — Повар-то типа выше поломойки, вот и не положено, чтобы младшая женщина готовила, а старшая намывала!
— Ой, да… Я как-то не думала. Раньше бабушка готовила.
— Артур у нас такой, метко подмечает! — ухмыльнулась Алина. — Ань, предупреждаю — иногда слишком метко. Папа твой не очень обидчивый? — Ледяная Дева понимала, что с «тилихентом» Олегом Павловичем придётся разговаривать именно Стражу Вихрей.
— Да он вообще никакой стал. Мама пилит, а он как-то вяло отбивается и всё.
— Так, его тоже накормить надо, — Ната деловито распахнула дверцу холодильника. — И братьев. Ты говорила, близнецы, тринадцать лет? Ну вот, самый прожорливый возраст. Кстати, что у тебя с руками? Ты что, стираешь руками?