Ноль эмоций (СИ)
— Это тебе спасибо… за все, — даже не видя его лица, я чувствовала, что он улыбается.
— Обращайся, — сонно пробормотала я, завершая обмен любезностями, и закрыв глаза, уже проваливаясь в сон, услышала тихое: «Баю-баюшки-баю…», от которого слегка потеплело на душе.
Глава 13
никто не выжил после взрыва
лишь в луже пепла и слюды
мы обнаружили смешные
следы
Костя отлеживался несколько дней. На улицу по нужде он выползал сам, сходил со мной проверить сеть, правда, в воду лазила я. Достала две рыбины, и мы запекли их целиком на углях.
Жара спала после сильной грозы, которая бушевала всю ночь. Я даже вылезла наружу, накрыть отдушину над очагом, чтобы ее не заливало потоками воды. Постояла под ливнем, любуясь отсветами молний и слушая раскаты грома и дождь. Я слышала каждую каплю, все капли, которые падали рядом со мной и далеко от меня на листья, траву, ветки деревьев и землю. Шум от этих капель сливался в одну молчаливую песню, и если стоять и слушать, закрыв глаза, то можно было различить подобие мелодии под аккомпанемент грома. Когда я вернулась в землянку, совершенно промокшая, Костя странно на меня посмотрел. Не спрашивая, что я там, снаружи, делала так долго, он подвинулся, приглашая меня к себе под теплый бок и куртку.
После грозы я ходила за грибами. Притащила ему целый рюкзак, однако половину из моих трофеев он забраковал и велел вышвырнуть.
Каждый день я осматривала его раны. К моему огромному удивлению, они не загноились и выглядели вполне удовлетворительно, учитывая, что зашивать мне было нечем. Первые несколько дней Костя старался поменьше двигаться и шевелить рукой, потом его движения стали увереннее, голова перестала кружиться при каждом резком движении. Я пришла к выводу, что кризис миновал. Но все еще не решалась заговорить с ним о том, что произошло в деревне. Он сам заговорил со мной.
— Черт его знает, откуда они взялись.
Я сразу поняла, о ком шла речь, села рядом с ним на жесткой лежанке, поджав ноги и глядя на пламя свечки.
— Я же тебе рассказывала: подъехали на автомобиле…
— Я не о том, — поморщившись, отмахнулся он. — Откуда они вообще взялись и зачем прикатили в эту деревню. Судя по тому, что ты видела, это были инкассаторы. И что-то мне подсказывает, что они грабанули то ли банк, то ли собственную машину. И теперь скрываются. А нычку устроили здесь, как и я, потому что этой деревни нет уже ни на одной карте.
— А ты сам откуда о ней знаешь?
— Тут был когда-то дом моего прадеда.
— Тот самый?
Он усмехнулся:
— Нет, кстати, другой. В этом просто подпол удобный, и его не заливает.
— А они? У них тоже предки из этой деревни?
Он пожал плечами.
— Как ты сумел подпустить их к себе так близко? Ты же был вооружен…
— Я не ожидал никого, кроме тебя тут встретить. Расслабился, громыхнул крышкой. Потом услышал, что кто-то идет, подумал, что это ты…
— Они дали по тебе очередь. И не попали?
— Инстинкт сработал. Шаги были слишком осторожные, и я понял, что это не ты. Открыл крышку, на всякий случай. Залез внутрь. Достал пистолет.
Он вдруг с непонятным весельем взглянул на меня:
— А потом я крикнул: «Женька, это ты?» — и один из них ответил: «Да, я!» Представляешь, басом! Ну и я нырнул, думал, не достанут меня там. А они успели по мне еще очередь дать. Потом еще, похоже, в погреб шмальнули, и вроде даже попали куда-то… А потом ты пришла и начала меня трясти… — Он поморщился, как будто это были его худшие воспоминания, хуже, чем то, что в него стреляли какие-то мужики.
— Я, когда заглянула вниз, думала ты умер.
— Вот и они, похоже, так подумали…
Он долго смотрел на меня странным взглядом. Я ждала продолжения, не задавая вопросов.
— Я плохо помню, что ты мне там говорила, все было как сквозь воду, плохо слышно… Но мне показалось, что ты злилась на меня.
Я задумалась.
— Я назвала тебя чертовым неженкой.
— Вот, — усмехнулся он. — Любая нормальная баба на твоем месте впала бы в истерику. Как минимум.
— Откуда ты знаешь? И вообще, нормальная баба на моем месте бы не оказалась.
— Резонно. Но ты все равно злилась.
Я пожала плечами.
— Ну, возможно. И что?
Его лицо приняло довольное выражение.
— Ничего. Хорошо.
— Почему?
— Потому что к тебе, может быть, возвращаются твои эмоции.
— И почему тебя это радует?
Он не ответил.
— Ты хоть сосчитала, сколько денег ты у них сперла?
— Неа, — беспечно ответила я. — Просто запихала в рюкзак и свалила.
Он укоризненно покачал головой и поморщился.
— Что ты будешь с ними делать?
Я пожала плечами и растянулась вдоль земляной стенки, сунув руки за голову и закрывая глаза.
— Вряд ли они заявят о пропаже.
— Но будут искать! — Костя повернулся ко мне.
— Найдут?
— Нас-то? Вряд ли… — он опять отвернулся, сгорбился, глядя на свечу.
— Нам пригодятся эти деньги?
Он медленно повернулся ко мне, взгляд его снова стал каким-то колючим:
— Нам? Тебе решать. У меня хватает своих. Но я бы тебе порекомендовал их припрятать и не трогать до поры-до времени. Моих средств хватит, чтобы обеспечить нам обоим безопасность.
Я вздохнула.
— Ладно, посмотрим.
Он не спешил уходить из землянки, хотя казалось, что больше нет причин оставаться здесь, под землей, в глухом лесу. Но он, казалось, был не уверен, что сбил преследователей со следа. Я пыталась его расспросить о том, кто, по его соображениям, шел по следу, и кто послал за нами охотников. Но он отмалчивался с мрачным видом, и я догадывалась, что соображения на этот счет у него имеются, так же, как и сомнения.
Я подолгу сидела в одиночестве возле входа в логово, где, словно раненый зверь, зализывающий свои раны, отлеживался Константин. Выглядел он теперь совсем не так презентабельно, когда явился за мной в больницу: холеный, самоуверенный, полный сил мужчина, приковывающий дамские взгляды своей подчеркнутой брутальностью. Теперь он напоминал бездомную дворняжку с драными боками, в колтунах, отощавшую и одолеваемую блохами, и вызывал скорее жалость. Думаю, и я производила не лучшее впечатление.
Жить под землей было, мягко говоря, не очень удобно. Это, конечно, было лучше, чем спать вовсе под открытым небом. Землянка хотя бы защищала от дождя и утренней сырости. Даже в самый сильный дождь с бревенчатого потолка не капало. Лужицы скапливались только в «прихожей», но и они быстро впитывались в землю. Правда, выбирались из-под земли мы с каждым разом все грязнее и грязнее.
Я не выказывала нетерпения, хотя мне с каждым днем все больше хотелось покинуть это место. Костя же, напротив, становился все более апатичным и вялым, и казалось, утратил желание куда-либо двигаться. Мне с рудом удавалось выгнать его из берлоги, чтобы поставить ловушку-давилку на какого-нибудь мелкого зверя, а потом сходить проверить ее. Рыба, признаться, мне уже изрядно поднадоела, и мы прибрали сеть до поры-до времени.
Почти все остальное время, когда дела не заставляли его двигаться, он валялся на топчане в полной темноте, не зажигая свечей, и то ли спал, то ли размышлял.
Я бродила по отмели возле берега озера, где раньше была сеть, когда до моих ушей донеслись звуки выстрелов, прокатившиеся эхом над водной гладью. Я замерла, стоя, как цапля, в воде, и попыталась определить источник звука. Выстрелы повторились, но сосчитать, сколько их было, мне не удалось из-за многократного эха. Потом, после небольшой паузы, застрекотала автоматная очередь, потом еще одна, и снова одиночные выстрелы. Звуки шли очень издалека.
Я со всех ног помчалась к землянке, прихватив на бегу пустой котелок и свои штаны.
Костя уже стоял возле входа в землянку, настороженный и с пистолетом в руках. Я резко затормозила, опасаясь, что он опять наставит на меня свою пушку, но он, обернувшись в мою сторону и подобравшись, просто ждал, когда я подойду к нему вплотную.