Слепое пятно (СИ)

«У меня на ней шрамы. Очень много мелких, похожих на капли. Или на то, что меня разукрашивали в той технике, когда художник брызгает на холст кисточкой. Я, часто пользуясь различными средствами, долго лечила это… И теперь они выглядят как россыпь чрезмерно больших, но все же веснушек. Поэтому я редко всерьез обнажаю шею в каком бы то ни было виде. И редко загораю, чтобы не подвергать это место стрессу. Еще у меня есть родинка за ухом. Это же еще шея? Вот».
Антон несколько раз жадно пробежался глазами по строчкам. Он пытался впитать каждый знак, и новые детали в самом деле, подобно каплям, окропили сконструированный в воображении фантом… Но на душе стало тревожно. Что же за судьба скрывалась за немым образом хозяйки?
«А откуда они? Шрамы…»
«От кислоты.) Да это не очень приятное прошлое. Не хочу тебе рассказывать такую дурь».
«Кислоты? — Антон поежился, но все новые и новые вопросы он задавал напрямую: — Это несчастный случай, типа на производстве? Или кто-то хотел причинить тебе такой вред?.. Мне очень жаль, что что-то такое вообще случалось с тобой… Прости, если навязываюсь, — следовало уже новым сообщением. — Но ты можешь рассказать мне все, что хочешь».
«Это умышленное причинение вреда. Да ничего страшного. Это уже очень давнее прошлое.) Но, в любом случае, это меня не беспокоит так сильно. Теперь, когда я прячусь.) Я тебе рассказала про шею. Видишь? Мы договорились, я обещала — я сделала. Вот так вот».
Антон усмехнулся, вчитавшись в сообщение. Он сочувствовал — а еще теперь знал, что одной из причин такой скрытности хозяйки, возможно, и правда является ее внешность. Но она рассказала — а значит, возможно, совсем не против была оказаться найденной.
«Ты поэтому думаешь, что не можешь мне понравиться?» — спросил Горячев, возвращаясь к одному из прошлых их разговоров.
«Нет. Это меньшая из проблем в моей внешности, которая может тебе не понравиться, Антон… Самая маленькая, на самом деле».
«Ну уж не запугивай меня. В следующий раз расскажешь что-то о своем лице. Какая у тебя кожа. Идет? =) А там я сам решу. Потому что какая кожа у тебя на руках — я знаю уже слишком хорошо, а вот твое тело…»
«Я не запугиваю. Я серьезно тебе говорю.) Не хочу, чтобы ты сильно обнадеживался, хотя, наверное, сделала уже все, что можно, неправильно. Идет, но тебе сначала придется свести меня с ума…)»
Антон задумался на какое-то время. В сущности, странный способ, которым он свел хозяйку с ума в этот раз, Горячев теперь знал, хотя сложно было сказать, что освоил… Таким странным пока казалось все — реакция собственного тела, эмоции. Но если Антон и мог у кого-то спросить об этом, так это у нее.
«Это у всех так? Ну, реакция, не знаю… То, что ты сегодня сделала».
«Все зависит от степени раскрепощенности, психологических блоков и чувствительности тела… Но да. У всех. Мужчин. Но ты у меня самый чувственный.) И бесконечно сексуальный… в любом своем проявлении».
«Знаешь, эти слова действуют получше, чем твоя мазь… — ухмыльнулся Горячев и вздохнул глубже. В сущности, зная теперь, что его ждет, он не видел никакого смысла отказываться. Его маленькая слабость оставалась их секретом. А хозяйка — хозяйкой. Хотя поворчать ему все еще хотелось, потому что по-прежнему в голове роились мысли, вынуждающие краснеть от злости. — И все же тебя стоит побить по рукам. Ну не без спросу ведь! А если бы я… Это же не очень гигиеничное место, а если бы казус какой? Было бы стыдно! Обоим!»
«Не было бы.)) Это же секс, отстань, Антон! Казусы бывают не только в таком моменте, но вообще во всем сексе, во всех видах. Ну что ты… Да и все же хорошо вышло. А если бы нет — моя вина. Или ты думаешь, для меня то, что я могла там обнаружить, было страшной тайной?.. И я никогда не видела?»
«Хочется думать, что нет! Хотя бы не так…» — отправил Антон, поджав губы. Даже жаль было по-своему, что в этот момент он не говорил с хозяйкой лицом к лицу. Однако успеть ответить себе он не дал, отправив вдогонку: «Я просто хочу, чтобы все было идеально. Потому что мне нравится быть с тобой…»
«Все каждый раз идеально, Антон. Потому что с тобой, наверное».
«Тогда тебе, наверное, понравится мое следующее предложение?»
«Даже не знаю! И какое же оно?»
Горячев начал было писать, но передумал. Палец соскользнул на кнопку записи аудиосообщения. Антон вдохнул, выдохнул в динамик тихо — и произнес:
— Завтра. В любое время. Хочу еще…
«Завтра» Антон получил свою порцию ласки прямо с утра перед работой. После еще немного, но стремительно и жарко — вечером. И в пятницу у хозяйки тоже нашлось время, и в субботу, да даже несколько раз. Они встречались так, словно пытались напиться друг другом через стекло, потрогать — через стенку; секс пускай был и оставался прекрасным и ошеломительным, но казался неполноценным, как бы они оба ни старались его углубить. Да и можно ли назвать такую одностороннюю практику сексом? Настоящим, каноничным, а не его извращенной разновидностью для пресытившихся? Ощущались в свиданиях с хозяйкой недосказанность и холод, страх и попытка сбежать. И как она не понимала, что не получит всего того, что хочет получить, если не откроется?
Однако кое-что она все же показывала раз за разом. За эти дни Антон узнал, что кожа на лице у его невидимки зрелая, но чистая, светлая и ухоженная, что визуально всегда убавляло несколько лет; рост — выше среднего, а телосложение — стройное и подтянутое; любимый стиль в одежде — официально-деловой… Неоднократно Горячев пробовал выяснить, какова на вид грудь, спина, ноги — но хозяйка, поймав его волнение, сказала, что если он ищет шрамы, то больше не найдет их нигде. («Разве что в душе».) А он еще меньше стал понимать, чем же тогда она ему может не понравиться…
Елена провожала Антона каждый день, но ничего не спрашивала. Смотрела на него с каким-то неясным взглядом, полным сомнения, но на этом все. Она не пыталась завести разговор, хотя каждый последующий раз все неохотнее отпускала Антона, долго и молча завязывая узел на затылке. И эти изменения в ее поведении он замечал тоже. Когда между ними повисала неловкая тишина, Горячев пристально всматривался в синие глаза, покуда мог видеть, в попытке и там найти какие-то ответы. Но тщетно. Богданова тоже как будто боялась чего-то, а на каждое осторожное «Что-то не так?» лишь качала головой. Она ведь совершенно точно знала, что Антон говорил о ней. Но своего отношения никак не выказывала.
Работа шла своим чередом, жила и дышала полной грудью компания по производству натуральной косметики, набирая жирок в виде новых связей и знакомств, проводила успешные промоакции, пользовалась всеми рекламными прелестями и позволяла себе расти. Да врастала и в Антона, медленно, но верно запуская свои корни в самое сердце, в живое нутро. Здесь его все знали: здоровалась за руку охрана; приветствовала и виляла крутым бедром секретарша; засматривалась и вздыхала Лиза; Катя рассказывала своей стайке моделей про то, каким был Горячев; Елена иногда смеялась над глупыми шутками, а потом делала вид, что смеется над самим Антоном. Нельзя было отрицать, что такое отношение коллектива делал кто-то, чья сильная длань могла уничтожить и стереть с лица компании одну ниточку судьбы за другой. Антону хотелось верить — хозяйка. Однако каждый раз, оборачиваясь или случайно отводя глаза, он натыкался на строгое выражение лица и взгляд Льва Денисовича. Горячеву начинало казаться, что он его любит на словах, но на деле — ненавидит.
А все дело было в том, что Лев требовал у Горячева отчитываться о каждом шаге да с такой скрупулезностью и периодичностью, что появились слухи. И росли, как на дрожжах, подкармливые льстивыми змеями Таней и Тоней. Последние оказались настолько изощренными добытчицами информации, что несколько раз заходили прямо во время совещания в кабинет, позиционируя свое поведение необходимостью срочно что-то спросить у прямого начальства. Тогда Горячев впервые увидел, как Лев умеет стрелять взглядом и метать молнии, как в его спокойном голосе звучат стальные нотки звенящего от напряжения внутреннего стержня, как по-начальнически падает на стол с грохотом кулак. И казалось, что Тоня с Таней падают тоже… Богданов ставил высокие задачи, требовал больших результатов, но вместе с тем вкладывал в Антона и его пиар-кампанию большие ресурсы.