«Давай полетим к звездам!»
констатировали: озноб имеет психологическую основу. Слишком много тревог и волнений было в космическом полете. В общем, лечите нервы, товарищ Леонтьев. Больше отдыхайте, расслабляйтесь, спите.
После приземления меня и Макарина вытащили в прорезиненный и герметичный эвакуационный модуль, развернутый вокруг спускаемого аппарата “Знамени”. Луна давно уже считается абсолютно безжизненным небесным телом, но ученые все же опасались, что на скафандре и на контейнере с грунтом я мог “прихватить” с лунной поверхности какие-нибудь “спавшие” миллионы лет микроорганизмы, смертельно вредоносные для земной биосферы. Поэтому встречающие - поисковики, медики, испытатели, - работали с нами в специальных бактериозащитных костюмах. С меня и Макарина сняли скафандры “Сокол”, уложили на носилки и провели первое медицинское обследование: взяли кровь, прослушали сердце и легкие, измерили давление. Затем нас по отдельности загрузили в два вертолета, оборудованных герметичными салонами, и в компании целого сонма врачей отправили на Байконур.
В Ленинске, во дворе гостиницы “Космонавт”, наш экипаж поместили в изолированный корпус, построенный еще год назад. Здесь, в строжайшем карантине, мне и Олегу предстояло прожить целых три недели. В течение этого срока нас очень тщательно исследуют на предмет поиска всяческой,
как выразился Сергей Павлович Королевин, “инопланетной заразы”.
Сегодня с утра - после обязательных медицинских процедур - я было взялся за рисование. Очень хочется положить на холст все, что увидел в полете своими глазами. Холста и красок у меня здесь, в карантине, конечно же, нет, но карандаши и бумага имеются. Начал делать наброски для будущих картин.
Но сегодня дело что-то не пошло. Около часа малевал стыковку “Лунника” и “Знамени”, а потом бросил. Мысли лезут в голову все те же. О странностях нашего полета. Сижу, смотрю в окно и думаю.
За спиной тихонько постучали в дверь, едва слышно скрипнули петли.
- Не помешаю?
- Заходи, Олег, - бросаю через плечо, не оборачиваясь.
- Лексей, в шахматишки не хочешь сразиться? - Макарин старается придать своему голосу бодрые нотки, но я улавливаю фальшь. Все-таки год подготовки в одном экипаже и почти две недели космического полета просто так не проходят. Человека узнаешь куда лучше, чем лет за пять обычной работы на Земле.
- Нет такого желания, - с хрустом потягиваюсь и поворачиваюсь к нему. - Сегодня я не лунный Ботвинник.
Я почти все время выигрываю у Олега, и он в шутку называет меня “чемпионом Луны”.
Макарин присаживается на стул около письменного стола, и чуть прищурившись, смотрит на меня.
- Что-то мне не нравится твое настроение, Лешка. Что-то ты какой-то задумчивый.
- Это ценное наблюдение относится только к сегодняшнему дню или носит общий характер? - вкладываю в ухмылку хорошую дозу сарказма. - Психолог доморощенный...
- Психолог - не психолог, а отличить Леонтьева в нормальном состоянии от сегодняшнего пока еще могу, -парирует Олег. - С Луны ты вернулся другим. Жестче стал, что ли... И еще у тебя чуть ли не с первого дня после посадки кислое настроение.
- Устал, - пожимаю плечами. - И потом... Луна меняет человека... Первая высадка на Луну - это, знаешь ли, не фунт изюма!
- Врешь, - уверенно констатирует Макарин. - Если бы я тебя, черта блондинистого, не знал, может быть, и поверил бы. А так - нет! Врешь.
- Вру, - капитулирую со вздохом. - Потому что есть парочка дурацких мыслишек, от которых никак не могу избавиться.
- Поделись, вместе будем избавляться.
Он пристально смотрит на меня. В глазах твердость и уверенность.
- Добро, поделюсь, - переворачиваю лист бумаги с недорисованной стыковкой, беру с подоконника карандаш, пододвигаю еще один стул и сажусь за письменный стол рядом с Макариным:
- Ты не заметил, что мы участвовали в очень странном космическом полете?
- Настолько странном, что тебя даже высадили из корабля на Луну! - Макарин хохочет. - За безбилетный проезд, наверное?
- Балбес, - ругаюсь беззлобно. - Будешь слушать или хохмить?
Улыбка моментально слетает с лица Олега.
- Я весь внимание, Леша.
Несколько секунд смотрю на чистый лист бумаги, соображая, с чего начать разговор. Сумбур в голове полнейший. Наконец, решаюсь:
- Начнем с того, что мы имели серию практически безаварийных космических полетов со дня старта на орбиту Юрия Гагарова и по сей день. Никто из наших ребят не погиб ни при подготовке к полету, ни в космосе.
- Ну, не такие уж и безаварийные были у нас полеты, -Макарин, не соглашаясь, трясет головой. - Вспомни “Восток-3”, старт Гриши Нелюбина. Отказ третьей ступени, корабль падает в тайгу.
- Но Григорий остался жив. Сломал ногу, лечился долго, но сейчас уже снова на летной подготовке. Так?
- Так, - вынужден согласиться Макарин, но сдаваться в споре в целом он не собирается, и выбрасывает еще один козырь:
- А твой первый полет? Когда отказала автоматика на спуске, и Пашка Белянин сажал “Восход” на “ручняке”?
- Мелочь, - отмахиваюсь я. - Один из штатных режимов посадки.
Макарин морщит лоб, пытаясь вспомнить еще какую-нибудь аварийную ситуацию во время наших полетов, но, в конце концов, разводит руками:
- Ну, все... В остальных полетах действительно ничего серьезно не ломалось.
- И как ты, инженер, это объясняешь?
- Высоким техническим уровнем нашей космической промышленности, - Олег улыбается. - Растущей культурой производства и надежностью испытательной базы...
- Передовицы в “Правду” писать не пробовал? Вполне бы могло получиться... Ты вот что скажи, дорогой товарищ инженер, куда эта культура производства и надежность техники девались при подготовке нашего полета?
- Э... Что-то было не так?
- А ты не заметил? - ухмыляюсь язвительно. - Например, во время запуска?
- Сначала отказ двигателя, а потом пожар на первой ступени ракеты? - вспоминает Макарин. - Ну, да... Это было.
- Номер один и два, записываем, - пишу жирные единицу и двойку на листе бумаги. - Две аварии на участке выведения. Заметь, дорогой мой инженер, при всех предыдущих пусках “Ленина” не было ни одной - ни единой! - неисправности.
- Ну, знаешь, Лешка, такое тоже случается. Не все же коту масленица.
- Согласен, - киваю я. - По теории вероятности могла произойти любая авария даже на тысячекратно испытанном изделии. А у нас - новая ракета-носитель.
- Вот-вот, - подхватывает радостно Олег. - Вот эта неисправность и вылезла в самый напряженный момент полета...
- Ага, вот только причины отказа двигателя и пожара на первой ступени конструкторы с испытателями до сих пор объяснить не могут.
- Бывает, - Макарин снова разводит руками. - Техника у нас - сложнейшая. Не все неисправности видно с первого взгляда. Покопаются - найдут...
- Вполне может быть, что отыщут. Только хочу тебе напомнить, что если бы не своевременное вмешательство Королевина, лунная ракета рванула бы как хороших размеров бомба. И мы не то что к Луне бы не слетали, а и косточек своих бы не собрали!
- Тут я с тобой полностью согласен. Если бы не Сергей Павлович...
- Кстати, о Королевине, - перебиваю я. - А тебе не показалось, что он слишком быстро среагировал на аварию? Как будто заранее знал, что в конце работы первой ступени случится пожар...
Макарин смотрит на меня расширившимися глазами, потом фыркает:
- Лешка, ну ты и злодей! Да Сергей Павлович просто настолько хорошо знает нашу технику, что просто спрогнозировал развитие аварийной ситуации! Такой вот молниеносный прогноз, понимаешь? Спрогнозировал и отдал команду на досрочный запуск двигателей второй ступени.
- Ладно, пока проедем... А как тебе отказ компьютера перед первой коррекцией? И внезапно случившееся - как на заказ! - мое недомогание. Заметь: ничего накануне не было, никаких симптомов...
Рисую на листе бумаги толстые тройку и четверку.
- И что тут таинственного? - Макарин озадаченно чешет затылок. - Был обычный компьютерный сбой. Твоя же болячка... Организм человека адаптируется к условиям космического полета примерно в течение недели.