Мутная вода (СИ)
Мут замолчал, опустил глаза, задумавшись. А потом, стряхнув остатки оцепенения, резко обрезал ножом завязки бинта.
— Шли мы к «Выжигателю» через «Янтарь», издавна славный своей аномальной фауной. Научникам, примазавшимся к нам, конечно, о своих планах не сказали ни слова, ибо они плотно связаны с военными и «Долгом», которым не с руки пускать нас на «Радар», выгодный всем стратегически. Оттуда открывается много путей — в Рыжий Лес, Припять, Лиманск, еще до конца не хоженые, а от того и более перспективные в плане хабара. Как ты знаешь, у военных самые напряженные отношения с вольным сталкерством. Если присутствие «Долга» в Зоне они терпят по идейным соображениям последних, со «Свободой», более многочисленной, но мало организованной, им просто приходится считаться, то сталкерство, как явление, они считают своим долгом искоренить. За это воякам даже доплачивают. Ну, про «Монолит» я просто промолчу — они считают врагами всех, кто не поклоняется их главному, незабвенному божеству. Плюс «фанатики» вооружены до самых зубов так, что связываться с ними в глобальный масштабах никому из нас не с руки. Вот и получается, что вояки концентрируются в основном, на вольных. Отлавливают нас по одному. Убивают, запирают без связи в собственных схронах. Используют в долгих рейдах, как отмычки, пытают, выведывая сведения о тайниках, содержимым которых можно поживиться. Нет для бродяг в Зоне гарантированной безопасности — такой вот смешной получается оксюморон. Между тем, долгое время небольшой палестинкой в бушующем море страстей, был севший на мель корабль «Скадовск», последний десяток лет стоящий на «Болотах», когда-то бывших широкой, полноводной рекой. Во врем второго Выброса река резко обмелела, и все катера, лодки и корабли навсегда застряли в зловонной, радиоактивной жиже. Большая часть команды, трудившейся на «Скадовске», погибла в ту страшную ночь или превратилась в мутантов. В живых остались лишь те, кто спал после вахты в трюмах, находясь ниже ватерлинии. А на утро эти счастливцы вышли из кают, и столкнулись лицом к лицу со своими сослуживцами, превратившимися в прожорливых снорков и неподвижных зомби, карауливших жертву в особенно темном углу. Ты же знаешь, что здешние зомби очень не любят дневного света? Если вытащить их на солнце, то они вопят и корчатся, в духе вампирских новелл… Правда и в пепел не обращаются, но прыткость свою заметно теряют. Большие дозы ультрафиолета причиняют им боль. Поэтому в солнечную погоду можно смело ходить на «Янтарь» и на «Свалку техники» — мертвецов там не будет. Но горе тебе, если солнце внезапно зайдет, а ты окажешься там в одиночку и без хорошего запаса патронов. А ещё стоит держаться подальше от затененных мест — старых грузовиков, покосившихся домиков, кустистых оврагов. У меня был неприятный случай, когда кадавр мертвой (прости за каламбур) хваткой вцепился мне в ногу и всерьез вознамерился утащить к себе, под грузовик. Выглядят они достаточно сухими и хилыми, но в них море силы, океан выносливости и ловкость, которая нам и не снилась. Чернобыльские зомби не заразны, не питаются людьми, но, как и все творения Зоны, заточены на убийство непрошенных интервентов — то есть нас, — пришедших в Зону растащить ее по кусочку и выведать все секреты. Свежие зомби неповоротливы и вялы. Они надолго зависают, стоят тихо и бездыханно, даже не всегда реагируя на появившуюся в поле зрения жертву. Но, Выброс от Выброса, они становятся умнее, набирают силу. И вот, наконец, сталкера ожидает опасный соперник, которого крайне сложно убить. Только точный выстрел в голову может навсегда упокоить такого врага. Перебитые спинной мозг и нижние конечности обездвиживают зомби на какое-то время. Но не убивают. Выбросы исцеляют их. Зона любыми способами, до последнего поддерживает искру жизни в своих созданиях. Кто-то из ученых выдвигал теорию, близкую к мракобесию, за что был нещадно оплеван и прилюдно затоптан своими коллегами по цеху. По его мнению, зомби становятся сильнее не со временем, научаясь, и не от выбросов, а с каждым новым убийством — прикинь? Мол, это существо поглощает саму человеческую суть, искру жизни, душу, если хочешь, становясь сильнее и умнее. Есть даже какое-то научное обоснование, но и оно на грани с метафизики с эзотерикой — в подробности я не вдавался. Серый любил эту научную муть. Мне же теории «головастиков» интересны ровно до тех пор, пока за их подтверждение мне выдаются новейшее оборудование и звонкие тугрики. Уж не сочти отсталым. Слишком много бед от этой науки. Хлебнули уже раз — залезли в такие дебри своим хилым человеческим сознанием!.. Натворили экспериментов, не понимая и толики сути тех механизмов… Ааааааа, эх…
Мут махнул рукой и замолчал. Шумно отхлебнул из кружки и завздыхал на все лады, как призрак Замка "Иф". А я не ответил. На столе парил свежий чай, запахи теплой, весенней ночи наполняли лёгкие. Рука перестала саднить. На душе было сладко и спокойно, как будто не было позади чудовищ и опасностей Зоны. Я расслаблено зевал в предвкушении вкусного ужина. И не было ничего в этом сложном мире, способного вывести меня из состояния полудрёмы, эфемерной и легковесной, как весенняя ночь.
Глава 17: Повелитель кошмаров
За окном бренчала гитара. Подпевавший ей рой цикад, стрекотал на все лады, не жалея сил. Лёгкие наполнили ароматы мяты, прохлады и молодой травы… Я как будто вернулся в босоногое детство, мне снова тринадцать. Вокруг огромный, безумный, цветущий мир. Впереди столько приключений, но мне не страшно. Ночное небо над головой, простая пища и любопытная история — что ещё нужно для счастья ребёнку, живущему в душе у любого взрослого?
Я — исследователь, мне все интересно. Быть может, впервые с того памятного лета, которое я провел в деревне под Щёпловкой, в пионерском лагере «Весна», который и положил начало этой истории. Но, находясь там, в моменте, не уловил я причинно-следственных связей в силу юного возраста и недостатка информации.
Это Зона прощупывала меня, водя своими мёртвыми пальцами по затылку… Она не может созидать, но извращённое желание властвовать над жизнью и смертью неуловимо похоже на Дар Творца. Искаженный, вампирический, населяющий реальность кошмарами наяву. Как будто, чтобы создать что-то, Зоне необходимо впитать в себя «Искру Жизни», поломать и изранить чужую душу, смять её, как спелый фрукт. И тогда польётся сок — сладкий, прозрачный, питающий всех живых и неживых Её созданий, пока силы совсем не иссякнут…
Мне кажется, я в одночасье повзрослел тем летом. Ничего ребяческого не осталось во мне. Моё детство изъяли и досуха выпили.
В душе моей с тех пор как будто недоставало фрагмента. Я жил по инерции, не понимая, без чего живу. Думал, это взросление, и оно «со всеми вот так». Что лёгкое и звенящее «как в детстве» навсегда остается за чертой самОй юности, с ее максимализмом и беспечностью, которые зрелость нам никогда не сможет позволить. И только в Зоне, наконец, произошло воссоединение всех фрагментов моего «я». Гештальт закрылся, пасьянс совпал.
Я с трудом вспоминал ту историю: годы и медикаменты стёрли ее из памяти, как сон. Я почти уверовал, что это бред, солнечный удар, игра воображения — да всё, что угодно, но только не явь. Спасая свою психику, повторял как мантру все то, что внушали мне врачи. Моя сознательная часть верить в произошедшее отказывалась, а интуиция всю жизнь твердила, что всё случившееся — реально. Намного реальнее моего диагноза и просьб забыть об этом, как о страшном сне.
***
Я проснулся и резко сел на кровати. Осознанность накатила стремительно и поглотила сонный флёр небытия, сменяя его звенящей четкостью окружающей меня реальности.
Я сижу на койке в лагере. Чувствую, как твердая железяка холодит бедро. Мне 13-ть, и я дико хочу воды. Засушливая пустыня раскинулась на кончике языка. Его щиплет. Это значит, что я снова дышал через рот и, возможно, даже кричал во сне…
…Но товарищи по отряду спят. Все спокойно. Только мой друг Димка обеспокоенно смотрит на меня с соседней кровати.