Нотнерт (СИ)

Мне было сложно понять какой она была на самом деле. Не то, чтобы я очень старалась, мне было всего лишь любопытно за ней наблюдать. Раньше мы не общались. Она всегда носила броню наглухо, никого к себе не подпуская. Словно сама её кожа была железной и ледяной, вместо сердца — кусок камня, а вместо души — непроглядная темнота… Я восхищалась её бездушностью, ведь с душой наружу здесь так сложно выжить.
А теперь я вижу её… Стоит доктору Локсли просто с ней заговорить, и броня слетает, а любовь, словно солнце, горит под нежной оливковой кожей, прогоняя взашей тьму из её души. И больше нет покорной Евы и строптивой Лилит в одном теле, есть только Реджина.
А ведь никто никогда и подумать не мог насколько красива её душа!
Может ли в этом богом забытом месте зародиться такое светлое чувство, как любовь? Или это очередные происки дьявола — дать надежду и растоптать её в пыль?
— Девушки возрастом до двадцати одного года, выстройтесь в первую шеренгу, за ними — те, кому еще нет сорока. Остальные, будьте добры, станьте в третью линию. — звонкий голос Эллы вырвал меня из размышлений и вернул в тухлую реальность. Медсестра обвела взглядом собравшихся и презрительно скривила губы.
— Есть ли у кого-нибудь из присутствующих жалобы на самочувствие?
Вверх взметнулись несколько рук. Я прикрыла глаза и опустила голову, отдавая дань их глупости. Напрасно они это сделали.
В коридор вошёл доктор Коттон, за ним — вся его свита и несколько новых лиц из медперсонала. Доктора Локсли среди них не было. И правильно, святым здесь делать нечего.
Увидев поднятые вверх руки, Коттон кивнул Лидгейту и тот увёл девушек дальше по коридору. Я не знала, что именно происходит за той маленькой неприметной дверью слева — оттуда никто никогда не возвращался, чтобы рассказать об этом.
— Первая шеренга, будьте добры, снимите больничную робу.
Я быстро стянула пижамные штаны и кофту и сложила их на пол перед собой.
По тому, как девушки раздеваются, можно было понять кто уже бывал в этом коридоре, а кто нет. Новенькие возились слишком долго, я кинула настороженный взгляд на доктора Коттона и поняла, что эта охота будет очень болезненной — мужчина был зол. Очень зол. Кому-то сегодня очень не повезет…
Он подошел к одной из новеньких девочек и, взяв ее за лицо, внимательно осмотрел его, затем надавил на щеки, заставляя открыть рот. Осмотрев её зубы и язык, он окинул взглядом её тело. Девушка вздрогнула, когда мужская ладонь крепко сжала мягкую окружность груди и выкрутила сосок, Коттон раздражённо вздохнул и наотмашь влепил ей болезненную оплеуху. Удивительно, но удар она приняла молча, даже с каким-то достоинством.
— Дичь. — равнодушно бросил Хайд и двинулся дальше.
Вот так сразу, с первого раза? Плохо-плохо-плохо!
Следующая за ней тоже попала в ту же группу. Доктор подошел ко мне, и я послушно открыла рот. Он недовольно нахмурился.
— Отстранение.
Я постаралась ничем не выдать накатившее на меня облегчение. Подумать только, меня спасли гнилые зубы!
— Простой. — Послышалось левее. Не удивительно, в прошлый раз она была дичью и ещё толком не восстановилась. Интересно, кто был её охотниками? Выглядела она чудовищно.
Помимо меня из нашей шеренги отстранили ещё одну девушку. Осмотр второй шеренги занял больше времени. Наверное, из-за большей востребованности этой возрастной категории.
— Дичь. — Словно кнутом по обнаженной спине.
— Дичь. — Словно солью на рану.
— Простой. — новенькую решили приберечь.
— Растрата. — Я вздрогнула и потратила всю силу воли, чтобы не оглянуться и не увидеть ту, которой был вынесен смертный приговор.
— Доктор Коттон! — женщина упала к его ногам, целуя ботинки, — пощадите, молю! Я сделаю всё, что вы скажете.
Хайд даже глазом не повёл, просто ногой отшвырнул её от себя и, перешагнув через неё, пошел дальше, словно она была не больше, чем надоедливой дворнягой.
Третью шеренгу толком не смотрели. Выбрали только тех, кто был внешне привлекателен. На каждый товар есть свой спрос. Растрата — таков был холодный безжалостный вердикт для всех остальных. Здесь не нужны те, кто не может быть полезен.
 
Когда осмотр был закончен, отстраненным и простойным приказали одеться. Я быстро натянула на себя пижаму и поймала на себе огорченный взгляд Эллы. Так-то, бешеная сука, сегодня ты не поохотишься на меня.
После сортировки в этом коридоре обычно оставались только те, на кого планировалась охота. Количество дичи напрямую зависело от количества гостей, а процент их выживаемости соответствовал степени вменяемости пришедших. Сегодня, видимо, планировалась большая группа — слишком много девушек остались за железной дверью в конце коридора.
Я с точности до секунды знала, что произойдёт дальше. Их осмотрят еще раз, более тщательно и, должна признаться, более болезненно. Доктор Коттон никогда с нами не церемонится.
Девственницам на руки повяжут красные ленты. С нами не вступают в половую связь, к великому разочарованию некоторых гостей. И в этом распорядители охоты были крайне принципиальны и не шли на компромиссы ни за какие деньги. Право первой ночи безоговорочно принадлежит только доктору Коттону. Только он может вскрыть товар, тогда девушку переводят в следующую группу. Мне везёт, вскрыть меня у доктора пока желания не наблюдалось. В последнее время он вообще не смотрел ни на кого, кроме Реджины, и на охоту ходил только тогда, когда совсем припечёт.
Зелёные ленты выдадут группе до двадцати одного. Половой опыт у них имелся, но едва ли подходил для извращенных игр. Правда, это редко кого останавливало. Многие после охоты возвращались с порванными влагалищами, а нарушившие правила лишь платили по счетам.
Группе до сорока назначат синие ленты. Востребованный товар. Судя по травмам, охота на них была самая болезненная и жестокая, а реабилитация после — самая длительная.
Когда приводили Реджину, ей доставалась особая лента. Её всегда носила только она — тонкая полоска ткани из чёрного шёлка с золотой вышивкой с именем Люцифера по центру. Это означало, что никто из гостей не имеет права на неё охотиться. Чернобурку травит только её собственный Охотник.
Группе за сорок не дадут опознавательных знаков — жест доброй воли, чтобы их было сложнее выслеживать. Издёвка, как по мне. Они вряд ли вернутся назад, если не найдется благодетель, пожелавший поиграть с товаром ещё раз.
Затем отберут чётко нужное количество — по одной дичи на троих охотников и отведут в главный корпус или вывезут куда-нибудь в лес на специально оборудованную поляну во славу аутентичности. Охотникам выдадут ножи и ружья — кому что больше по душе. Объявят начало охоты и единственное, что останется дичи — уповать на свои ноги и везение. А ещё молиться, чтобы эта ночь не стала последней. Правда, молитвы часто остаются неуслышанными. К сожалению, у Бога нет сюда доступа. Здесь он слеп, глух и немощен. Добро пожаловать в ад.».
Комментарий к 16
Обычно не занимаюсь попрошайничеством отзывов, но сейчас они были бы очень кстати)
========== 17 ==========
Едва наступило начало рабочего дня, Робин ураганом ворвался в больницу и коршуном обследовал каждый кабинет второго этажа, пока не застал Свон на выходе из чьей-то палаты. Схватив её за руку, он потащил её к ближайшему пустому коридору и всучил ей исписанные листы.
— Читай.
— Что это?
— Читай, Свон!
Эмма возвела глаза потолку и принялась за чтение. Постепенно её глаза всё больше округлялись. Дойдя до последней страницы, она сложила листки и посмотрела по сторонам.
— Откуда у тебя это?
— Вчера мне это отдала Оливия Белл. Здесь творится какая-то чертовщина! Ливи вчера буквально подтвердила, что Реджина свернула шеи трём санитарам потому, что они пришли к ней в палату с весьма недвусмысленными намерениями. Коттон в этом не просто участвует, он поставил это на поток! Чёрт возьми, он открыл бордель в стенах больницы!