В паутине сладкой лжи (СИ)

— Но я ничего не делала, — этот тоненький писк еще больше распалил дремавшую тьму. Я просто сходил с ума, дурел, от того, как она артачилась и не желала признавать свою вину.
— Хватит! Замолчи, Тина!
— Но Андрей…
— Просто закрой рот и выйди!
Я должен был попросить не называть себя Андреем, но вместо этого орал как резанный на напуганную девчонку. Маленькая, сжавшаяся в комок, сейчас она как никогда раньше походила на птичку.
Проблема была не в моем имени. Я мог быть для нее Андреем или даже Андрюшей, если бы она хотела. Лишь бы не видеть никого другого вокруг Тины. Чтобы все другие, все сколько там миллиардов человек провалились, оставив нас наедине.
Меня остро, до боли в мышцах скручивало от мысли, что в сложной ситуации, она вспоминала какого-то Гринберга. Рассчитывала на его помощь, ждала чего-то. Зря ждала, не поможет он. А я бы мог, вот только ей это было не нужно
Лера незаметно подошла сзади и положила руки на мои плечи, пытаясь хоть на пару градусов остудить накаленную в кабинете атмосферу. Чуда не случилось. Во взгляде все так же тлели угли, и хотелось крушить все вокруг. Вот только повод изменился.
Тина юркнула в дверь и сбежала по лестнице, оставляя за собой след едва сдерживаемых рыданий. Без нее стало, наконец, тихо. И пусто. И отчего-то хотелось извиниться, смутно понимая за что. Лера нагнулась ниже, обвила мою шею двумя руками, полностью окутывая меня своей неуместной любовью. Я отстранился, давая понять, что ее присутствие здесь лишнее. По крайней мере, сейчас.
— Мы что-нибудь придумаем, Андрей. Я могу подключить все свое обаяние и уладить конфликт с Руденко.
— Серьезно? Станешь лизать его мохнатые яйца? А что, я не против, можешь начинать прямо сейчас? Ну?! Мне позвонить ему или сама сориентируешься?! — Не знаю почему, но я кричал. Не на нее, разумеется, просто пытался отыграться перед кем-то за сегодняшний провал.
Она лишь закатила глаза и, задрав юбку чуть выше, прижалась ко мне:
— Не ревнуй, это все такие глупости.
Ее прикосновения отрезвили. Я закрыл рот и с удивлением посмотрел в лицо своей любовницы, стараясь припомнить, в каком слове или жесте, она могла углядеть ревность. Может под ней имелась ввиду «жалость»?! Именно это чувство вызывали во мне ее потуги обратить на себя внимание.
— Не буду, — я на полном серьезе кивнул.
Сарказм не был засчитан. Лера поправила упавшую на лоб прядь волос и, облизнув губы, покинула все еще накаленное пространство, призывно покачивая задницей. То влево. То вправо. И снова влево. Как гигантская неуклюжая баржа, которую шатает на волнах.
Фирменный спектакль в ее исполнении. Ты наверняка видела подобный типаж в фильмах, Барбара. Их сотни, они никогда не становятся главными героинями, занимая эфир до появления той одной. И тогда я не знал, что она уже появилась. И конечно, не догадывался, сколько боли она мне принесет.
Виктор чуть помедлил, собрал разбросанные мною же бумаги, и повернулся. Он беззвучно шевелил губами, будто тренировался сказать что-то важное и, наконец, выпалил на одной ноте:
— Не могла Тина забыть такую важную информацию. Не похоже это на нее.
— О, кажется, у моей секретарши появилась фея-крёстная. Работаешь на добровольных началах или же берешь с нее плату?
— Да нет же, — он закашлялся и подавился, — просто… Это же Тина, она ведь не могла…
— Просто иди и не забивай себе голову МОЕЙ работой, Вить. Ты здесь для того, чтобы считать. Я — управлять и делать выводы.
— Конечно. — Он быстро сник, и его шаги скоро перестали отзываться эхом в коридоре. Кабинет опустел.
Что ж, Барбара, он оказался прав, и Тина действительно не сделала ничего плохого. Мне понадобилось несколько дней, чтобы решиться наконец проверить свои подозрения. Распечатки звонков и камера видеонаблюдения прояснили и без того прозрачную картину. Женская ревность никогда не несла за собой хоть что-то созидательное.
Я ничего не сказал Лере, пытаясь избежать нежеланного разговора, вопросов с моей стороны или признаний с ее. Дома мать научила меня обходить острые темы, скрывать их под маской благополучия и всегда делать вид, что все хорошо.
 
Я не извинился перед Тиной. Все тот же дом и те же правила, придуманные уже отцом. Воронцовы не извиняются, Барбара. Им не за что просить прощения, они почти что Боги.
Такой вот генетический компот. А я потерялся где-то между ними, собрав в себе все плохое и малые крупицы хорошего.
В тот день я работал до последнего. И часа и человека. Короткими всполохами по сонному телу моего офиса пронеслись удары света. В кабинетах становилось тихо и темно, сотрудники торопливо покидали работу, чтобы уже через секунду унестись к своим семьям, друзьям, делам. Мне же было необходимо побыть одному.
Первым сдался Виктор. Заглянув в проем, спросил, скоро ли я. Пришлось отправить зятя домой — все лишь бы не видеть его докучливое лицо. Я до секунды знал, что будет дальше: он заедет во флористический магазин, купит два букета цветов, для моей сестры и мамы и отправится в наш летний дом. Выслушивать их восторги. И никто, никто из всех троих не задумается, на чьи деньги, и чьими стараниями эти клумбы появились на столе. Как же это надоело.
Через час в дверь аккуратно постучала Лера. Тот же ответ, что и раньше — сегодня я никуда не тороплюсь.
Ближе к десяти я услышал, как собралась и, сказав пару добрых слов уборщице, сбежала Тина.
И только тогда поднялся с выдохнул. Посмотрел на немолодую женщину, что мыла полы в коридоре и подумал, сможет ли она стереть следы самоедства и комплексы, которые пропитали стены моего кабинета. Спустился на этаж ниже и скорее по привычке толкнул знакомую дверь, чтобы оказаться в Гринберговом царстве, таком же кичливом, как и сам Макс.
— Не спится, старичок? — Он оторвал взгляд от ноутбука и устало улыбнулся.
— Я увидел, что горит свет.
— Ага. А еще раздаются дивные звуки ситар, запахи росы и неги, радуга отражается в каждом окне, а по паркету прыгают озорные Гандхавры с дуделками наперевес. Добро пожаловать в Страну Томных Услад.
— Или в реабилитационный центр «Протяни Руку». Мы справимся с вашей зависимостью, Гринберг. — Я сел на диван в углу кабинета и расслабленно вытянул ноги. И да, тут и впрямь было уютнее, чем у меня. — Хорошо быть тобой, Макс.
— В смысле?
— Не знаю. Хотя нет, знаю, все тебя любят, ты душка.
— А ты мрачный тип. Разве не это круче? В Гарри Поттере все сохли по Малфою, и никак не по Рону.
— Потому что у Малфоя, как и у меня, член больше.
— Не смешно, — вдруг надулся Макс.
— Серьезно? А ведь я учился юмору у лучших.
— Проблемы? — как-то вдруг сменив тон, спросил друг. Я кивнул, не пытаясь скрыть очевидное.
Макс присел и достал из нижнего ящика стола бутылку, на дне которой болталось немного виски.
— Боюсь, с этим ты мне не поможешь.
— Понял. Для таких случаев у меня припасена тяжелая артиллерия. — Он нагнулся вновь и появился с новенькой бутылкой текилы. Я скривился, вспоминая все наши попойки и то, как отец вытаскивал нас их разных передряг. И виной всему были не мы, а это опасная мексиканская штучка в бутылке.
— Не дрейф, Андрюха! На этот раз не будем пить текилу из пупков горячих цыпочек.
— Да замолчи ты.
— Ок. Я понял, где у нас больная тема. Твой пупок предназначен исключительно для Леры, мой — для всех остальных представительниц прекрасного пола. Не претендую.
— Вот об этом я и хотел поговорить с тобой.
— О пупках? — Брови друга удивленно поползли вверх.
— О Лере. — Я подошел к столу и открыл стоящую у края бутылку. Не сильно разбираясь, где рюмки и удастся ли достать лайм, глотнул из горлышка…
Макс удивленно хмыкнул и выудил из недр все того же стола два стеклянных стакана, самого правильного объема почти в пол-литра. Я одобрительно кивнул и разлил всю бутылку по стаканам, не обращая внимания на протяжное посвистывание Гринберга.
— Андрей, а ты в курсе, что текилу пьют не так?