Провокатор (СИ)
Впрочем, это сыграло мне на руку — Зубатову хотелось сделать начальству какую-нибудь козью морду и он взялся освободить Саву под мои уверения, что мне нужен толковый агроном исключительно для сельскохозяйственных дел, хоть и попенял, что я слишком разбрасываюсь и никак не могу наладить работу патентной конторы. Мы еще поплакались друг другу в жилетки и пришли к выводу, что мне надо ехать в Цюрих, разбираться на месте. А для этого надо сперва съездить в Питер, в посольство за новым паспортом.
— Езжайте, Михаил Дмитриевич, развейтесь. Иногда бывает полезно отвлечься от текущих дел и заняться чем-то другим… — с намеком посоветовал Зубатов.
Правда, на что он намекал я так и не понял. Но ладно, ехать все-равно придется. И коли так, я решил узнать у Собко — может, есть смысл ткнуться к кому-то в министерстве с нашими проектами?
Василий Петрович от такого предложения несколько воспрял и все более оживлялся по ходу разговора.
— Ну, наверное, лучше всего прямо к министру, князю Хилкову — он опытный путеец, сам ездил машинистом, возможно, он поймет. Я сейчас же телеграфирую в Питер своему старинному другу и однокашнику, он сейчас вице-директор департамента в МПС, пусть устроит нам аудиенцию, глядишь, чего и выгорит.
— Нам? — недоуменно переспросил я, ошеломленный такой резкой переменой.
— Ну да, я обязательно поеду тоже! — категорично заявил Собко.
И мы поехали. Первым классом, в мягком вагоне — ну а как иначе, на доклад к самому министру едем!
В поезде, поглядев на “вечное перо” Собко мне в голову стукнуло — а чего это только кульман? Ведь до черта еще всяких чертежных принадлежностей, которых тут нет! И я бросился записывать — цанговый карандаш, рапидограф, парные линейки-угольники… Да та же авторучка — нынешние это недоделки какие-то, у них не то, что плотно закрывающегося колпачка нет, у них нет даже клипсы, чтобы за карман цеплять! Добавляем простейшую рычажную заправку — уже три патента, которые с руками оторвут! Сейчас-то, вы не поверите, бедолаги заправляют “вечные перья” пипетками!
Процедура в посольстве прошла на удивление быстро, после десятиминутной беседы в консульском отделе приняли все мои бумаги — выписки из портовой книги, полицейские справки, заверение от почетного консула, в том числе организованные Бари поручительства от московских “американцев”. Получилась солидная пачка, клерк назначил повторный визит через два дня и я убыл в гостиницу, где меня уже ждал Собко, буквально подпрыгивая на месте. Такая реакция в исполнении без малого двухметрового инженера смотрелась весьма забавно, но тут хоть было чему радоваться — нам было назначено у Хилкова завтра в одиннадцать часов. Все оставшееся время мы готовили чертежи и пояснения, репетировали речь Собко (я сразу отказался от роли фронтмена, дабы не напортачить) и приводили себя в порядок, заодно я послал весточку подъесаулу Болдыреву
Утром, начищенные и наглаженные, собрав папки и тубусы с чертежами, двинулись на Фонтанку. Теперь уже потряхивало меня — первый выход в “высшие сферы”, Хилков как-никак персона второго класса табели о рангах, да к тому же и князь, и потому я изо всех сил старался молчать и улыбаться, последнее получалось непроизвольно, очень уж забавная бороденка была у Михаила Ивановича. Сам он действительно оказался толковым железнодорожником, оценил и путеукладчик, и автосцепку, перешерстил все разложенные на столе для совещаний чертежи. К ним мы приложили и сделанные по моему настоянию расчеты, показывающие насколько быстрее пойдет прокладка пути — по всему выходило, можно радикально ускорить прокладку Транссиба, особенно в малонаселенных краях.
— Ваше высокопревосходительство, мы с господином Скаммо намерены подать патентные заявки на эти изобретения, причем с оговоркой, что Министерству путей сообщения Российской империи будет предоставлено право пользования бесплатно.
— Это весьма патриотично, господа, отрадно видеть такое рвение к процветанию Отечества у молодых инженеров, — поднял брови Хилков. — Однако, обнадеживать вас не буду, бюджет министерства не позволяет сейчас сколько-нибудь затратных экспериментов. Поступим так… оставьте мне чертежи и записки, в ближайшее время я постараюсь приватно переговорить с министром финансов, господином Витте. Если удастся его заинтересовать, а он весьма радеет о скорейшей достройке Великого Сибирского пути, то возможно — возможно, господа! будет решение об испытании машины. Кстати, я бы рекомендовал вам съездить на строительство Китайской или Забайкальской дороги и определиться на месте. Со своей стороны, я обещаю в такой поездке всяческое содействие. А сцепку для начала должен оценить технический комитет министерства, но вы и сами понимаете, что внедрение потребует больших затрат ввиду переоборудования большого числа вагонов, хотя бы в пределах одной дороги, — министр пожал нам руки, давая понять, что аудиенция закончена.
На набережную мы вышли несколько обескураженные и двинулись пешочком по Вознесенскому проспекту в гостиницу, где меня дожидался ответ от Болдырева — он просил дать знать, смогу ли я быть вечером в ресторане “Доминик”, куда он меня приглашает.
Я смог — Собко отправился визитировать друга, устроившего нам прием, так что я остался один и прогулялся по летнему Питеру от нашей “Англии”, впоследствии того самого “Англетера”, до Невского.
Метрдотель провел меня мимо буфета, оборудованного здешней “микроволновкой” — медной водяной баней на газу, в которой разогревали блюда, ледником с холодными закусками и ванной с двумя бочонками пива, в зал к столику, за которым уже сидел Болдырев, с коим мы сердечно обнялись. Вот ведь, вижу человека второй раз в жизни, а уже как родной, бывает такая мгновенная комплементарность, правда, редко.
— Лавр Максимович, рад вас видеть в добром здравии. А куда пропали звездочки с ваших погон?
— В марте произведен в есаулы по выслуге лет.
— О, поздравляю!
Метр нас покинул, вместо него немедленно материализовался официант в белом сюртуке, я отдал инициативу Болдыреву — он тут завсегдатай, пусть и выбирает. Кухня оказалась вполне русская, щи-борщи, каша, печеный бараний бок и так далее. Стол накрыли споро и мы подняли первый тост — за встречу.
— А почему не “Кюба” или “Медведь”? — иронически поинтересовался я, разглядывая сверкающую люстру сквозь хрусталь рюмки. Болдырев аж сморщился.
— Я казак, отец у меня простой урядник, а там сплошной гвардейский загул, здесь же в задних комнатах играют в шахматы, сам Чигорин заходит, — есаул воздел вверх палец. — Так что мы можем, при желании, тоже сыграть партию-другую. Но если позволите, у меня к вам другой интерес.
— Прошу, буду рад помочь.
— Дошло до наших палестин, что в Москве некий инженер Скамов чрезвычайно точно предсказал войну САСШ с Испанией, а также волнения в Маньчжурии, чему мы сейчас становимся свидетелями.
— Да помилуйте, какое “предсказал”? Так, немного анализа.
— Ну-ну, не скромничайте, другие-то и того не сумели. Но я вот о чем хотел с вами поговорить — китайцев мы, ясное дело, задавим. А что нас ждет в Маньчжурии дальше?
Следующие два часа я старательно рассказывал Болдыреву про то, что Транссиб становится костью в горле у англичан, любящих воевать чужими руками, отчего они вкупе с американцами накачивают кредитами Японию. Что японцы крайне обозлены на нас за отнятый у них Порт-Артур, что без ресурсов Маньчжурии и Кореи им не выдюжить, и они лихорадочно вооружаются и готовы драться насмерть. И хорошим кончится это не может — Тихоокеанская эскадра как по заказу ослаблена, если воевать — то все снабжение повиснет на недостроенной однопутной дороге длинной в несколько тысяч верст. И что на поле боя выходит новый король — пулемет, который изменит всю тактику. Лавр внимательно слушал, кивал, задавал правильные вопросы и к концу вечера я был готов биться об заклад, что он, как и его тезка Корнилов, работает на разведку.
Расстались мы на выходе из ресторана, я взял с есаула обещание навестить меня в Москве, буде случится оказия и двинулся под едва посеревшим небом белой ночи обратно в гостиницу.