Чаша отравы (СИ)

Смирнов подумал еще и добавил:
— Я не прошу о снисхождении. Я подтверждаю факт своего деяния, но не признаю себя виновным. Я утверждаю, что в моих действиях нет и не может быть состава преступления, — согласно аргументам, как приведенным в этой моей речи, так и ранее представленным в ходе процесса. Я считаю, что сторона защиты в лице адвоката Кристины Владимировны Лебедевой, которой я выражаю искреннюю благодарность, четко и профессионально показала всю абсурдность и несостоятельность доводов обвинения. Я утверждаю, что любой другой приговор, кроме оправдательного, был бы надругательством над правосудием. Хотя, конечно, иллюзий не испытываю.
Иван подождал еще немного и произнес торжественно, с расстановкой:
— Я знаю, что тюрьма будет для меня тяжким испытанием. Она полна для меня угроз, низменной и трусливой жестокости. Но я не боюсь тюрьмы, так же как не боюсь ярости правящих Россией изменников, грабителей и убийц!
— Подсудимый, суд лишает вас слова! — провозгласил судья.
— Приговорите меня! — выкрикнул Смирнов и рывком поднял над собой сжатую в кулаке руку. — Это не имеет значения! История меня оправдает!..
— ...Именем Российской Федерации...
Иван, стоя в «аквариуме», вслушивался в судейскую скороговорку.
— ...признать виновным Смирнова Ивана Викторовича, 1978 года рождения, уроженца города Москвы, обозревателя периодического издания «Красный рубеж», в совершении преступления, предусмотренного статьей 275 Уголовного кодекса Российской Федерации...
Так... Всё же признали виновным... Несмотря на явный абсурд, ничего иного от них нельзя ожидать. Даже когда всё очевидно, они прикрываются законом, как им выгодно. Право — возведенная в закон воля господствующего класса. Тут именно вот эта классовая целесообразность, как она есть, ничего больше...
— ...назначить наказание в виде лишения свободы сроком на шестнадцать лет с отбыванием в исправительной колонии строгого режима с последующим ограничением свободы сроком на два года, а также взыскать штраф в размере ста тысяч рублей...
Ну, вот и всё. Шестнадцать лет... Шестнадцать лет... Как раз столько, сколько просило государственное обвинение, ни годом меньше... Нет... Всё равно жалеть нельзя. Главное — задуманное удалось блестяще... Теперь надо решать, что делать с записями, с флешками. Плевать, какова будет дальнейшая личная судьба, главное, чтобы тайна не умерла вместе с бренным телом... Идет война, а война — пора подвигов. И жертв...
— Подсудимый, вам понятен приговор? — спросил в конце судья.
— Да, понятен, — спокойно ответил Иван.
Сосны, 20 апреля 2020 года
— Мы, Дети Молний, с радостью видим, как по всему миру, в том числе и у нас в России, претворяются в жизнь заветы фюрера! Фюрер жив! — орал Скворцов, стоя за трибуной на плацу перед своим дворцом.
Ему внимали застывшие в стойке «смирно» молодые мужчины и женщины в эсэсовской форме. Такой же, как и у оратора.
— Недочеловеки загоняются туда, где и должны находиться! В стойло! Они будут выходить на улицу только по пропуску! Все будут обезжирены! Среднего класса больше не будет! Только господа и рабы! Все будут зависеть от воли государства! Кто посмеет противопоставить свою волю нашей воле, умрет! Наступает глобальный тысячелетний рейх! И его главой будет бессмертный фюрер! Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — синхронно ответили главарю десятки глоток. Взметнулись в нацистском приветствии десятки рук.
— Дети Молний! Сегодня вместо факельного шествия на плацу будет факельный автопробег! По Москве и области! По машинам!
Нацистские «реконструкторы» разбежались по десяти «гелендвагенам». Десять человек сели за руль, остальные разместились на других сиденьях. Зажгли факелы, предварительно выставив их в окна.
Колонна тронулась. Впереди ехала машина, в которой сидел Скворцов.
Москва, 20 апреля 2020 года
Смирнов лежал неподвижно на нарах в одиночной камере. Уже объявили отбой.
 
Сон не шел. Вновь и вновь Иван возвращался к тому, что произошло в его жизни. Скоро уже год, как он нашел то удостоверение «крота», за которое беспощадное российское «правосудие» сегодня отмеряло ему шестнадцать лет «зоны».
Предстоит, разумеется, апелляция. Потом — надзорная жалоба. А потом — Европейский суд по правам человека. Кристина Владимировна обещает, что сделает всё, как полагается. В ее профессионализме и опыте он не сомневается. Но что может сделать адвокат в том случае, когда решают истинные хозяева страны персонально? Разве что от ЕСПЧ что-то перепадет.
Нет, побед без жертв не бывает. Много революционеров — народовольцев, эсеров, социал-демократов — сгинули в тюрьмах и на каторгах, были повешены и расстреляны, прежде чем удалось свергнуть царя. А потом — Великий Октябрь.
А потом — Гражданская война, то есть отражение атаки со стороны империалистов и борьба с белогвардейцами, ставшими, по сути, марионетками внешних противников. А потом — коллективизация и подавление сопротивления кулачества. Разгром басмаческого движения на южных рубежах, за которым стояли британцы.
А потом — Великая Отечественная война. А следом за ней, без передышки, — холодная война, то и дело проявляющаяся уже полноценным вооруженным противостоянием двух лагерей на территориях иных стран.
 Каждый день жизни СССР шла пусть и не всегда видимая, но, тем не менее, страшная, жестокая битва между теми, кто хотел просто нормально жить, работать, растить детей, не быть ни холопом, ни господином, и, наконец, обрел свое родное государство, — и теми, кто жаждал возвыситься над другими, решать их судьбы, отнимать у них всё, давить и душить. Новый мир, олицетворяемый Советским Союзом и странами, которые выбрали тот же путь, вынужден был постоянно преодолевать сопротивление реальных и потенциальных рабовладельцев, отражать их звериные атаки.
Предупреждали же советских людей: «По мере нашего продвижения вперед сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться». Вот и дообострялась.
Да, в этих условиях удивительным представляется даже не то, что СССР, разгромив казавшихся непобедимыми внешних врагов, пал жертвой тех, кто вонзил ему нож в спину, — тщательно замаскировавшихся червей, которые возомнили себя орденом новых дворян. На самом деле удивительно то, что страна, где впервые в истории полноправными хозяевами стали все ее граждане, продержалась столь долго. Да, долго — семьдесят с лишним лет, средняя продолжительность жизни человека.
Парижскую Коммуну, продержавшуюся 72 дня, нельзя назвать полноценным государством. Она себя защитить не смогла. Но всё же — какой прогресс...
Третья попытка — это уже, очевидно, навсегда. Будет всемирная цивилизация. Даже больше — космическая. Сверхцивилизация.
Смирнов, конечно, до этого не доживет. Он принес себя в жертву ради звездного будущего человечества. Он спокоен. Он свою жизненную миссию выполнил. Своим примером он показал всем, как надо бороться. Осудив его, подвергнув пыткам, враги совершили ошибку. Они показали, что только такой пример действенен и зажигателен.
Побед без осознанных жертв не бывает. По обозначенному им пути пойдут другие. Или те, которые уже состоят в левом движении. Или те, которые еще в него не вступили и станут революционерами позже. Те, которым предстоит всё это переосмыслить. Переоткрыть истины столетней давности: великое освобождение народа достигается лишь в такой борьбе, где обыденной нормой является потеря свободы, здоровья и жизни. Иван как историк и юрист, как марксист был убежден, что борьба, ограниченная буржуазным законом, этот закон никогда не сможет изменить, не сможет поменять один строй на другой. Более того — как только правящий класс почувствует угрозу своему положению, он эти законы ужесточит в свою пользу, в ущерб массам трудящихся.