Чаша отравы (СИ)

Нет, оказалось, что ответные меры на это слово правды обрушились на Смирнова со всей жестокостью и беспощадностью. И, похоже, это лишь цветочки. Скидок никто делать не будет, закатают по полной. Что ж, надо надеяться хотя бы на то, что товарищи поднимут шум, подключат мировую левую общественность. Но поддадутся ли этому давлению, такому, прямо скажем, чрезвычайно слабому, вот эти? Сильные, властные, абсолютно уверенные в своем превосходстве?
Значит, надо вести себя как солдат, попавший в плен... Нет, не так — как передовой отряд сил прогресса в штабе врага. Да, отряд из одного человека — но и один в поле воин.
Не отводя взгляда, спокойно смотря прямо в глаза начальнику КОКСа, врагу номер один, убийце его отца, Иван опустился на ковер и сел — с достоинством, распрямившись. Изо всех сил стараясь ничем не выдать физической боли после избиения.
Наступила немая сцена. Глаза Белякова-старшего, Белякова-младшего... да и Жарова расширились. Оба подчиненных стали коситься на начальника — что он решит, как отреагирует на дерзость?
Беляков же счел нужным не обращать внимания на этот демарш. Начальник КОКСа ожидал чего-то похожего. Ему просто было интересно поговорить с сыном рабочего, которого много лет назад собственноручно замучил до смерти. Поэтому содержание должно превалировать над формой. Пусть сидит на полу, раз ему так нравится.
— Вы понимаете, в чем вас обвиняют? — наконец, спросил генерал армии.
— В том, что я сказал товарищам правду, — спокойно, без вызова, но и без страха, ответил Иван.
— Вы юрист по... хм... одному из ваших высших образований. Вас что, не учили, что есть такая статья — государственная измена?
— Кому я изменил? И в чем это выразилось?
— Вы изменили государству.
— Вашему государству? Но я ему не присягал. Значит, и не изменял.
— У вас гражданство Российской Федерации. Вот ваш паспорт! — Беляков достал из папки документ и помахал им.
— Это государство проживания, мне было оформлено гражданство автоматически и так же автоматом выдан паспорт. Свой настоящий паспорт, паспорт гражданина СССР, который мне дали в шестнадцать лет, хоть и после развала, я сохранил. Спрятал. Пока наши не вернутся.
— Какие ваши?
— Красная Армия.
— Не юродствуйте.
— Я серьезно. Никаких обязательств перед ЭрЭф я не давал. Я гражданин Союза Советских Социалистических Республик. Первого в мире государства рабочих и крестьян. Первого в мире государства для всех без исключения граждан, а не для одной лишь элиты.
— Этого государства больше нет. И никогда не будет.
— Потому что вы его убили?
Беляков замялся. Так... один-ноль в мою пользу, подумал Иван. Только бы не сболтнуть лишнего. Не время говорить об этом, а то прикончат. Только бы вырваться... Надо было эту флешку отдать. Хоть кому — белорусам, китайцам. Или просто в Сеть слить. Зачем было тянуть, если дело так обернулось? Ладно, еще будет бой...
— Потому что он сам развалился. Люди не хотели жить, как в муравейнике, им нужна была свобода — и, значит, режим был обречен, приговор ему вынесла история. Вы ведь еще и историк, не так ли?..
— Свобода, говорите? Какая именно? Сверхсвобода для немногих за счет фактического лишения свободы огромного количества всех остальных?
— Это вульгарное понимание. Перед теми, кто хочет чего-то достичь, открыты все пути, — фальшиво произнес генерал армии.
Иван помолчал немного, внимательно посмотрел на Белякова-младшего, потом на Жарова. Ни тот, ни другой за это время не произнесли ни слова. Говорили только начальник КОКСа и его пленник.
— Это только слова. Причем произносимые на публику. На деле вы всё прекрасно понимаете. И, уверен, в своем кругу приводите совсем иные аргументы. Которые, однако, вытекают из вашего понимания так называемой свободы, — возразил Иван. — Ведь если всем дать в исходной точке полную, хаотичную, идеальную свободу пожирать или порабощать себе подобных, то с течением времени система всё равно неизбежно перейдет в стабильное состояние, состояние иерархии. Более сильные, умелые, нахрапистые сущности будут пожирать и подчинять своей воле других, укрепляя собственные способности, бросаемые на борьбу за то, чтобы пожрать и подчинить своей воле еще кого-то. Концентрация могущества одних таких условных узлов за счет пожирания ресурсов других, их порабощения будет всё возрастать и возрастать. И в конечном итоге наверху останутся абсолютные небожители, властители, пользующиеся свободой, ограниченной разве что достигнутым уровнем технологий. А внизу будут те, кто обеспечивает свободу «высших» своей кровью, своим трудом, не имея вообще никаких свобод. Не получая взамен ничего сверх того, что дает возможность физически выживать и воспроизводиться. И никто уже не будет иметь возможности подняться наверх, потому что все пути будут закрыты. Успех человека будет зависеть не от вложенных усилий, а только от того, что этот человек уже имеет. То есть от стартовых условий, от происхождения. Отцы будут передавать детям капитал, посты, связи, место в системе. И однажды те, кто принимает решения, захотят увековечить свое преимущество и преимущество своего потомства законодательно, запретив остальным даже пытаться соревноваться с ними и их детьми. Намертво закрепив положение вещей. Это элементарная схема самоорганизации из хаоса. Я и такое изучал, между прочим, вы это, думаю, тоже знаете... А за полтора века до нас, пусть и используя другой аппарат обоснования, то же самое сказали Маркс и Энгельс.
 
Все промолчали.
— А вы умны, вам действительно не скормишь эту похлебку. Хотите начистоту? Давайте. Снимем маски — и заодно уж белые перчатки. Да, у нас вся власть. Да, мы считаем, что это хорошо. И у нас есть все силы для того, чтобы защитить такое положение вещей. И мы его защитим. Вот вы, лично вы, кстати, почему пошли против нас? Почему поломали критически важные для нас расклады, незаконно разгласив совершенно секретные сведения? У вас было всё пусть и не для барской, но для такой жизни, при которой не нужно за еду работать. Вы сдавали две квартиры, никто у вас их не отбирал.
— Мои главные претензии к вам я еще озвучу, сейчас же — только насчет квартир. Насчет того, что не отбирали. Сейчас, может, и не отбирали, а потом могли бы. Вы так и норовите отнять у людей оставшуюся у них от Советской власти собственность. Вся эта реновация, потом еще хотите узаконить принудительное изъятие жилья ради застройки.
— С компенсацией в форме обмена...
— Заведомо неравноценного, и принудительно в определенном месте, заведомо менее привлекательном. Вы вообще превращаете собственность масс в ничто, в профанацию. Ради абсолютного укрепления собственности владельцев капитала в его высшей фазе концентрации. Что вы предлагаете людям? Кроме гарантированного ухудшения уровня жизни подавляющего большинства — тех, кто не относится к господам, имеющим право и возможность повелевать другими и отнимать у них ресурсы?
— А нам и не нужно что-либо предлагать. Мы не предлагаем, а навязываем. Мы сконцентрировали у себя достаточное количество ресурсов, чтобы наступать всё дальше и дальше. И мы всё концентрируем и концентрируем блага в своей собственности, а низы всё больше и больше их теряют. Это закон жизни. Пусть успех решается не усилиями, а происхождением, ну и что с того? Кому-то повезло, а кому-то нет. Но те, кому повезло, уже изначально имеют силу и власть — чтобы те, кому не повезло, не могли ничего с этим поделать. Да, силу и власть за счет них, низших. И так будет всегда. Так будет вечно. Не стройте иллюзий. Мы вас раздавим...
 
— «Своею железной пятой»... Да-да... Проходили. Да, понимаю, что вы, уничтожив социализм, мечтаете, чтобы исчезла память о нем, память об СССР, об Октябрьской революции, о советских вождях-бессребрениках, об обществе подлинной свободы для честных трудящихся. Но она не исчезнет. Даже через две тысячи лет мы будем помнить о Советском Союзе и будем сражаться. Вы захватили власть над свободными людьми, обратили их в рабов, обобрали их — и рассчитываете, что мы это проглотим, будем вам служить? Нет, мы будем наносить вам удары, порой неожиданные, порой с пониманием того, что они будут стоить жизни, но подавая друг другу пример. Пока не вернем того, что вы отняли у нас в 1985 году, — власть и собственность. Не исчезнет память об этом, как бы вы ни старались. Этот опыт останется навсегда в истории. И навсегда в истории останутся революционеры и герои сражений, которые отдали самое дорогое, что у них было, свою жизнь, за то, чтобы общество взошло на следующую ступень развития. Да, когда это новое общество, еще совсем небогатое, истерзанное войнами, попыталось хоть как-то отдышаться и наладить нормальную жизнь всех людей, вы собрались, поднатужились, воткнули ему нож в спину и спихнули вниз. Думаете теперь, что вы победили? Нет, вы не победили. Вы заведомо проиграли. Потому что то, что вы хотите построить, эта иерархия абсолютного господства, в любом случае несет в себе залог неизбежного разрушения. На этом пути рано или поздно вас ждет крах. Вы надорветесь. Да, этот процесс может затянуться на десятилетия и даже на столетия. Да, вашей власти на ваш век, наверное, хватит. И на век ваших детей и ваших внуков тоже ее может хватить. Но всё равно — рано или поздно повторится Октябрь 1917 года, и история человечества вновь пойдет вперед по своему магистральному пути.