Чаша отравы (СИ)

— Серьезно? — привстал Влад.
— Да! Ну так яблоко от яблони недалеко падает. Я как прочитал установочные данные на задержанного, так прямо как током дернуло! Помнишь тот значок с Лениным?
Владислав кивнул.
— Надо же, тихоней-рантье прикидывался, вольным ученым, исследователем, мыслителем, от любых радикальных акций дистанцировался, даже ни в какие организации не вступал... мы его лишь периферийно отмечали... вот змея... ну, с ним будет особый разговор, я лично займусь... — сказал начальник КОКСа. — Не-е-т, надо всё-таки закон об ужесточении интернета принимать. Как раз в общем пакете мер по коронавирусу. Чтобы простейшие лишнего не смели вякать. Пора кончать официально с этими химерами, с этими чертовыми правами человека. Наступают новые реалии. У одних, сверхчеловеков, — неограниченные права, у других, недочеловеков, — неограниченные обязанности. Так было все прошлые тысячелетия, и так будет все грядущие тысячелетия.
— Да! Мировой тысячелетний рейх! — вскочил Беляков-младший. — Хайль Гитлер!
Отец посмотрел на сына и вдруг рассмеялся:
— Ну ладно, хайль, хайль! Зиг хайль!
И оба вскинули руки.
— Ну что, пап? Попаримся теперь?
— Да, сынок! Забираем вино и идем!
— Эй, девчонки! — хлопнул в ладоши Влад. — Айда в баньку с нами!
Обе лоли мгновенно, одна за другой, сползли с шеста и, шустро шлепая босыми ножками по паркету, подбежали к Беляковым — после чего все четверо направились на подземный этаж, где располагался спа-комплекс. Шест, на котором Катя с Ксюшей давали свое «представление», начал опускаться вниз.
Москва, 2 февраля 2020 года
Представительская легковая машина с пронзительно воющей синей мигалкой пересекла МКАД и помчалась прямо в центр. 
На заднем сиденье из мягкой натуральной кожи вальяжно развалились оба Белякова. Настроение у них было превосходное. Испытав каждый в своей отдельной спальне Сладкое Пробуждение благодаря умелым манипуляциям своих лоли — на сей раз отец и сын ими поменялись, — начальник КОКСа и его заместитель взбодрились в джакузи, вкусно и изысканно позавтракали, с наслаждением еще раз посмаковали старое вино.
И решили побеседовать с одним из узников.
Перед выездом Беляков-старший коротко приказал по телефону:
— Арестованного Смирнова Ивана — ко мне в кабинет, в центральное здание.
И заодно вызвали Жарова, уже бесполезного на своей работе. Но пусть тоже побудет, послушает, раз его касается.
Зашли в кабинет Белякова-старшего, сели. Смирнова доставили из Лефортово минут за десять до их приезда — он под конвоем ждал в специально отведенном помещении. В то же самое время примчался на машине и Жаров. Тот сегодня ночевал на московской квартире — из Мытищ пришлось бы добираться дольше. Хорошо, что воскресенье, пробок нет. Но почему его вызвали?
...Последние дни, после того как «крота» так неожиданно запалили, так резко, по сути, обрубили всю карьеру, он пребывал в крайне мрачном и подавленном настроении. Личное будущее подполковника заволокло сплошной темной пеленой. Он, по сути, стал ненужным, его место — на помойке.
И как молниеносно это произошло! Еще с утра Жаров был уже фактически руководителем одной из компартий, членом высшей лиги политиков федерального уровня, пусть и оппозиционных. Срывал аплодисменты, раздавал интервью. Буквально светился, как начищенный самовар. Ходил везде гоголем, с особенно высоко поднятой головой и с особенно расправленными плечами, если можно так выразиться.
И вдруг — за одну минуту такой оглушительный и необратимый провал!
Чувства, которые овладели Жаровым, можно было охарактеризовать как смесь ярости и горечи. Он готов был разорвать на части этого невесть откуда взявшегося Смирнова, который стал ангелом смерти для его социальной роли. Когда того подняли с пола и отдельно ото всех приволокли в заранее приготовленный на задворках гостиницы — на всякий случай, всё же коммунистическая сходка, как-никак — автозак, подполковник дал волю своим чувствам. Начал остервенело бить его, лежащего, ногами. Как того гастарбайтера-таджика, который у него украл это самое удостоверение. Вот кто, получается, его подобрал! Совпадение? Или что?
 
А самое ужасное, что это — двойная катастрофа! За те несколько месяцев, что прошли с момента кражи документов и флешки, всё как-то, если не забылось, то, по крайней мере, стерлось. Жаров надеялся, что та майская пропажа никогда не всплывет. Но вот — документы возникли на публике самым неожиданным и страшным образом. А флешка? Получается, она у того же Смирнова? Но это же ужасно! Правда, он ее не предъявил. Почему, кстати? Жарову оставалось лишь надеяться, что носитель всё-таки зашифрован, поэтому содержимое и не всплыло. А где же сама флешка, в конце концов?
Жаров обладал недостаточно высоким рангом, чтобы ему позволили плотно заниматься задержанным. Он не был ни следователем, ни штатным оперативником, хоть и числился в составе КОКСа, но, так сказать, «по особым поручениям». Доложить начальству о возможном наличии у Смирнова флешки было, конечно, немыслимо. Ведь для самого Жарова это означает неминуемый арест, пытки и «Устранение». Что же делать? И задать вопрос самому Смирнову, конечно же, нельзя!
Поэтому избиение, хоть и достаточно сильное, продолжалось меньше минуты. Запал вдруг как-то утих. А вскоре поступила команда везти Смирнова в Лефортово. Жарову же приказали покинуть автозак и удалиться, пока не позовут. Дело отныне будет держать на постоянном контроле непосредственно руководство Комитета...
Ивана ввели в кабинет. После побоев двигаться было нелегко, но он старался не подавать виду...
Здесь находились трое. На главном месте, за большим столом в большом кресле, величественно восседал начальник КОКСа Андрей Валерьевич Беляков собственной персоной. Молодой человек, чем-то на него явно похожий, — очевидно, тот самый Владик, сын и заместитель, — в кресле поменьше, за боковым столом. И Жаров — на приставном стуле, где-то рядом со столом, но не полноценно, не за столешницей. Как и полагается по рангу, подумал Смирнов... Павианы, стая павианов...
Ему, Ивану, сидячего места, конечно, не нашлось. Он должен был стоять почтительно посреди кабинета, внимать Начальству и отвечать смиренно.
Ну, уж нет. Смирнов знал, как в таких случаях поступали герои «Часа Быка» Ивана Ефремова и «Вторжения в Персей» Сергея Снегова. Люди коммунистической эры, сильные и свободные, обладающие разумом и неотчуждаемым достоинством — они несли слово правды и справедливости в логово противника, смело глядя в глаза владыкам.
Иван еще раз оценивающе, взглядом ученого, пробежался по трем сотрудникам «охранки». Обернулся, осматривая кабинет. Тот самый кабинет, где, судя по всему, и были сделаны все эти записи. Забавные часы, кстати, висят над головой главаря — с обратным циферблатом... А начальство, конечно, не знает, что тут где-то спрятан жучок. Интересно, он по-прежнему здесь, или после того как Жаров посеял документы и флешку, операция прекратилась? Ответа на этот вопрос нет и быть не может. В любом случае, это следует пока держать в тайне. Ни одного экземпляра флешек у Смирнова, к счастью, дома уже не было, несколько копий он тайком спрятал в разных местах: вблизи могил близких родственников на двух кладбищах, а также на двух дачных участках — у товарищей, которые приглашали этим летом погостить на выходные. А старый ноутбук, с помощью которого он слушал записи и переводил в текст, выбросил тогда же на помойку, предварительно пройдясь молотком по жесткому диску и микросхемам памяти. Так что при обыске ничего подозрительного не нашли. Ни в мытищинской квартире-студии, ни в обеих московских квартирах. Но изъяли всю электронику, в том числе и не имеющую никакого отношения к Ивану. Спугнули квартирантов.
 
С одной стороны, Смирнов, конечно, понимал, что от этих субъектов можно ожидать всего. Он сам, слушая записи, убедился, что они собой представляют. В сетевой прессе постоянно появлялись пугающие публикации. О жестоких расправах с неугодными политиками. И хорошо, если расправы эти — только посредством юстиции. О беспощадном разгроме мешающих власти оппозиционных организаций, даже заведомо безобидных. О незаконных методах следствия, вплоть до пыток. Но, с другой стороны, Иван всё же не ожидал, что демаскировка «крота» вызовет столь бешеную, жестокую реакцию. Он не давал обязательств по сохранению тайны, ему не платили надбавки за допуск, он причислял себя к левому движению — а значит, считал себя вправе публично объявить о своей находке. Предупредить товарищей, что Жаров — «крот», агент КОКСа. Что его ни в коем случае нельзя выбирать лидером партии, это уже перебор, «красная черта». Ладно бы еще просто секретарем, но не первым же!