Чаша отравы (СИ)

Попытки реанимировать Михаила так и не увенчались успехом.
Москва, 16 декабря 2019 года
— Мне очень жаль, — сказал Игнатенко врач. — Мы сделали всё, что могли. В этом случае мы оказались бессильны. Последние дни он был в медицинской коме, страданий не испытывал. Соболезную.
Чувство опустошенности овладело Геннадием. За что такая несправедливость, подумал он. Всего двенадцать лет. Еще толком и жить не начал...
Это, конечно, было ожидаемо. Его не раз предупреждали.
И сам Дима это тоже прекрасно понимал. Хотя лично ему об этом и не говорили.
Да, такое тоже бывает. Хотя и реже, чем лет двадцать-тридцать назад.
И — тем более несправедливо. Почему он?
Игнатенко остался один. Несколько лет назад скоропостижно умерла жена. А теперь вот и единственный сын.
И просторная квартира в престижном районе превратилась в скромную «однушку» за МКАДом — средства оказались выброшены впустую. Впрочем, по сравнению с жизнью ребенка материальные потери, конечно, не в счет.
Коллеги по работе и друзья, безусловно, помогут с похоронами.
Посидят, помянут.
А потом что?
Попытаться создать новую семью?
Полная неизвестность. Полный мрак впереди.
И самому жить особо уже не хочется.
Тюмень, 18 декабря 2019 года
— Мы сегодня прощаемся с нашим замечательным товарищем, безвременно от нас ушедшим, — гремел голос Жарова. — Он был настоящим борцом за рабочее дело, он был настоящим коммунистом. Смерть вырвала его из наших рядов неожиданно для всех — для родных, для сослуживцев, для соратников. Это страшный удар по нашей партии, одним из руководителей которой он был. Всего несколько лет назад он приехал с охваченной гражданской войной Украины, где лично участвовал в боях. И с головой включился в борьбу за социализм здесь, в России. Он был сыном своего класса, рабочим-транспортником. Он был одним из вожаков независимого профсоюза локомотивных бригад. Все, кто работал с ним, все, кому он помогал, отмечали его бескорыстие, его энергию, его преданность делу. Это невосполнимая потеря...
Смирнов глядел на Жарова, вдохновлено жестикулирующего, пускающего в буквальном смысле слова пар... распинающегося... да-да, после того, что он, неожиданно для себя самого, узнал в мае, тут можно применить только этот глагол... над гробом товарища. Каков актер, однако...
Нечасто Иван ездил по регионам по общественным делам. Но здесь всё же решил вырваться и специально посетить похороны видного деятеля коммунистического движения. Молодого и перспективного товарища. У которого была репутация очень толкового, понимающего, честного борца. Омельченко неустанно выступал за союз всех непарламентских коммунистических организаций, вплоть до слияния в одну мощную партию большевистского типа. Поэтому он был своим и для РКП, и для ЕКП.
На похороны Михаила приехало много людей из самых разных регионов и республик. Москва и Питер, его родной Донбасс, Поволжье, Урал и Сибирь, Казахстан...
Рыдала на руках у матери, не помня себя от горя, его жена Оля, теперь уже вдова, журналистка одной из тюменских негосударственных газет. Видно было, хоть и разгар зимы сейчас, что уже в положении, а ведь в такой ситуации есть риск, что ребенка она может потерять, и тогда род Миши Омельченко оборвется. Сам он был у своих родителей единственным. Вот и они тоже здесь, приехали из Донецка.
Все собравшиеся были шокированы внезапной кончиной молодого политика. Его коллега Марат Хафизов рассказывал, что Миша неожиданно потерял сознание после того, как состав выехал из Тюмени. Предрейсовый осмотр он прошел нормально. Накануне никаких продуктов сомнительного качества не ел, об алкоголе и речи не было. Лекарств, добавок, каких-то препаратов, корректирующих вес, гормональный фон или что-то в этом роде, он в принципе не употреблял.
Вскрытие не нашло у Омельченко никаких патологий. Похоже, просто внезапно, по какой-то неизвестной причине, остановилось сердце. Впрочем, коронарные сосуды и анатомическая структура миокарда были в полном порядке, да и сам Михаил никогда на «мотор» не жаловался — был физически тренированным человеком, вел спортивный образ жизни. Так что осталось лишь предположить, что у машиниста произошло какое-то нарушение внутрисердечной проводимости, его настила жизнеугрожающая аритмия, которая привела к фибрилляции желудочков. И из-за того, что мозг не получал свежую кровь, наступили необратимые изменения тканей. Соответственно, все усилия по реанимации оказались бессмысленными.
 
Но отчего такой исход в тридцатилетнем-то возрасте? У абсолютно здорового мужчины, допущенного всеми медкомиссиями к управлению локомотивом, воевавшего...
Ответа не было ни у кого. Кроме, возможно, Ивана... И Жарова...
Иудин поцелуй, думал Смирнов, пристально глядя на «крота» и внимательно вслушиваясь в его речь... Как запечатлено на секретных записях из кабинета начальника КОКСа, его сотрудники, в том числе и этот Жаров, не раз уделяли внимание Омельченко и обсуждали меры, направленные на то, чтобы тот «не мешал». Об убийстве, правда, не говорили — но после 25 апреля записей не было... Видимо, всё же в конце концов решили провести так называемое «Устранение» и чем-то травануть... И всё это на самом деле от лица «Ордена», карающей стрелой которого этот самый КОКС, часть государственной системы, фактически является... Иван в общих чертах, из бесед отца и сына Беляковых, уже знал, как это происходит. В так называемую «Палату Мертвых», заседающую где-то в секретных покоях под землей в центре Москвы, между Лубянкой и Старой площадью, вносят «представление», и синклит этот «большинством голосов» окончательно решает, нужно ли совершать «Устранение». Всё происходит в абсолютном безмолвии, рассматриваются только поступившие документы, без уточняющих вопросов. В заочном процессе «подсудимому» лично не предъявляется никаких обвинений, да он и вообще не знает, что его кто-то «судит». Может быть лишь два исхода: «устранить» или «повременить». Как пояснял Беляков-старший, «процедура» уходит корнями аж в «советский» период становления «Ордена», это сделано для «разделения властей», чтобы упорядочить процесс, не концентрировать его в одних руках, чтобы была отдельная уполномоченная структура. Хотя «визирование», конечно, — чистая формальность. Отказов в утверждении «представлений», пожалуй, за всё это время было меньше в процентном отношении, чем в России сейчас выносится оправдательных вердиктов в обычных судах... «Приговор», разумеется, окончательный и обжалованию не подлежит...
А забавно слушать его речевки, достоверно зная, что он из себя представляет...
А интересно, что ему нужно? Какие у него мотивы? Что им движет по жизни? Что заставило его установить «жучок» в кабинете начальника? Простое любопытство? Деньги от каких-то структур? Или что-то посерьезнее и посложнее? Нет ответа...
Кстати, он после внезапной кончины... «Устранения» то бишь... Михаила Омельченко стал единственным претендентом на пост первого секретаря ЦК РКП — в перспективе... Видимо, не такой уж и далекой...
После Жарова высказалось еще много людей. Гражданская панихида продолжалась довольно долго...
И вот гроб закрыли крышкой и начали заколачивать.
Жаров вдохновенно, широко раскрывая рот, затянул громовым голосом:
 
 
Вы жертвою пали в борьбе роковой
 
Любви беззаветной к народу.
 
Вы отдали всё, что могли, за него,
 
За жизнь его, честь и свободу...
 
 
Люди подхватили. Те, кто не помнил слов, стали доставать смартфоны и смотреть...
 
 
 
Порой изнывали вы в тюрьмах сырых,
 
Свой суд беспощадный над вами
 
Враги-палачи уж давно изрекли —
 
И шли вы, гремя кандалами...