Чаша отравы (СИ)

— Согласен. Фашистская диктатура — единственно верное средство осуществления власти. И мы будем действовать именно так.
— Да! Да! — возбужденно воскликнул Влад. — Возродился глобальный Рейх! И мы, Россия, его часть! Выпьем за это!
Они чокнулись бокалами.
— Скоро двадцатое апреля. То есть очередная вечеринка «Детей Молний». Мы ждем тебя, мой рейхсфюрер!
— Хорошо, приду. Я принимаю эту идеологию, только так и надо!
Беляковы весело рассмеялись.
— Не нравится мне Белоруссия... — протянул генерал армии, переменив тему.
— А кому она нравится? Только простейшим. Но нас не заботят их предпочтения...
— Я в том смысле, что подозрительно мало настоящих разведданных идет оттуда. После событий, когда Лукашенко многих почистил, практически нет «кротов», а те, что есть, могут вести двойную игру. У меня всё больше и больше складывается ощущение, что тамошний строй — не просто продукт проявления воли отдельно взятого идеалиста.
— А что?
— Грибница, что ли... Как наш Орден, только наоборот. Понимаешь, дело, скорее всего, не столько лично в Лукашенко, сколько в том, что там — некое продолжение «машеровской номенклатуры». Которую он ткал в последние годы жизни. Перед Устранением этот конспиратор, подпольщик, партизан кое-что всё же успел, как я вижу.
— Он это ткал с прицелом на весь Союз... Чтобы «очистить» его. Брежнев же лично предложил ему пост предсовмина... С прицелом на... Страшно даже представить...
— Ну да... Это наверняка было в его записях в портфеле. Который изъяли с места ДТП. В записях, к слову, не расшифрованных и по сей день: он же еще и математиком был, помимо всего прочего... Да, очевидно, не зря именно там они начали резво плыть против течения уже через три года после всеобщего падения неестественного строя. Даже в Молдавии коммуняки, ненадолго придя к власти, так и не повернули назад. А вот Лукашенко, черт бы его побрал...
— Хм... Ему на президентских выборах в качестве демократического оппонента противостоял Кебич...
— Вот-вот... Друг и соратник Машерова, между прочим, — сказал Беляков.
— Вызвался и слился специально?
Отец ничего не ответил.
— Ну, а что толку? — сказал Скворцов. — Всё равно по сравнению с Россией она слаба и немощна. К тому же мы ждем удобного случая, чтобы ее продать партнерам. По приемлемой цене. Так что — максимум несколько лет. И впереди — война против Китая, одной из первых жертв которой станет именно режим Лукашенко. Может, он скопытится даже до ее начала. Партнеры сметут и не заметят. Или еще раньше нарвется. Ты же помнишь — в ходе этих событий мы всерьез прорабатывали сценарий его Устранения. Он вывернулся пока — ибо в этом случае контроль над страной, причем без всяких договоренностей с партнерами, падает в руки этой курицы... Так что пока приходится терпеть, преодолевая омерзение. 
— Как бы то ни было, это фактор неопределенности. В Пекине ведь тоже не дураки сидят. Они уже фактически превратили Белоруссию в свой плацдарм в центре Европы. Они открыто давили на нас, чтобы мы поддержали режим, когда его шатали в прошлом году. И еще... Знаешь ведь, в последнее время мы начали, пока эпизодически, накрывать подозрительные ячейки армейцев. Которые, как это удалось кое-где зафиксировать оперативно, связаны конфиденциальными, хоть и недоказуемыми, конечно, нитями... явно ведущими вовне — и отнюдь не к нашим партнерам... Задача этих предполагаемых «кротов» — не высовываясь, не привлекая внимания, ждать «часа икс», чтобы... Чтобы... Чтобы... Точных данных нет. И пока решили не форсировать с тем, чтобы копать... А если это обратка? Ведь многие ихние силовики у нас на содержании, при выходе на пенсию им гарантируются высокооплачиваемые синекуры тут, в России. Пока они просто попадаются на крючок, даже на компромат, доверительно взаимодействуют с нами, даже кое-что сливают, обещают в случае чего действовать по нашему сценарию. А если это... по согласованию? По принципу — бери, раз дают? Ведь до решающего момента так и не дошло — даже прошлым летом. Так мы и не дали команду на окончательные действия. И поэтому сохраняется проклятая неопределенность. По большому счету, в сухом остатке, его практически никто так и не предал из высшего круга. И этот факт крайне тревожит. Вот в чем дело. А если это система? А если это игра с очень глубокими корнями? Если не только мы под них копаем, но и они под нас? Выступая заодно и в качестве пекинских прокси? На всякий случай... Вот это уже очень серьезно. Это реальная и, пожалуй, на данный момент единственная потенциальная угроза нам. Китай, безусловно, надо будет давить вместе с партнерами, когда придет срок. И, главное, чтобы на этом фоне никаких эксцессов не происходило. Они будут шатать ситуацию — хотя бы потому, что иначе им гарантированная смерть. Мы, конечно, всё удержим, но такие поползновения в совокупности, хоть и предсказуемы, всё равно вызывают тревогу.
 
— Сметем! Раздавим, как Рохлина! — крикнул Влад, ударив кулаком по столу. — Ведь мы при любом кризисе будем всегда контролировать ситуацию. Если и начнутся вдруг какие-нибудь низовые эксцессы, то и тогда при любом развитии событий в бой будет введено ровно столько резервов, сколько нужно. Посмевшим поднять голову низам поначалу даже будет казаться, что они побеждают, и на несколько часов мы им позволим упиваться кажущейся победой. Но потом грянет резкий гарантированный контрудар, сминающий всё — так как наши резервы бездонны! И любое такое выступление будет подавлено со свирепой жестокостью! Развернутся такие расправы, что даже следующие поколения будут дрожать от ужаса! И, конечно, мы должны сделать так, чтобы внешние силы в принципе не смогли организовать и обеспечить подобные выступления!
— Разумеется, сынок. Бутчер меня не раз заверял: если вдруг начнется какое-нибудь неконтролируемое выступление левого толка в России, то его в любом случае удастся подавить. При необходимости задействуют все средства. В случае чего, ключевые пункты России будут даже заняты войсками НАТО.
— Ну и отлично! — сказал лорд в мундире группенфюрера, подняв бокал с вином. — Выпьем за это!
— Выпьем! — ответил «рейхсфюрер».
Углич, 17 апреля 2021 года
Зона, будучи естественным срезом общества, являла собой наглядную картину изломанных человеческих судеб, ожесточившихся душ, всего того, что стало продуктом ненависти и розни, беззакония и произвола. Вся эта мрачная картина открывалась Ивану во всех красках по мере того, как он общался с самыми разными осужденными.
Таял снег, и с ним уходила первая полная зима в неволе — не считая той, когда Смирнова арестовали, а потом били, пытали, душили. И «осудили».
Зная, что Иван является «политзеком», яростным ненавистником установившегося в России режима, юристом по одному из образований, многие соотрядники сами подходили к нему, просили совета, содействия в написании бумаг, просто говорили «за жизнь».
Типичные дела, типичные судьбы.
Вот один зек. Устроился главным инженером одной из небольших фирм, выполнявших подряды для железной дороги. Начальник, как само собой разумеющееся, дал указание оформлять явно незаконные схемы «распилов» и «откатов». Отказался. Подставили. Осудили. Раз «особо крупный размер», то сразу на строгий режим.
Еще один зек — лифтер-ремонтник в элитном жилом комплексе в Москве. Лифты поставили бракованные — даже туда. Он не раз указывал на это начальству, убеждал, что нельзя их использовать, что может произойти трагедия. Так и случилось — провалился пол, с высоты пятнадцатого этажа в шахту упала и разбилась насмерть женщина. Дочь видного телеведущего, начальника. Крайним оказался рабочий, несмотря на то, что у него не было ни технических возможностей исправить недостатки лифта, ни полномочий остановить его использование. Начальство в таких делах априори неподсудно. Потом, в колонии общего режима, лифтер попал в какую-то нехорошую историю, как понял Иван, стал жертвой подставы или «разводки» по наркоте. И закрыли его уже сюда.