Очень дорого сердцу (СИ)
Всё закончилось слишком быстро. Просто физическая разрядка, которая только усилила эмоциональное напряжение и возбуждение. Кажется, у нас даже дыхание не успело сбиться. Я всё ещё сидела сверху, смотрела на Демида, который тоже был не сильно доволен, и даже немного обескуражен произошедшим. Подалась вперёд, огладила голый мужской торс, позволяя своим ладоням вспомнить забытое ощущение. Азаров гладил в ответ мои бёдра, ягодицы, завёл руки под майку, обхватил ладонями талию, затем грудь. Чувствовала, как член Демида внутри меня снова твердеет, наливается силой и желанием. Я послала ему снисходительную улыбку и начала заново двигаться вверх-вниз. От такой дерзости мужчина подо мной вошёл в раж, одно ловкое движение — и мы поменялись местами.
Демид двигался во мне настолько медленно, что теперь настала моя очередь шипеть. Знал ведь, что я не люблю такого, но сейчас мы играли по его правилам. Не останавливаясь в своём истязании, он стащил с меня майку. Его взгляд выхватил красный цветок на моей коже. Замер на несколько секунд, обвёл тату большим пальцем правой руки, отчего по моему телу разбежалась новая волна мурашек, а затем, успев выдохнуть прямо в губы «люблю тебя», поцеловал нежно, долго. Демид откровенно наслаждался тем, как я бесстыдно вскидывала навстречу ему бёдра, настаивая на другом темпе. Не согласился, просто сильнее вжал меня в матрас, продолжая наказывать неспешностью. Моё тело плавилось, а мозги просто перестали работать. Иначе разве можно поверить, что, находясь в здравом уме и трезвой памяти, я могла позволить себе так откровенно громко стонать на каждое его движение, могла позволить себе притянуть его за волосы и шептать в ухо: «Не знаю, по ком соскучилась больше: по тебе или твоему члену»? Меня накрыло так сильно, что от спазмов в животе, волнами прокатившимся по телу, я выгнулась дугой, закричала. Это подстегнуло Демида, и он стал работать бёдрами всё стремительнее, нагнал меня, замер в последнем, глубоком толчке, а мне показалось, что на несколько секунд я потеряла связь с действительностью.
Когда вернулась возможность размышлять и оценивать, повернулась к Демиду спиной и свернулась в позу зародыша. Потому что мне стало ужасно стыдно от того, что происходило несколько минут назад, ведь приличные девушки так себя не ведут, даже по пьяни, и вообще, я всё ещё была обижена на него. Самое большее, что я хотела бы сейчас сделать — провалиться сквозь землю. Азаров тоже лёг на бок, прижал спиною к себе, и, словно чувствуя, что я готова сбежать, обхватил меня кольцами рук, а для лучшего результата ещё и ногу сверху на моё бедро положил. Мне стало трудно дышать под тяжестью его тела, но я упорно молчала, наказывая себя за восхитительный, долгожданный оргазм самобичеванием.
— Теперь мы можем поговорить серьёзно?
Мне показалось, что я ослышалась, настолько нелепым звучит это предложение в данную минуту. Даже голову повернула, чтобы посмотреть на мужчину за моей спиной:
— Тебе не кажется, что сейчас не очень подходящее место и время для серьёзных разговоров?
— Наоборот, — тот развёл руки в стороны, кивком головы указывая на свой голый торс, — смотри, мне перед тобой скрывать нечего.
Я со стоном закатила глаза и отвернулась.
— Аленький, — шептал он мне в шею, щекотал дыханием, отчего я повела плечом и выгнулась, — я хочу, чтобы ты была со мной, каждый день, каждую ночь. Только я могу слышать твои страстные стоны и видеть горящие желанием глаза. Держать тебя за руку, обнимать, целовать, засыпать и просыпаться с тобой рядом до конца дней. Ты самое дорогое, что есть в моей жизни…
— Ты делаешь мне предложение? — пыталась пошутить я.
— Кольцо в пиджаке, — вполне серьёзно ответил он.
— А у меня в сумочке билет на завтрашний самолёт до Питера…
Глава 6
— Ты же понимаешь, что я не отпущу тебя? — Он развернул меня и с остервенением прижал к себе. — Не могу отпустить… Уже пробовал… Я загнусь без тебя, как та зверюга из сказки без своего цветочка.
Целовал, нет, пожирал, чтобы ни кусочка от меня не осталось, лишь бы не отпускать. Я и сама понимала, что не смогу без него, просто не хочу такой жизни — без него. Целовались, гладили, ощупывали друг друга, стараясь насытиться наперёд, но разве можно запастись ощущениями впрок? Ведь чем больше получаешь, чем круче и острее ощущения, тем сильнее хочется чувствовать это вновь и вновь.
Зациклившись на своих обидах и претензиях, не понимала, что Демиду в разы было больнее. У меня хотя бы была надежда, а он, пойдя на поводу у слухов, считал нашу связь давно разорванной, потерянной. И то, как он меня сейчас целовал, смотрел мне в глаза, как лихорадочно гладил руками моё тело, подтвердило мои мысли.
— Дём, — я отстранилась, чтобы удобнее было смотреть ему в глаза, — прости меня, пожалуйста.
Демид стал немного озадаченным, словно не мог понять, о чём я.
— Тебе ведь было плохо все эти годы… пил по-чёрному, изводил себя…
Договорила и прикусила губу. Азаров посмотрел с интересом, удерживая пальцами мой подбородок, чтобы взгляд не отводила:
— А вот с этого места поподробнее. Как узнала?
— Сорока на хвосте принесла.
— Сдаётся мне, знаю я эту сороку с голубыми глазами…
Я спрятала голову на груди Демида, чтобы он не увидел подтверждения своей догадки в моих глазах. От близости его кожи, его запаха, начала кружиться голова. Провела носом вдоль ключицы, вдыхала, вбирала в себя будоражащие кровь не хуже афродизиака флюиды. Запаха было мало, решила попробовать на вкус, проведя языком от впадинки на шее вверх. Чувствовала, как сердце Демида ускорило темп, как стало сбиваться у него дыхание. Поняла, что снова хочу его, до дрожи в руках, до бесстыдных стонов. А ещё поняла, что даже не могу представить, сколько дней, месяцев мне нужно, что ты притупить это доводящее до помешательства чувство плотского голода.
Через полчаса я заставила себя сползти с кровати, хотя хотелось остаться в ней, рядом с Демидом, навсегда. Но поход ресторан, судя по всему, накрылся, а кушать хотелось всё равно. Наспех приняв душ, поймала себя на мысли, что завтра всё тело будет болеть, но это боль, которая стоила того. На кухне мне предстояло разгадать ребус «из чего можно быстро приготовить ужин». Демид после душа присоединился ко мне, мешая сосредоточиться на готовке тем, что из одежды на нём только трусы. Но долго таращиться на него не позволила томящаяся на сковороде грудинка в сливках и кипящие в кастрюле макароны — пасту «Карбонара» я наловчилась готовить за десять минут.
— Аленький, а ты ещё обижаешься на меня? — вдруг спросил он, когда я раскладывала дымящуюся пасту по тарелкам.
— Конечно обижаюсь! Поэтому и просила у тебя прощения, зная, как тебе больно.
— Что я должен сделать, чтобы ты меня простила?
— Хочу, чтобы ты был счастлив, а значит и я буду счастливой.
— Но при этом ты завтра собираешься улетать…
— Ты же понимаешь, к какому решению мы не придём, мне всё равно придётся ехать в Питер. У меня там работа, квартира…
— Я смотрю ты так основательно там обжилась. — Демид даже не старался замаскировать сарказм.
— Надо было оставаться в апартаментах Мелехова и жить за его счёт? — парировала я.
Не понравилось, замолчал, сосредоточенно накручивая длинные макаронины на вилку.
— Поедем со мной, — выдала я.
— Предлагаешь мне бросить всё и стать альфонсом?
— Вот уж точно нет, — прыснула я, расценив его вопрос как шутку, — и дело не в том, что не потяну. Ты сам не сможешь жить за счёт кого-то, особенно мой счёт. Я ведь права?
— Абсолютно.
Пару минут ели молча. И я вдруг осознала, что моё предложение о Питере не такое уж сумасшедшее.
— Дём, чего ты хочешь?
— Тебя, — не задумываясь ответил он.
— Очень приятно, но я имею в виду в глобальном смысле. Ты хоть раз в жизни позволял себе делать то, что тебе самому хочется, а не то, что от тебя требуют, ждут или что ты обязан делать?
— Ты сейчас пытаешься узнать мою мечту?