Миллион миров с тобой (ЛП)

— Толчки, — говорю я вслух.
Мои родители кивают, не слишком обеспокоенные. После землетрясения всегда есть толчки. Это нормально.
Но волосы у меня встают дыбом, и я знаю, знаю, что должна выяснить, что происходит на самом деле.
— Мама, папа, мне надо идти, — я кладу метлу и хватаю плащ.
— Куда ты хочешь пойти в такое время? — спрашивает папа.
Я накидываю плащ на плечи.
— В Замок Святого Ангела.
Мои родители знают, что это значит. Мама складывает руки на коленях.
— Ох, дорогая, я знаю, как сильно ты, должно быть, хочешь его видеть, особенно после такого ужаса. Но безопасно ли это для вас обоих? Правильно ли это по отношению к отцу Полу?
— Вы оба решили покончить с этим безумием, — мой отец говорит серьёзно. — Не позволяй своей решимости ослабнуть сейчас. Если ты это сделаешь, ты подвергнешь опасности положение отца Пола в церкви. Её Святейшество, возможно, и согласилась защитить наши исследования, но если она когда-нибудь узнает, что ты соблазнила священника, вынуждая отвергнуть его призвание...
Я, соблазнительница.
— Мне нужно поговорить с Полом, — говорю я и выхожу. — Даже если это в последний раз.
Когда я закрываю за собой дверь, родители не следуют за мной.
Я спрашиваю дорогу у многих людей на улицах, убирающих беспорядок после землетрясения, в последних лучах оранжевого заката. К счастью, вскоре я натыкаюсь на телегу, выезжающую из здания гильдии каменщиков, чем бы она не была. Некоторых из них вызвали, чтобы помочь с ремонтом в Замке Святого Ангела, и они предлагают меня подвезти и глиняную кружку слабого пива.
Я делаю глоток. Пиво не мой любимый напиток, но мне нужно немного смелости, даже жидкого сорта.
Когда я снова увижу Пола, он может оказаться отцом Полом из этой вселенной, нежно любящим меня и так сильно рискующим из-за тайных отношений, которые мы, должно быть, недавно разорвали. Но, конечно, я надеюсь на моего Пола. Если бы он сразу же провёл заключительные тесты и эти тесты сработали, то он уже мог бы спасти Космическую вселенную. Конечно, сначала он вернётся в Лондонскую и Египетскую вселенную, по моей горячей-но-как-оказалось-ненужной просьбе. Сколько времени ему потребуется, чтобы построить необходимые стабилизаторы? Это может быть непросто, особенно в Египетской вселенной, где у Пола не будет ничего, кроме низкотехнологичных материалов, которые мои родители взяли с собой на археологические раскопки.
Однако я должна мыслить позитивно. Пол сказал, что сама по себе технология не так уж сложна, так что вполне возможно, что он сможет собрать её довольно быстро, верно? Тогда он может появиться здесь в Римской вселенной в любой момент.
Или через несколько часов. Или дней.
Я крепко зажмуриваюсь и изо всех сил надеюсь, что ошибаюсь насчёт толчков.
***
К тому времени, как мы добираемся до Замка Святого Ангела, сгущаются сумерки. Охранники замка те же самые два парня, которых я видела в прошлый раз. Те же усы, те же ярко раскрашенные полосатые костюмы, те же саркастические выражения на лицах, всё как в старые добрые времена. Один из них спрашивает:
— Обычная комната?
— Да, пожалуйста. И если вы сообщите отцу Полу, что я здесь, я буду вам очень признательна.
Другой охранник неторопливо идёт искать Пола, бормоча себе под нос:
— Некоторые люди никогда не учатся.
Меня ведут в ту же маленькую часовню, где я была в прошлый раз. Один из витражей разбился, усеяв каменный пол зелёными и алыми осколками, но землетрясение, похоже, не причинило никакого другого ущерба. Если железные рамы, в которых стояли сотни маленьких свечей возле алтаря, упали, значит, их поправили, и все маленькие огоньки горят достаточно ярко, чтобы дать немного света.
Я думаю, что каждая свеча символизирует молитву. Мои нерелигиозные родители в основном рассказывали мне о различных доктринах в историческом контексте, а не о таких деталях, как эта. Но я почти уверена, что вы зажигаете свечу за кого-то, когда вы боитесь за него, молитесь за него, желая, чтобы кто-то там, наверху, позаботился о нём. Я беру одну маленькую свечу, посвящаю её двум потерянным Маргарет и зажигаю её пламенем другой.
 
Я не могу по-настоящему молиться за людей, которые уже потеряны, но, по крайней мере, я могу помнить их.
Затем я слышу своё имя, произнесённое тихо.
— Маргарет?
Я оборачиваюсь и вижу в дверях часовни Пола в длинном чёрном одеянии священника. Блеск золота на его шее пронзает меня внезапной надеждой. Жар-птица. Это мой Пол! Он спас все другие миры и пришёл сюда, чтобы спасти и это измерение!
Нет. Предмет, висящий у него на шее — это крест. Он обещает спасение, но не такое, в котором сейчас нуждается Мультивселенная.
— Ты пришла, — отец Пол подходит ко мне ближе, его руки сжаты вместе, как будто он не может дотянуться до меня. — Я и не думал, что ты придёшь.
Он так не похож на моего собственного Пола и, всё же, так знаком. Когда я смотрю сквозь одежду священника и его длинные волосы, ища следы человека, которого я люблю, мне кажется, что я снова вижу Пола в первый раз...
Новый аспирант, на голову выше всех в комнате, более мускулистый, чем строитель. Одетый в дешёвую выцветшую одежду, купленную в "Гудвилле" на те несколько долларов, что остались от стипендии, потому что родители его выгнали. Он даже не поднимал глаз от пола, разве что, когда разговаривал о физике с моими родителями, как будто говорил только цифрами, а не словами. Я посмотрела на его сильную челюсть и неуклюжую фигуру и мысленно окрестила его “пещерным человеком".
Песни и фильмы говорят нам, что, когда вы встречаете того, кого в итоге полюбите, планета перестаёт вращаться, облака раскрываются и ваше сердце начинает петь. Реальность ещё более запутанна. Правда в том, что мы постоянно встречаемся с новыми людьми, но никогда не можем точно сказать, что они могут значить для нас. Никогда не знаешь, кого ты забудешь или кто будет нужен тебе вечно.
Отец Пол говорит:
— Ты говорила мне, что мы больше не встретимся.
Печаль в его голосе звучит слишком знакомо. На протяжении одного вдоха я снова нахожусь на "Астреусе", стоя перед компьютерными считывателями, которые показывают, насколько разбита душа моего Пола и боль так же свежа, как и в тот момент, когда он сказал мне отпустить его.
Мы разделяем это, отец Пол и я, ужасное осознание того, что значит любить кого-то больше жизни и всё же отказаться от него.
— Мне жаль, — говорю я искренне. — Но, когда земля вот так содрогнулась — это было похоже на конец света.
Пол пересекает пространство, между нами, в два шага и прижимает меня к своей груди. Я крепко обнимаю его, благодарная за утешение и за его любовь.
Несмотря на святые обеты, навсегда разделяющие нас в этом измерении, любовь отца Пола ко мне так чиста. Так проста. Он не спрашивает, почему мы заботимся друг о друге. Он не требует, чтобы вся математическая основа реальности работала в пользу наших отношений. Никто не мучил его, раскалывая его душу. Он остаётся цельным и отдаёт мне всё своё сердце.
Я представляю себе бесконечное бегство по мультивселенной, в мир за миром, в поисках того, где мы знаем, как любить друг друга, где никто не преследует нас и не разлучает. Всё, что может случиться, должно случиться, поэтому должен существовать мир, подобный этому. Один идеальный мир, где мы с Полом всё делаем правильно.
— Ты всё ещё боишься? — бормочет Пол рядом с моим лбом.
— Да, — признаю я.
Я уже поняла, что даже в самом худшем случае этот план меня не убьет. Если есть какое-то предупреждение о коллапсе измерения (а оно должно быть, верно?), ну, у меня всё ещё есть моя Жар-птица. Я не могу прыгнуть в то же измерение, где сейчас находится Ведьма, но я всегда могу вернуться домой или вообще в другое измерение.
 
Но я боюсь за отца Пола. За версию моих родителей, которые впервые смотрят на планеты в телескоп. За Сикстинскую капеллу, которая заслуживает того, чтобы быть законченной. И за эту Маргарет тоже.