Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 2 (СИ)
До Катиного дома осталось пара кварталов, когда справа по ходу показалась стоящая у обочины двуколка, а усатый придурок в папахе с кокардой за шкирку волок к ней какого-то типа в темном пальто. В полумраке было не разобрать, кого дубасит страж порядка, но вскрик девушки все расставил по местам. Это был Иван Никитич, а дальше сработали наработанные реакции. Команда «Стой», прыжок из коляски и нога морпеха отправляет полицая в нирвану. Все заняло полторы-две секунды. Еще секунда и из двуколки вылетает ее водитель.
Если кто-то думает, что у извозчиков плохие реакции, тот серьезно заблуждается. Димон к наивным не относился, поэтому успел перехватить кнут «своего» извозчика, иначе за ним пришлось бы гоняться по всей Москве. Взгромоздив в коляску расхристанного «революционера», морпех поднял его шляпу, попутно вырубив извозчика казенной двуколки. В этот момент Катерина квохтала над братом и последнего не видела.
Как известно, темнота друг пионеров и хотя из пионерского возраста Димон давно вышел, темень оказалась, как нельзя кстати. Ни лиц «налетчиков», ни примет, обыватели не разглядели.
Как позже выяснилось, ничего серьезного за Иваном не числилось, но, когда ему предложили зайти в околоток для «профилактической» беседы инженер, что называется «полез в бутылку», вызвав бурную реакцию полицейского. А кому понравится, когда в неспокойное время ты, считай, сутками мотаешься по своему околотку, а на просьбу зайти побеседовать с господином жандармом тебе в лицо начинаю кричать всякие гадости.
Как бы там ни было, но Димону пришлось спешно линять с места происшествия. Свернув направо, морпех объехал по кругу, высадив девушку у ворот ее дома. Всего-то пять минут, но хватило — девушку била крупная дрожь. Ей хотелось забыть, прогнать прочь, охвативший ее ужас, но не отпускала дикая сцена: ее двоюродного брата безжалостно волок полицейский. А ведь она еще не догадывалась, что стражи порядка могли наведаться в дом к Беляевым.
— Катя, все позади. Больше ничего не случится. Утром заеду. Дома никому ни слова.
Крепкие руки притянули, надежно уберегая от невзгод. Не осознавая, девушка невольно прижалась к груди. Как ни странно отпустило, а в памяти осталось ощущение силы и защиты. А еще Катерина Евгеньевна не могла забыть хищную грацию, с которой Дмитрий выметнулся из коляски.
С извозчиком было проще — неделя беспробудного пьянства под присмотром верных людей и сумма в размере месячного заработка, напрочь отшибли память незадачливому «таксеру». Организацией этого процесса Зверев занимался всю ночь и лишь в предрассветных сумерках вновь добрался до Беляевых. Несмотря на усталость, от Дмитрия веяло уверенностью. Разговор, правильнее сказать инструктаж, был не долог — все Беляевы были дома, ничего не видели и не слышали, а прибежавшая мама Ивана Никитича рассказала, что Ваню забирала полиция, а потом произошло и вовсе непонятное — неизвестные против воли, куда-то увезли ее сына.
— Кто бы и что бы вам ни говорил, от этой версии не отступать!
До Питера Виноградова доставили не без проблем — во всех стражах правопорядка Ивану Никитичу мерещились служители охранки, что естественно привлекало внимание. Пришлось перед выездом на вокзал накачать клиента антидепрессантом. Помогло, но за дорогу пришлось извести еще с пару литров водки.
В Питере к морпеху присоединился Самотаев и к Выборгу они добирались контрабандной тропой в сопровождении местного умельца. Все бы ничего, но в какой-то момент из Никитича полился словесный понос. Непонятно, то ли его посетила «белочка», то ли стали отступать страхи, но выглядело это отвратительно. В кашу смешались фобии Ивана Никитича, пережитое им унижение и спровоцированная страхом агрессия. Поток проклятий в адрес преступного режима сменялся угрозами снести все памятники: «Надо навеки вытравить из памяти народной даже воспоминание об этом кошмаре, надо…».
Когда почти дошли до места, проводник дал команду залечь. За мопехом шел Иван, замыкал колонну Пантера. Самотаев отреагировал профессионально, сбив с ног замешкавшегося Ивана, чем вызвал очередной всплеск недовольства, естественно не шепотом, в тоге, Самотаеву пришлось от души заехать Виноградову по башке. Помогло, но ноги клиента еще долго выписывали кренделя.
* * *
— Что мочишь, Пантера, или думаешь из Никитича интеллигент, как из Анны Карениной прачка? Хренушки, самый натуральный интеллигент. Интеллигентней не бывает.
— Я ему только один раз по кумполу, — насупился Самотаев.
— По кумполу, один раз, а кто мне потом выговаривал, что говно человечек? Вы вот о чем подумайте, братцы. Что произойдет, если такие Никитичи возглавят революционное правительство. Нет, нет, — Димон жестом пресек возражения, — не сейчас. Спокойно поразмышляйте, потом обсудим. И еще, господа тренеры, займемся вашим образованием, ибо нехрен жить неучами. Капитал господина Маркса я найду в Москве, а пока купите себе том Анны Карениной и по приезду отбарабаньте содержание.
«Все! Теперь парни загружены по тыковку. Завтра замутят, что Иван не правильный интеллигент, потом, что в новой власти такие рулить не будут. Разубедим — против логики не попрешь.
Главное не перегнуть об интеллигенции, показать, что она действительно думающая часть населения и без нее России кирдык, но не вся, большая ее часть называется говном нации. В этом дедушка Ленин был прав.
Каренину одолеют. До всего не допетрят, но это семечки — подскажем, а над Капиталом точно зависнут. Революционеры, блин, недоделанные.
Ничего, я вас научу родину любить. Вы еще запоете о привязке нашего социума к отношению социальных стратификаций. Хрен с ним, пусть вместо страт говорят о классах. Так им понятней, но шутка шуткой, а придется мне нанять пару учителей для тренерского состава. Сами они будут кувыркаться до… долго, одним словом».
Глава 4
Декабрьскую Москву 1905 года никому представлять не надо
Начало — средина декабря 1905 года
Дом Фидлера был по-особому наряден. Своим углом он гордо вклинивался в перекресток. Первый этаж русский руст. Парадный вход венчает небольшой витиеватый козырек. Окраска в бежевых тонах — низ темнее, верх светлее. Такой стиль оформился ко второй половине XIX века. После революции его сменил конструктивизм, на смену которому пришел «сталинский ампир». Колебания архитектурных предпочтений начали затухать, но послевоенные реалии вновь вызвали конструктивизм, теперь бетонно-панельного свойства. С другой стороны, а как было иначе обеспечить людей жильем?
После акции в отношении советника Соколова, Зверев вынашивал планы дать своим парням снайперскую подготовку в обстановке максимально приближенной к реальной. В этом отношении восставшая в конце пятого года первопрестольная была идеальным полигоном. Нет, по войскам или по восставшим, никто стрелять не собирался, но выбор и распределение целей, оценка действий обеих сторон обеспечивали превосходнейшую подготовку его личной гвардии.
Для этой цели лучше всего подходила Пресня, но где конкретно защитники поставят баррикады? Это было известно разве, что господу Богу и историкам. Таковых среди переселенцев не нашлось, спасибо Мишенину, припомнившему, что вечером девятого начнется штурм реального училища Фидлера. Это предопределило выбор места засады. Опять же, за возможность посмотреть, как все будет происходить в реале, иной репортер готов заложить черту душу.
Напротив училища еще в ноябре Димон арендовал жилье. Местным дали привыкнуть к чудачествам «жильцов» — долго ставили новые двери, меняли оконные рамы. Теперь они открывались одним движением, а с улицы такое безобразие почти не просматривалось.
Верхний этаж, квартира просторная. Из угловой комнаты вид на Покровку, из окон зала на парадное училища. Здесь пересекаются переулки Лобковского и Мыльникова. Последний, после пересечения с Покровкой, называется Лялиным переулком. Звучит по-доброму, не поэтому ли в будущем он единственный сохранит исконное название?