Доказательство (СИ)

— Но кто вы?
— Нас называют бунтующими, но мы лишь те, кто ищет определения.
— Вы должны ждать решения Геометра.
— Тоже мне, миропорядок! Кто так решил?! Мы хотим, чтобы ты помогла нам переродиться прямо сейчас, я знаю, что ты можешь это сделать.
— С чего вы решили, что я стану разрушать то, что заведено веками, еще до того, как вас создали?!
— Потому что только в этом случае мы не тронем твоего Избранника. Ты думаешь, стены, что понастроил Хранитель, так уж прочны? Ха! Как бы не так! Ты поможешь нам, за это мы оставим твоего Избранника тебе.
— Вы не посмеете!
— Ты ведешь себя, как ничтожество! Что, Избранничек молодой, не может тебя защитить? Сама еще не понимаешь, что происходит? Глупая Кристаллическая. По счастью, ты попалась нам до его пятнадцатилетия. Просто делай то, что я тебе говорю, а свою алмазную гордость запихни куда подальше, пока твой дружок не воссоединился с кем-то из наших!
— Нет!
— Да что ты понимаешь? Ты, чей путь всегда выстлан розами! Кристаллическим в первую очередь чертят график, Кристаллическим внимание и почет. Гении. Тьфу! Никто не позволит тебе жизни в бараке. Никто не даст тебе помирать с голоду. Что ты знаешь о жизни простых душ?!
— Я знаю о вас достаточно из того, что ты говоришь.
— Ты ни черта не знаешь! Что это такое — долгие годы бродить по Теневой, желая жить, желая дать новое и не получать возможности перехода?! Каково это — не иметь ничего, кроме скудеющих сил, а потом соединиться с ребенком, который умрет на третьи сутки от порока сердца? Каково это — не прожив и двадцати лет, пустить пулю в лоб от одиночества и нестерпимой боли? Каково это — всю жизнь до старости отдавать себя детям, а в ответ получить лишь унижение и казенный гроб? Что ты знаешь об этом, Кристаллическая?!
— Я знаю о том, что каждая жизнь и каждая душа важна. Какой бы она ни была, она служит жизни.
— Идеалы. Идеалы Кристаллических нам давно известны. Прекрати. Я больше не желаю говорить об этом. Я желаю, чтобы ты помогла нам.
— Нет!
— Тогда мы забираем твоего Избранника!
— Нет! Я объединюсь с ним!
— Давай! Обрушь всё, что тут есть! Высвобожденной энергии на это хватит… Ты сама нарушила свой график, ты выбросила его в Теневую, ты изменила Путь. Ты посмеешь вернуться туда, где ничто не сможет поправить ситуацию?
— Чего вы хотите?!
— Ты поможешь нам. Ты наделишь каждого из нас толикой своей силы. У тебя тысячи граней. Ты можешь сделать каждого частичкой себя. Родятся новые Кристаллические. Геометр не посмеет задерживать нас в Теневой.
— Не каждая душа способна вынести груз Кристалла, неужели ты об этом не знаешь?
— Ну не говори мне об этом! Не надо! Каждая из нас в чем-то Кристалл.
— В чем-то. Вот именно. В каждой из вас дух миропотока, но не каждая способна выдерживать всё то, что уготовано Кристаллическим по чертежу. Это вы думаете, что для нас они чертятся в славе и всемерном признании! Ни один Избранник не прошел шелком вытканный Путь!
— Хватит болтать! Ты делаешь то, что мы требуем, или нет?
— Нет!
Лазутчик медленно разрушал стену. Сильная душа, броская. Такими душами владеют боевые генералы и ведущие хирурги. Её сила подтачивала плетение энергий Мана, нашептывая ему вопрос за вопросом, сводя на нет сосредоточенность, выталкивая с улиц в мечтания — стена истончалась. Душа уже коснулась Избранника. Никто ничего не замечал. Кристаллическая потянула за нить Воссоединения, вызывая воспоминания, причиняя Избраннику боль, вырывая из-под неё собственные силы, но иного выхода она не видела. Вольский упал, не выдержал потока образов, разрывая нить связи с душой, уходя в беспамятство.
Разрушилась стена, созданная, чтобы укрыть разговор между душами. Последние обрывки фраз услышал и Пёс. Резкое движение руки — оглушающим звоном для бунтующих отдалось новое кольцо стены. Циркуль блеснул на солнце, вырвавшемся для глотка воздуха из-за плотных туч.
— Скорее, Переговорщик!
Шум не стихал. Ман вышел навстречу бунтующим. Что-то говорил. Никто его не слышал. Хранитель ловил обрывки силы, затухающей, холодеющей — минуты, которые вне круга сложились в долгие часы, которые Переговорщик потратил на то, чтобы успокоить брожение. В круге стены стояла тишина. Горячая ладонь опустилась на плечо Володьки. Обжигающая. Вырывая из темноты. Ослабляя отчаянно бьющийся пульс. Ярко.
 
— Что ты рисуешь, малыш?
— Наше поместье.
— Кипарисы. И ограда. И кони. Очень похоже! Как живые!
— Правда?
— Да, сынок. Если и дальше будешь так рисовать, станешь великим художником.
— Ты веришь в это, мам?
— Конечно. Только всегда рисуй то, что просит твоя душа, только то, что она просит.
Взрывом щемящая боль.
— Крушите! Это не должно осрамлять нашу церковь! Фреска?! Это святотатство!
Молящие ноты пронизывают горло, но не вырываются из груди. Рушится картина. Осыпается неровными осколками веры, любви, понимания. Он ловит их в пальцы. Задерживает уничтожающее падение разноцветных лоскутков мозаики на пол.
Темнота. Тепло. Тихо.
Володька открыл глаза. Хранитель медленно выдохнул. В его лице не было ни кровинки. Ровной струей — натяжение с душой. Не страшно. Китаец осторожно поднял мальчика на ноги. Ман вошел за стену, усталый, под глазами залегли тени, голос его срывался.
— Хранитель…
— Тише.
— Они…
— Тише…
— Профессор, право слово-с, вы шумны еще более, чем старина Семнадцатый.
— Но…
— Никаких «но». Больше никаких «но»!
Пульс затихал. Володька засыпал. Крепкие руки Пса поднимали его с земли и несли под шпиль.
«Ты должен рисовать то, что просит твоя душа, сынок, только то, что просит душа».
 Глава четырнадцатая. Пора 
 
— Теперь-то вы понимаете, почему необходимо было выудить его?! Это мы еще легко отделались, а если бы ничего исправить не удалось до того, как они объединились снова? Я не могу таскать души в Теневую каждый день, это неправильно, это нарушает баланс! Почему вы так задержались? Что с тобой, Китаец, происходит, что ты не прогнал всех сразу, а принялся кормить… Чем там ты их кормил? Уткой? Кроликом? Это ты умеешь, пронырливый старик. Чуть всё не обрушили! Хранитель, друг мой, ты же тонкий ум, ты физик, ты, что, не мог этого понять? Ман, а вы, вы, дражайший профессор, вы не могли предугадать, что все они захотят оказать давление на Кристаллическую? Тем более, пока она способна воспринимать это давление, а она способна. Да что же вы стоите?! Уже и чай готов. Стоят, как не родные. Мальчика на диван. На диван, на диван. Ну-с…
Вновь оказавшиеся под шпилем были изрядно оглушены долгой тирадой Геометра на повышенных тонах. Они настолько привыкли переговариваться шепотом, что повышение голоса на полтона уже воспринималось, как крик. Тем более, недавнее происшествие настолько выбило всех из колеи, что привычное поведение Геометра казалось чем-то запредельно далеким. Опасения и сомнения одолевали всех троих. Вольский спал. Сила души, замирая, не решалась обнаружить свое присутствие, но ее страх и волнение ощущали все. Пёс осторожно опустил Володьку на диван. По привычке сжал руку в кармане и молча уставился на Геометра. Профессор и Китаец тоже молчали, остановившись в дверях.
— Ну-с… — Геометр явно призывал собравшихся к диалогу. Улыбка не сходила с его лица, скрывая тревогу. План по исправлению графика едва не провалился, и всё по вине того, на кого математик возлагал такие надежды. Хранитель с трудом уберег Избранника. — Да что вы? Заморозили вас, что ли? Где вы находитесь? Что вы тут столпились, право слово! — Геометр постепенно отходил от нервического напряжения. — Хранитель, Переговорщик, посмотрите, до чего довели! У вас души на Кристаллическую бросаются! Докатились! — чертежник поднялся и сунул в руки Пса стопку чертежей. — Живо на улицы и выпроваживать всех отсюда! Всех до единой, кто не получал чертежа в последние месяцы! Я сутки чертил. Сутки! Вы чуть всё не испортили. За что мне этот крест?! За что? — он остановился в центре комнаты. — Чего уставились? Вон! И не возвращаться, пока не разберетесь с ними!