И корону свою забери! (СИ)
— А что с формулировкой клятвы? Может быть можно найти лазейку? И свежий взгляд не помешает…
Он скривил губы, но заговорил…
Помимо упомянутого Россовым обязательства хранить и защищать, была целая куча условий, и запрет на брак с кем-то иным, что особенно его злило, и магический откат за действие и бездействие, приведшие к смерти или неизлечимым физическим, ментальным и магическим травмам, и еще целый ворох. Разве что регулярность супружеской жизни не была прописана, но я не исключала существование какого-нибудь дополнения на эту тему. Словом, классическая такая брачная клятва, разве что безвременная гибель одного из супругов была единственным поводом для расторжения союза. Взгляд метнулся сначала к закрепленной на платье броши-игле, потом к Ивару. Тот поймал мое настроение и поднял руки:
— Я бы попросил! Меня самого перспектива не радует, а вот пожить еще хочется. Да и заключенный за Вас договор не даст этого сделать.
Какая жалость… Сон пошел не туда, надо бы просыпаться, но это не сон, не видение, к огромному моему сожалению. Свечение тонкой синей нити на миг показалось мертвенным, холодным, безразличным. Впрочем, оставался еще один вариант:
— Вы можете меня вернуть обратно?
— Увы, — Левачев развел руками, — даже если мы попытаемся, вступивший в силу после Вашего появления договор заставит его всячески этому препятствовать. А удержать его… Только в подвалах императорского дворца, но нам туда ходу нет.
Восхитительно. Просто превосходно. Отсюда мне не сбежать, от замужества не отвертеться. Ещё эти непонятки с родней. Взгляд сам прикипел к древу, к его живым ветвям. Нынешний император вдов, дети мертвы — надо бы прояснить их судьбу — а из прочей родни… Из прочей родни племянник. Который, как единственный кровный родственник и унаследует трон.
На вопрос о том, чем их не устраивает имеющийся кандидат, и Левачев, и Россовой скривились, и никакое воспитание не смогло бы удержать их от этой гримасы. Мне даже стало интересно, кем надо быть, чтобы от твоего упоминания людей перекашивало так, словно заболели все зубы разом и в добавок шею заклинило. Мужчины переглянулись и принялись неспешно рассказывать, перехватывая друг у друга нить повествования и дополняя.
Игорь Лиховский был племянником нынешнего императора, Александра Дмитриевича, и обладателем крайне скандальной репутации, включавшей в себя участие в жертвоприношениях, уже три сотни лет как запрещенных на всей территории государства. Исключение составляли ритуалы подпитки защиты, как в городах, так и на государственных границах, но туда шли добровольцы и на каждый такой ритуал выдавалось отдельное разрешение, да и в целом волокита была страшная. Игоря же от смертной казни спасало только родство с правителем.
Император хотел было подписать приговор и ему, но поддался на уговоры родственников, заменив отсечение головы пожизненным ношением блокираторов магии. И тут мы подкрадывались к самому интересному. После вынесения решения не прошло и года, как постепенно начали умирать родственники Лиховского-старшего. Количество претендентов на трон сокращалось, и, словно этого мало, подняли голову различные фанатики, Россовой разве что в подвластных ему частях вычищал эту заразу железной рукой, но развернуться с карательными мерами у него возможности не было.
Я сжала виски, нет, конечно, сразу было понятно, что не в красивой сказке оказалась, но лезть в политическое болото не хотелось. Вот только Ивар почти в открытую предлагал мне ввязаться в борьбу за трон, стать красивой декорацией для него и его товарищей. Спасибо, что не пытался разыграть меня в темную. Или это данная предками клятва ему не позволяла?
— Я понимаю, что не имею права ничего от Вас требовать, Ярослава, но Вы наша последняя надежда хоть как-то разгрести эту кучу, — он замялся в поисках приличного слова.
— Я поняла. Но… мне надо все это обдумать. У меня же есть время?
— Мы не можем на Вас давить. Просто не имеем права, поэтому и рассказываем все это, — протянул Левачев.
— Предлагаю вернуться к этому разговору позже. Да и время уже обеденное, — Россовой взмахом руки привел комнату в прежнее состояние.
4
— Понимаете, Ярослава, — завел разговор Россовой спустя час, — Вам придется в ближайшие месяцы достаточно сложно.
Мы сидели одни в креслах перед панорамным окном. Город за стеклом напоминал историческую часть Петербурга, с одной стороны, это вызывало улыбку — слишком много прекрасных моментов у меня было с ним связано, с другой — сердце то и дело болезненно сжималось, слишком уж ощутимым было предательство, которым меня встретил Питер в последний раз. Левачев вежливо откланялся после обеда, к супруге он может и был равнодушен, но собственных детей совершенно искренне любил.
— Не совсем понимаю, о чем Вы, — чай источал одуряющий аромат мяты, но успокоения это не давало совершенно.
— Барышни в Вашем возрасте обычно не стремятся к учению. В головах юных прелестниц как правило балы и кавалеры.
— Уточните, будьте так добры: сколько мне лет, как Вам кажется?
— Семнадцать? — неуверенно протянул он, явно опасаясь моей реакции.
— Мне, безусловно, льстит, но накиньте к этому еще восемь. И из этих двадцати пяти лет пятнадцать прошло в стенах сначала школы, а потом университета. Вы действительно считаете, что несколько месяцев учебы могут меня испугать?
— Как хорошо Вы сохранились…
Я почувствовала, как у меня дернулся глаз. В груди неожиданно потеплело, ощущение переползло в руки, закололо пальцы, я попыталась стряхнуть это, искры полетели в сторону Россового, который играючи отбил их. Мужчина продолжал улыбаться:
— О, какая бурная реакция! А как мотивирует, какие таланты открываются!
Я не стала сдерживаться и слишком думать о том, откуда в моих руках взялись сгустки голой силы, зато вскочила с места и попыталась достать Ивара. Но куда там — тот уворачивался, продолжая дразнить, разве что не хохотал как мальчишка. Магия уходила в никуда, поглощенная стенами комнаты. Вслед за мужчиной вышла на середину гостиной, но быстро вымоталась, буквально падая ему в руки, тяжело дыша. Но морально мне стало легче, особенно потому, что выпуская пар представляла себе другого человека, хоть и с тем же лицом.
— Отлично, не бесталанная и то хлеб, — тихо усмехнулся он над ухом.
— Я не знаю, что на меня нашло.
— Это естественно, магия пробудилась, нужен был выход. Тут еще достаточно безопасный выброс случился, получилось интуитивно взять ее под контроль. Вот у детей… Что говорить, после моего первого выброса чинили целое крыло дома.
Такой живой Россовой был удивителен. При других обстоятельствах я бы даже им очаровалась, но… Тут до меня дошло, что я все еще практически стоя в его объятиях, что заставило дернуться и попытаться отстраниться, но крепкая хватка на плечах не дала этого сделать. Мужчина что-то рассматривал, глядя сквозь меня, зрачки то сужались до точек, то расширялись, закрывая собой радужку.
Ощущение от взгляда было пугающим, словно через меня ток пропускали. Шаги за дверью комфорта не прибавляли, особенно когда идущий остановился явно рядом с входом в комнату. Россовой среагировал мгновенно: дверная ручка только успела щелкнуть, как меня втолкнули в кресло, сдернув с одной из стен "полотно" из магии — оно действительно напоминало сияющую ткань — и накинули сверху, жестами велев сидеть тихо. В помещение зашел высокий седой мужчина:
— Ивар, мальчик, как же так? Мне казалось, что мы уже обо всем договорились!
— Алексей Иванович, не понимаю, о чем Вы…
— Как же, о твоей помолвке! Кто она? Если дело в приданном, то я дам больше!
— Не в нем… Я не могу Вам рассказать всего, но я должен так поступить.
— Мальчишка! — мужчина попытался ударить Россового по лицу, но князь только руку подставил, отводя удар. — За каждую слезу Хельги мне ответишь!
— Вас проводят.
Дверь захлопнулась за ушедшим. Ивар тяжело сел в кресло, сжимая переносицу пальцами. Вспомнив про меня, стянул заклинание с меня. Когда он поднял на меня потемневшие глаза, захотелось провалиться куда-то подальше. Свалилась, как снег на голову, всю жизнь человеку сломала… Он только тяжело хмыкнул: