Багровый полумесяц (СИ)
Собрав все вещи, какие только остались, Хуан покинул Марсель. Он посчитал, что слуга и карета будут его тормозить, и поэтому приказал отправляться следом за ним. Он отвязал одного коня из упряжки и поскакал в сторону испанской границы. Много дней Хуан мчался в Жирону, не жалея своего коня. Он хотел добраться до своего дома без остановок, без промедлений, но конь, который был почти на издыхании, заставил его на ночь остановиться в одной таверне. На следующий день Хуан вновь во весь опор пустился скакать. Наконец, он спустя долгих и утомительных две недели пути стоял напротив дома, который теперь навевал в его душе грусть и скорбь. Когда он постучал в дверь, на порог к нему вышел слуга, которого доселе Хуан ни разу в жизни не видел, и спросил:
- Кто вы такой, сеньор?
- Я Хуан Роблес, сын покойного Марио Роблеса. Впустите меня в дом, я должен увидеть своих братьев!
- Увы, но я вынужден вам сообщить, что сеньоры дали чёткие указания вас в дом не пускать, - сипло проговорил слуга.
- Как не впускать? Какое они на это имеют право?! Я член этой семьи! Впустите меня немедленно! – и Хуан, оттолкнув слугу, ринулся внутрь дома, однако двое других лакеев схватили его за руки и выкинули на порог.
- Если вы сейчас же не уберётесь отсюда, то мы будем вынуждены вызвать городскую стражу! – повышенным голосом рявкнул один из них.
Хуан сделал ещё одну попытку попасть внутрь, но на этот раз получил сильный удар палкой по голове и упал на ступени. Перед тем, как хлопнуть дверью, слуга сурово сказал:
- Убирайтесь отсюда! Не ждите более любезностей от сеньоров Де Роблес!
Хуан был разбит. От удара по голове у него пошла кровь. Звон в ушах не прекращался долгое время. Он попытался встать на ноги, держась за поводья своего коня. Через несколько минут, придя в себя, он посмотрел наверх и в одном из окон увидел своих сводных братьев, ехидно ухмыляющихся.
Сбылись все самые худшие опасения Хуана. Теперь он был никем, брошенным человеком на волю случая. У него ещё осталось немного денег и их на первое время должно было хватить, чтобы обеспечить себе пропитание и кров над головой. Но надолго ли их хватит? С неописуемой злобой и печалью сын покойного ростовщика взобрался на коня и поехал медленно в сторону трактира, находящегося неподалёку. Там он забился в самый угол и всю ночь пил. Когда он вошёл в отведённую ему комнату, прибывавшую в очень скверном состоянии, он бросил яростно свою сумку на кровать, стал в бешенстве топать ногами и ругаться самыми ужасными словами, которые только приходили ему в голову. Находясь на пике своего гнева, Хуан взял со стола маленькую вазу, в которой стояли увядшие цветы, и разбил её о стену. Потом, немного успокоившись, он сел на край кровати и тихо заплакал. Лицо его было красным, а на лбу от напряжения стали отчётливо видны две выпирающие полоски вен. Вскоре алкоголь начал оказывать снотворное влияние на Хуана, разум его помутнел, усталость взяла верх, и он упал на кровать сражённый сном. Сон Хуана был крепким, но беспокойным – он постоянно переворачивался с боку на бок. За окном выл ветер, и он проникал сквозь щели в старом окне. По углам иной раз пробегал таракан, кровать скрипела, ровно так же, как и душа этого несчастного человека.
На следующий день Хуан проснулся к полудню и уже вёл себя более спокойно. Он принял своё настоящее положение и дал себе слово не отчаиваться. С этой минуты он стал другим человеком, живущим одним днём. Первая мысль, которая пришла ему в голову, была об одном человеке - бывшем близком друге его отца, который жил в Сарагосе. Отец отзывался о нём, как о человеке невероятной доброты и щедрости, однажды выручившем его в трудный период жизни. В одном из своих разговоров с Хуаном Марио дал совет: на случай его смерти, в сложной ситуации и при острой необходимости обращаться к его другу – Бальтазару Домингушу – португальскому купцу. Вспомнив это, в Хуане вновь пробудились остатки надежды. Он встал с кровати, собрал свои вещи и пошёл из комнаты вниз по лестнице в зал. Там он плотно позавтракал и, расплатившись за всё с хозяином таверны, пошёл в сторону стойла, где находился его конь. На окраине Жироны Хуан зашёл в кузницу, чтобы подковать коня Эстебана для долгого пути, и уже к вечеру они покинули город и ехали по дороге в Сарагосу. По пути он делал остановки на ночлег в небольших городках и на следующий день вновь продолжал путь. В дороге Хуан часто спрашивал у местных жителей как добраться до Сарагосы, потому как указательных столбов практически не попадалось ему. Иногда он ехал совершенно интуитивно, так как случались казусы и разные люди указывали совершенно разные маршруты. Это обстоятельство сильно потрепало нервы нашего всадника. В конце концов Хуан заблудился.
И вот теперь, дорогой читатель, мы оказались там, где началась эта история - на тракте, по которому шёл Эстебан и его бедный невезучий хозяин.
Зима. Шёл небольшой снег. Но не стоит путать эту зиму с зимой, привычной для народов севера. Снежные осадки здесь очень часто кратковременные и небольшие, нет никаких сугробов и непроезжей дороги. Особых морозов здесь тоже не случается, однако у жителей этих краёв своё личное мнение о температурах. Как бы странно это ни звучало, но лёгкий морозец здесь считался за большое бедствие. Хуан поверх своей старой рубахи и джеркина обмотался разными лохмотьями и шарфами. Руки его, в которых он держал поводья, подмёрзли, и он пытался их отогреть. Вой волков вдали не прекращался и уже начал надоедать Хуану.
- Да когда ж они заткнуться, сукины дети! - сам с собой разговаривал испанец.
Эстебан тащился еле-еле. Целый день пути изрядно истощил его и ему был необходим отдых и еда, впрочем, как и хозяину. Но вблизи не было и намёка на какое-нибудь поселение или даже мелкую лачугу.
- Устал, приятель? Ну, хватит сердиться! Я тоже устал. Ничего! Вот увидишь скоро мы будем на месте и сможем наесться и наспаться вдоволь. Ты только потерпи, братец, а то, как же я без тебя, - шептал на ухо коню Хуан, гладя его по гриве.
Неожиданно перед глазами путников показалась развилка и, долго не думая, Хуан повернул коня налево. По дороге видимо давно никто не ездил, так как она была заросшей всякими кустарниками и молодыми деревьями. Постепенно дорога сужалась и если бы Хуан наклонился чуть левее или правее, то ветки деревьев смогли бы почесать его за ухом.