Гробовщик. Дилогия (СИ)

Он вышел на перрон, посмотрел налево, направо, выбирая, куда двинется. Правая сторона была предпочтительнее. Там рельсы довольно резко заворачивали за лес, а где поворот, там машинист сбавляет ход. Сзади взвизгнули тормоза. Бек обернулся. К станционной будке подкатил битый временем «УАЗ», из которого выбрались трое в камуфляже. Один из них, увидав Бека, улыбнулся ему и помахал рукой. Тот нахмурился. Эту троицу он видел впервые. Спешным шагом вновь прибывшие подошли к Беку, и тот, что был пониже, с крупной родинкой над левым глазом, продолжая улыбаться, сказал:
– Ну и прыткий же ты. Еле успели.
– Я вас не знаю, – набычился Бек, делая шаг назад.
Рано расслабился, – с досадой подумал он. – Теперь придётся сперва расстегнуть молнию ветровки, чтобы добраться до «Стечкина» в кобуре под мышкой. А дадут ли ему на это время? Ишь, вон какие мордовороты. Лыбятся.
– Так познакомимся, – сказал низкий. – Меня, к примеру, Клюквой зовут.
– Я тебя не звал, – отрезал Бек.
– А ты чё борзый такой? – набычился здоровяк слева от Клюквы. Говорил он с лёгким кавказским акцентом. Этому и куртку расстёгивать не нужно было. Рукоятка пистолета торчала у него из расстёгнутой кобуры на поясе. Второй громила и вовсе – держал свой ТТ в руке.
– Пошли, – буднично скомандовал Клюква.
– Куда? – Бек тянул время, лихорадочно прикидывая, как выкрутиться. Покосился на станционную коробку. Может там опорный пункт есть? Где ты, милиция, когда так нужна?
– Тебе сейчас ногу прострелят, а ты вопросы задаёшь, – покачал головой Клюква головой. – Двигай к машине.
И, видя колебания Бека, добавил:
– Сам пойдёшь или волоком потянуть?
Бек плюнул ему под ноги и двинулся к УАЗику. Задавать вопросы было бессмысленно.
У машины с него сдёрнули рюкзак, быстро, но тщательно обыскали, отобрав пистолет и «Мамины бусы», толкнули на заднее сидение. Громилы уселись по бокам, сжав, как тиски. Клюква уселся на водительское сидение. Обернулся. Спросил:
– Это от кого же ты вдруг такого дёру дал?
Бек не ответил. Тогда мордоворот, что сидел слева звезданул Беку кулаком в ухо. Зазвинело, но Бек расслышал голос Клюквы:
– Я не задаю риторических вопросов. И давай сразу без баек про то, как всё тебе здесь обрыдло и как потянуло на Родину. Не трать моё время и своё здоровье. Повторяю: куда ты намылился и почему?
– Долг на мне, – начал было Бек и тут же получил по другому уху.
– Кончай, а! – заорал он. – У меня уже в голове звон, что твой колокол на Пасху. Как я на вопросы отвечать буду, если вы меня метелите, не переставая.
Ударивший детина оскалился и замахнулся для новой оплеухи, но Клюква лениво сказал:
– Погодь, Рубик. Смотри, какой умный чурка попался. Даже про Пасху в курсе.
И уже Беку:
– Ты вот что, если ещё раз соврёшь, я тебе в зрачок спичку заточенную воткну. Ты для меня и одноглазым сгодишься. Вопрос прежний.
И Бек вдруг отчётливо понял, что отвечать придётся. Сейчас или после того, как из него этот ответ выбьют. Тогда какой смысл молчать?
И он стал рассказывать.
  
Часть вторая. Семь дней недели
 
1. День первый – четверг. Встреча
Ясное дело, если не крайняя нужда, ночью сталкеры не бродят.
И уж коли застанет темнота в деревне, укроются охотники за артефактами в доме покрепче, а придётся ночевать на открытом месте – разожгут костёр. Но и в том, и в другом случае, не спят вповалку. Дежурят по очереди.
Бывалый сталкер сидит себе спокойно, иной, так даже песенки себе под нос бормочет. Знает, буде какая опасность – услышит и так.
А вот новичок – отмычка прыщавая, в оружие вцепится, глаза выпучит, уши растопырит. И сам издёргается, и другим спать не даст. А всё потому, что слушает он ночь в Зоне. А она шумная. И чудится ему – не «Электра» аж шипит от электричества, которого вокруг неё, хоть ведром черпай и не «Трамплин» похлопывает, будто в ладоши тихонько аплодирует. Нет. Это кровосос сопит, принюхиваясь к запаху живой плоти, это излом костёр завидел, и теперь хромает на свет сталкерская погибель. А уж если взвоет невдалеке какая тварь, вроде «слепого пса» или хрюкнет в окрестностях «чернобыльский» кабан, то тут и вовсе – вся храбрость напускная из салабона вон. Завопит, всех перебудит, ну и натурально получит по уху. Чтобы не мешал спать тем, кто его, может, завтра из аномалии вытаскивать будет.
 
Потому и говорят старики: первое везение для новичка в Зоне – это правильный напарник. Не из тех скотов, что нарочно своих отмычек в аномалию пристраивают. Чтоб не делиться. И не из тех, что, как в рот воды набрали, только морщатся презрительно, глядя на потуги очередного бедолаги постичь Зону самостоятельно.
Нет, встречаются ещё неспесивые да разговорчивые бродяги, которым не в ущерб объяснить, что боятся местные твари, как и любая живность открытого огня, а кровосос предпочитает нападать на одиночек. Да и яркого света он не любитель. Излом же и вовсе никогда сразу не нападает. Поздоровается, к огню попросится присесть. Бывалые сталкеры рассказывали, что, случалось, и вовсе – миром расходились. Посидит излом, погреется, да и пойдёт себе дальше по своим делам изломовым. Антон Борода клялся, что такой вот сморщенный старикашка в шинели до пят в благодарность за пару глотков «бырла» указал ему старую захоронку.
Тройка, ведомая Сорокой – невысоким одноглазым сталкером, у которого на левой руке не хватало по два пальца, не успела засветло дойти до Южного. Все расчеты порушила банда мародёров, обстрелявшая их этим утром. Отбиться отбились, но Юрку Воробья ранило по касательной в голову. Сделали повязку, но там, похоже, ещё была и контузия, потому что сам идти он не мог, шатался, да и говорил, с трудом выговаривая слова. Что делать – пришлось его на себе тащить.
До бара с его мутным пойлом и девочками на втором этаже, а главное – до покоя и безопасности, оставалось каких‑то пять километров, когда солнце упало за лес, и тень накрыла группу, будто покрывалом. Как не спешили, а в Петриковичи вошли, когда окончательно стемнело. Стали на ночёвку в одном из дворов, но не слишком близко к просевшей хате. Во‑первых – не наделать бы пожара. А во‑вторых, вдруг, именно сегодня ей вздумается окончательно развалится. Случаи бывали…
Развели костёр. Попили чай, сменили у Юрки повязку.
Первым дежурил сам Сорока. Сидел, курил, в костёр поплёвывал. Прикидывал, сколько «гринов» им отвалят за жменю «Радуги». Раньше платили поштучно, но неделю назад говорят, что стали брать на вес. А тут еще и две «Батарейки», которые так и не удалось зарядить. Сутки пролежали в «Электре», а толку – ноль. А ради них Саня Шкет, третий член их команды, чуть в бродячую «Мясорубку» не вляпался. Чудом разминулся. И что теперь с ними делать? Врядли удастся втюхать Загребайле. Сорока так и представлял себе, как этот лысый боров оттопыривает толстую нижнюю губу и брезгливо морщится. Потом сквозь зубы цедит, что, мол, на кой хрен они мне незаряженные? Группу что ли из‑за них до ближайшей «Электры» посылать? Вот сам и иди. А как зарядишь – милости просим.
Так что, выходит, всего и навара с ходки – «Аленький цветок», да и тот какого‑то нездорового ржавого цвета. Затраты окупятся – и то ладно.
Сорока чертыхнулся. Вот почему так? Полгода уже Зону топчет, а все деньги, которые он мечтал тут загрести – как песок сквозь пальцы.
Как удачный поход, так мародёры подстерегут или напарники скрысятничают. А если случится чудо и успеет он, Сорока, хабар в «грины» перевести, так пропьёт большую часть в баре и не вспомнит на утро с кем и сколько. Другие по слухам вон – на берегу моря виллы покупают, а у него как была дыра в кармане, так и осталась.
 
Только и успокаивало, что не один он был такой. Попадались бродяги, которым совсем туго пришлось. Не тем новичкам, что в первой же ходке сгинули. Им, считай, еще повезло. А вот которые вернулись из похода за счастьем или достатком несчастными калеками – вот им что было делать? Куда деваться? Кому они безрукие, безногие, а‑то и больные странными болезнями, нужны были? Разве что палачам с Янтаря. Так и там не всякого брали.