Танцующий лепесток хайтана (СИ)

Можно ли было считать то, что он все еще желал видеть Вэйюя в своем доме, хорошим знаком?
 ***
Знакомая гостиная встречала их задернутыми плотно шторами и легким беспорядком на полу.
Ваньнин некстати вспомнил, что именно здесь, на этом диване, Мо Жань в прошлый раз объяснялся ему в любви и предлагал встречаться. Но все это происходило словно в другой вселенной — и как будто вовсе не с ним.
Готовясь к свиданию, он так и не убрал обрывки упаковочной бумаги и ленты — а потому весь этот хаос продолжал, словно в насмешку над ним, лежать под кофейным столиком вместе со степлером, скотчем и ножницами.
— Пойдем, — он снова дернул Мо Жаня за руку, не позволяя юноше останавливаться и надеясь, что тот не заметил беспорядок.
Воспоминание о том, как он готовил такой бесполезный подарок, отдалось болью.
«Возможно, Мо Жань его уже выбросил…» — подумал он с каким-то мрачным удовлетворением, намеренно желая ожесточить себя.
Если он не заставит себя смотреть на Вэйюя здраво, он снова позволит себе верить — и может ошибиться. Какой прок в том, чтобы быть ослепленным чувствами, если это лишает понимания происходящего?
Чу Ваньнин не был глупцом — он знал, что едва ли перестанет испытывать к Вэйюю чувства, даже если тот напрямую скажет ему, что все это время был замешан в чем-то незаконном. Однако выяснить правду сейчас было намного важнее — ведь от нее, возможно, сейчас зависели их жизни и будущее.
Все это время Чу видел лишь часть картины, доступную ему, а потому наивно предполагал, что он один несет опасность окружающим людям. На деле же… он все еще не понимал, какую роль играл во всем этом Ши Мэй.
Что до Мо Жаня… выходит, все это время он действительно едва знал о юноше что-либо, почему-то наивно считая, что племянник Сюэ Чженъюна не может быть дурным человеком. Разумеется, он понятия не имел, что Мо Вэйюй был Сюэ-старшему не родным.
— Ваньнин, — позвал его внезапно Мо Жань, нарушая тишину кухни, куда они в итоге пришли.
Чу так и не включил свет, так что спасительная темнота отчасти скрывала эмоции на его лице.
— Мо Жань, — он повернулся к юноше и, набравшись смелости, решил сказать это первым. — Вчера ночью… я не уверен, что именно ты имел в виду.
Он все еще держал Вэйюя за руку, а потому не мог не почувствовать, как юноша вздрогнул от его слов, как ускорился его пульс и вспотели пальцы. Казалось, этот вопрос причинил ему физическую боль.
— Мне не стоило затевать этот разговор вот так, — он говорил тихо и ровно, а потому было сложно понять, какие эмоции он испытывает на самом деле, но его рука неловко дернулась. Он волновался — и Чу Ваньнин не мог припомнить, чтобы видел его когда-либо в таком состоянии.
— Ты говорил о том, что не знаешь, как начать этот разговор. Поэтому… я думаю, его стоит начать мне, — Ваньнин пожал плечами, стараясь держаться отстраненно, — Я слышал твое признание, Мо Жань, и не уверен, что мне думать по этому поводу.
Повисло долгое молчание, от которого обоим вдруг стало страшно.
Мо Жань больше не дрожал, но его пульс ускорился так, что, казалось, отдается в висках, а холодный пот буквально пропитал футболку.
Он словно находится на грани безумия.
— Почему… почему бы нам не включить свет? — вдруг выпалил Мо Жань, понимая, насколько его предложение звучит неуместно.
От него ждут объяснений — слов, которые станут решающими в этих отношениях. Он же вместо этого делает вид, словно всё это само собой разумеется.
— Не ты ли сам вчера сказал, что не смог бы во всем признаться мне в лицо?.. — процедил Ваньнин, а затем хмуро уставился перед собой, чувствуя себя идиотом.
Похоже, этот разговор был нужен больше ему, чем Вэйюю. Если так… это был конец всему. Он не сможет ничего исправить, если сам Мо Жань не захочет этого. Он не может оставить все как есть — и больше не потерпит обмана. Никакая любовь не сможет спасти их — ее будет недостаточно, чтобы преодолеть эту пропасть.
Был ли он все это время настолько слеп, что так и не заметил: все уступки, все шаги навстречу Вэйюю делал он сам? Он лишь отдавал, но ничего не получал взамен, кроме… лжи.
 
Внезапно ему стало страшно, потому что он понял, что действительно готов был отдать все, включая свою гордость и чувство собственного достоинства. И на какую-то секунду ему захотелось стать малодушным и притвориться, словно все это лишь недоразумение.
Как будто ничего не произошло.
— Убирайся, — выдохнул он, внезапно чувствуя, как в голове пустеет, а нервы, натянутые до предела, дают слабину.
Мо Жань вздрогнул, словно от удара, а затем медленно отпрянул.
— Ты меня… ненавидишь?
— Я хочу, чтобы ты ушел, — повторил Ваньнин тихо. И сам удивился, каким ровным и холодным был его голос. Как будто и не было всех тех слёз, той изводящей тоски, от которой рвало в клочья душу. Как будто он умер внутри себя — и даже не заметил этого.
Когда же это случилось с ним?..
— Я… я уйду, — Мо Жань медленно кивнул, а затем, все так же оставаясь на месте, как если бы сам не понял, что сказал, растерянно проговорил. — Просто… просто выслушай меня. В последний раз. Я ведь… мне есть, что сказать…
Он замолчал, понимая, что дальше отступать некуда. Все те слова, которые он готовил, пытаясь придумать, как собирается объясняться, просто вылетели из головы, оставляя его лицом к лицу с правдой: он был настолько сломлен, что даже не знал, с чего начать.
Где начиналась его история?..
Когда он понял, что временами не контролирует себя и не помнит собственных действий?
Или намного раньше?
Ваньнин молча смотрел на него, явно ожидая продолжения, но больше не пытался его прогнать. Было очевидно, что он ждет.
— Мою мать звали Дуань Ихань. Она была танцовщицей в одном из заведений Жуфэн, и однажды привлекла внимание не того человека. Тогда он представился чужим именем, соврал ей, что работает чиновником в Линь И. Между ними закрутился бурный роман, который ни к чему не обязывал… однако вскоре оказалось, что мужчина вынужден уехать по делам. Он не оставил Ихань ни адреса, ни номера телефона — просто в один момент исчез со всех радаров. Что до девушки… примерно в это же время она поняла, что ждет ребенка, а бар — тем более, принадлежащий картели — не лучшее место для беременной. Да и беременность ограничивала ее физические нагрузки, — Мо Жань вздохнул, пытаясь говорить как можно более сухо.
Он не хотел вызывать в Ваньнине жалость — эта история не была красивой, в ней не было места любви. Она с самого начала была выстроена на обмане… разве удивительно, что все закончилось именно так?
Он тут же подумал, что ведь и он сам, вернувшись спустя шесть лет, начал свое общение с Чу Ваньнином не лучше, чем его отец… Однако мысль эта хоть и обожгла его сердце на мгновение — быстро улетучилась, потому что он продолжал погружаться в воспоминания.
— Дуань Ихань не пыталась отыскать моего отца — она взяла все свои сбережения и просто переехала в другой город. Устроилась на самую простую работу, какую удалось отыскать без опыта. Через девять месяцев у нее появился ребенок — и, собственно, все могло бы сложиться неплохо, если бы однажды мой отец не решил ее отыскать… На тот момент я был слишком мал, чтобы что-либо помнить, но знаю, что нам пришлось много переезжать с места на место. Я думаю, Наньгун Янь преследовал мою мать — и она, осознав, что тот ее не отпустит, и является совсем не тем, за кого себя выдает, попыталась скрыться. За несколько лет мы сменили десятки городов, ночевали в машине, питались на заправках. Я помню, как холодно было зимой спать на заднем сидении, и как мать грела меня при помощи теплого термоса с чаем, который купила на последние деньги. Мы тогда заглохли посреди дороги… и в итоге я тяжело заболел.
— От Жуфэн почти невозможно скрыться, — кивнул Ваньнин мрачно. Эта фраза была первой за долгое время молчания, но все-таки он не просил Вэйюя остановиться и внимательно слушал его, хоть и никак не выдавал своего отношения к услышанному.