Танцующий лепесток хайтана (СИ)

Он настолько сосредоточился на этом, что даже закусил губу — и Чу вдруг почувстовал необъяснимый жар в районе груди, потому что впервые мог так подробно рассмотреть длинные темные ресницы, резко очерченные губы и красивую линию подбородка... настолько близко. Ощущение не было неприятным — скорее, неожиданно интимным. Слишком. На грани.
Стремясь поскорее уйти от неловкой ситуации, он не выдержал:
— Давай я попробую, — он потянулся к ремню, и его пальцы накрыли руки Мо Жаня. Это было ошибкой потому что их тепло, казалось, мгновенно просочилось ему под кожу, пронизывая чувствительные нервные окончания. Пальцы Ваньнина вдруг сделались деревянными, а в машине неожиданно словно выжгло весь кислород.
Ваньнин беспомощно вздохнул, запоздало отдергивая руки в сторону. Мо Жань, только что сосредоточенный на злополучной застежке, тут же поднял на Чу вопросительный взгляд — и тому на мгновение почудилось, что в темных фиалковых глазах юноши проскользнуло… удовлетворение. В следующую секунду раздался щелчок застежки, а губы Вэйюя растянулись в манящей полуулыбке.
«Манящей?!.. — резко одернул себя Ваньнин, ужаснувшись, — С каких это пор?!»
Он зажмурился, отчаянно пытаясь отгородиться от Мо Жаня, потому что тот продолжал смотреть на него с очень странным выражением. Ремень безопасности был застегнут… почему же он не торопился отстраниться?
— Что… что случилось? — Ваньнин продолжал держать глаза закрытыми.
— Просто показалось, что у тебя прядь волос выбилась, — Мо Жань вздохнул, и в следующее мгновение густое, обжигающее тепло исчезло.
Ваньнин невольно вздрогнул — но на этот раз это была не нервная дрожь. Ему внезапно стало так холодно, что, казалось, его сердце выстудилось и больше никогда не сможет согреть его и без того вечно мерзнущее тело.
Подрагивающей рукой Ваньнин прикоснулся к своим волосам — и, действительно, обнаружил, что несколько прядей оказались вне высокого пучка и свободно свисали сзади.
— А…, спасибо, — он кивнул, и в следующее мгновение просто распустил волосы и не глядя пересобрал их в низкий хвост.
При этом выбившихся прядей стало раз в пять больше.
Мо Жань едва удержал так и рвущийся смешок. Балетмейстер в этот момент представлял собой невероятно чувственную картину: разметавшиеся в беспорядке волосы ниспадали на обнаженное плечо, контрастируя с белоснежной кожей, словно свет и тень смешанные в одном причудливом танце.
Нет, ему следовало держать себя в руках, как бы ни «чесались» его руки прикоснуться к этому манящему участку кожи. Он должен был оставаться в границах дозволенного.
Как ни странно, делать это было намного сложнее, чем еще утром: возможно, виной тому был вздох, сорвавшийся с губ Чу, но что-то внутри Мо Жаня было готово сломаться в любую секунду. Он сжал руки на руле потому что просто должен был за что-то ухватиться — в противном случае он бы перестал за себя отвечать...
Внезапно повисшую тишину их поездки нарушил звук сообщения в мессенджере. Ваньнин извлек из кармана телефон и поспешно уткнулся в экран, что-то интенсивно печатая в ответ.
Мо Жань покосился на него… и едва не создал аварийную ситуацию на дороге, лишь в последний момент успев встроиться в нужный ряд.
Ваньнин переписывался… с Ши Мэем. Это было неожиданно, и заставило Мо Жаня вспомнить, как Чу совсем недавно сказал, что именно Ши Минцзин был единственным, кто его мог понять.
Юноша хмуро уставился на дорогу, стараясь не думать о том, что именно скрывалось за этими словами. Знал ли Ши Мэй о прошлом их учителя? Что именно ему было известно? Насколько Ваньнин доверял ему — и, главное, почему подпустил его так близко, тогда как Мо Жаня оттолкнул?..
Ши Мэй почему-то нравился ему все меньше.
 Комментарий к Часть 14 Этот автор, как всегда, со своими “музыкальными паузами”!
На этот раз танец писался под песню Les friction – Dark matter. Сам текст песни, по моему скромному мнению, идеально подходит отношениям оригинальных героев, и в целом прямо веет вдохновением.
А, и еще: я заранее прошу прощения за то, что пришлось слегка исказить оригинальный сюжет в угоду вымыслу — но просто, да, именно так я представляю постановку, если бы она существовала. Массовые батальные сцены с “камнями” вэйци – марионетками, и т.д., и весьма мрачный финал (тут моё видение сходится с товарищем Ваней).
 
Но у нас в истории, конечно, хэппи энд будет, это же о любви!)
Всё, больше ничего не буду писать.
Спасибо, что читаете!
====== Часть 15 ======
Чу Ваньнин все еще не совсем понимал, почему до сих пор не съехал от Мо Жаня в гостиницу. С каждым днем находиться с ним в одном пространстве становилось все сложнее.
Балетмейстер намеренно в эти несколько недель согласился работать еще над несколькими постановками, и в итоге набирал так много работы, что едва справлялся — лишь для того, чтобы большую часть времени отсутствовать в квартире. Теперь у него больше не было выходных. Уходил он рано утром, а приезжал уже поздно вечером. Старался поесть где-нибудь вне дома, до возвращения.
Что было удивительно, так это то, что Мо Жаню еще не надоело его терпеть, потому что, совершенно очевидно, этот юноша был слишком хорошо воспитан и явно старался услужить своему вынужденному гостю любым возможным способом.
Гостеприимство же его, похоже, не знало никаких разумных границ.
Мо Жань упорно продолжал спать на диване, уступая свою огромную кровать балетмейстеру и не поддаваясь ни на какие уговоры.
Он готовил для балетмейстера еду, стирал его вещи.
Каким-то непостижимым образом он вставал раньше Ваньнина на полчаса (что было неслыханно, учитывая, что ложился юноша не раньше часа ночи) — и готовил для Чу завтраки. И балетмейстеру ведь действительно приходилось это есть — потому что разве он мог отказаться, если юноша, казалось, специально стряпал блюда по его вкусу? По всему выходило, что Мо Жань делал это нарочно — но Ваньнин понятия не имел, как сказать ему «стоп». Еда была слишком хороша…
Но, если бы Мо Жань остановился только на готовке, это было бы еще полбеды. Всякий раз он предлагал подвезти балетмейстера — и тому приходилось приучиться вызывать такси заранее, чтобы демонстрировать Мо Жаню, что его машина уже в пути.
Казалось, Чу не может даже просто лечь спать раскрытым, если ему становилось жарко — откуда ни возьмись всякий раз, стоило Чу только откинуть одеяло, появлялся этот несносный юноша и интересовался, не холодно ли ему. Если Ваньнин отвечал, что ему «не холодно», Мо Жань не отступал и интересовался на этот раз, «не жарко» ли ему. Если же Ваньнин все-таки засыпал раскрытым, наутро он всегда обнаруживал поверх себя слой одеяла...
Сколько бы ни пытался балетмейстер Чу останавливать своего бывшего ученика в его поползновениях, столько бы ни предпринимал попыток сократить свое присутствие под одной с Вэйюем крышей — казалось, его усилия ни к чему не приводили.
Что до их совместных репетиций — отвертеться от Мо Жаня становилось и вовсе сложно. Ваньнин и шагу ступить не мог чтобы его не спросили, не хочет ли он пить, есть, и не устал ли он.
Казалось, все свое свободное время Мо Жань тратит на Ваньнина. Это начинало… пугать.
Ши Мэй, с которым Чу всегда мог найти общий язык, как-то, оставшись наедине с балетмейстером, осторожно заметил:
— Мо Жань совсем перестал куда-либо ходить с нами. Это так странно… неужели так занят своим новым парнем?
Ваньнин, который никогда не видел, чтобы к Мо Жаню приходил его парень, или чтобы тот собирался на свидание, нахмурился. Если раньше он был уверен, что у юноши кто-то есть, сейчас его начинали одолевать смутные сомнения по этому поводу.
— Ши Минцзин, а ты… когда-нибудь видел, с кем Мо Жань встречается? — наконец решился он спросить.
— Нет, — Ши Мэй призадумался. — Но от него только и слышно, что у него нет времени на то, чтобы болтаться с нами. К тому же, даже сейчас он с кем-то переписывается… — он незаметно кивнул в сторону Мо Вэйюя, который действительно сосредоточенно пялился в телефон, но, как будто почувствовав, что на него смотрят, тут же поднял голову и широко улыбнулся, обнажая мягкие ямочки на щеках.