Глубокая охота (СИ)
Внутри «берлоги» света было немногим больше, чем снаружи. Лампа из сплюснутой гильзы освещала стол с расстеленной на нем картой острова и часть храпящего на топчане тела. В зыбкий световой круг попадали голая мозолистая пятка и шинель, перетянутая чем-то вроде грязного полотенца. Еще меньше света давала красная точка на стене — то ли лампадка перед иконой или портретом Императора, то ли просто благовонная палочка, безуспешно пытавшаяся перебить запах сырых портянок.
— Франсуа Прокопыч, вставай! — полковник принялся трясти лежавшего за плечо, из-за чего храп изменил тональность, но не прекратился. — Де ла Тур, твою ж вперехлест! Гости у нас! Твоя коллега, между прочим!
— А! — спавший комиссар резко сел и подслеповато щурясь, уставился на замершую в проеме Татьяну. Разглядывал он её секунд пять, затем выдохнул — вместе с изрядным ароматом перегара! — Пить надо меньше, блджт! — вновь рухнул на топчан, развернулся носом к стене блиндажа и почти сразу вновь начал храпеть.
— Умаялся, значит! — резюмировал Войцех, выставляя на стол три чарки. — Штошь, нам больше достанется. Между прочим, — полковник изобразил галантный реверанс в сторону Сакамото, — для прекрасных дам у нас и кокосовый ликёр имеется.
— Здесь я, — Татьяна попыталась гордо выпрямится, но съехавшая на нос из-за низкого потолка фуражка заметно смазала пафосность речи, — нахожусь как политкомиссар!
— Понял, пани комиссар, что ж тут не понять, — ухмыльнулся Миядзаки, убирая тонкую бутылку с белой этикеткой обратно под стол и доставая взамен куда более объемную емкость «Имперской Дубовки». Или из-под «дубовки», потому что даже в тусклом свете гильзы жидкость внутри выглядела куда мутнее, чем привык Ярослав.
— Будем, панове! За нас с вами и хрен с ними!
Чем бы не была жидкость в бутылке, градусность её явно превышала обычные для «дубовки» тридцать шесть. Комиссар Сакамото закашлялась, едва глотнув. Даже фон Хартманн на пару секунд лишился возможности дышать, когда жгучая, чуть вязкая жидкость прокатилась вниз по пищеводу. Один лишь полковник залпом опрокинул свою чарку и поставил её на стол уже пустой.
— Добрый бимбер! Хошь пей, хошь бронеходы жги, на все сгодится. Спервоначалу малость крепковат, привыкнуть треба… вы бананами закусывайте, вон у стены вязанка…
— Я, — отдышалась, наконец, Татьяна, — привыкла, что первый тост провозглашают за Императора.
— То в тылу, — Войцех невозмутимо плеснул себе в чарку следующую порцию, — а здесь, на Маракеи мы последние месяцы пьем за плохую погоду. Низкие облака, значит, не будет сегодня налета. Ихние бомберы тут самые частые визитеры, куда реже приятных гостей с подарками, вроде вас. А за его Величество можно и второй… Император защищает! — неожиданно рявкнул он так, что задрожали стены блиндажа и тут же парой глотков опустошил чарку.
— С подарками у нас, жаль, не очень получилось… — Ярослав не стал уточнять, что крепежи палубного груза приказал срезать сам, все равно их наверняка бы своротило напором воды при уходе на полном подводном.
— Ты про снаряды? — догадался полковник. — Не бери в голову. Два боекомплекта у нас в энзе лежат, тут их бы успеть выпулить к такой-то матери. К зениткам разве что подрасстреляли, но и там чутка пальнуть хватит, а накрывать уж их-то будут в первую очередь, к цыганке не ходи. Да и стволы уже в хлам, лупим в белый свет как в ломаный грош. Вот за жратву спасибо, хоть накормим ребят от пуза напоследок. А то уже четвертый день на урезанных пайках сидели. Вчера вот попугая зажарили, так он, падла, с гуся размером, а мяса там... то ли дело у нас, в Новой Ченстохове… – Миядзаки, облокотившись на локоть, мечтательно уставился куда-то в темноту, — как возьмешь под сочельник гуся у пани Маришки, так потом два, а то и все три дня его, родимого и кушаешь под рисовую, с чувством да расстановкой. Ну, вздрогнули, панове! На погибель сукинымсынам!
— Мы на Рождество торт с клубникой делали, — неожиданно сказала Татьяна. — А еще я однажды в школьном спектакле Снегурочку должна была играть и мне тетя платье сшила, голубое с серебряным…
— О-о! — Войцех картинно подкрутил несуществующий ус, — уверен, в нашем собрании пани комиссар единогласно избрали бы королевой бала и танцевали бы всю ночь напролет. Крылатые гусары, с неба в бой… не в обиду будет сказано, пан капитан, но по части успеха у барышень флотские нам были не ровня.
— Ничего, — хмыкнул фон Хартманн, — мы, глубинники, не из обидчивых.
— То добре… давай еще по одной… за боевое содружество, во! Ваших мы не задевали, сам пан гетман как-то сказал: мы в небо, они под воду, нам делить нечего. А вот зазнайки с больших горшков… помню, за год перед войной был случай… надпоручник Иванов… ну да, Лёшка… зашёл в ресторан, где флотский лейтенант сидел с невестой, ну и слово за слово… как-то так вышло, уходить она собралась уже с ним. Лётеха, понятное дело, полез в драку, болезный, получил с разворота… до дуэли дошло.
— Дуэли? — удивленно переспросила Сакамото. — Как романтично звучит. Но… они же вроде были запрещены.
— То понятно, что запрещены, пани комиссар! Но коль задета честь жолнежа и кровь кипит… Лешка еще, дурак, решил в благородство сыграть, прострелил дурню ягодицу вместо башки… ладно, у того тоже рука дрогнула, влепил в плечо вместо лба, куда целил. Кое-как замяли… он потом еще два месяца в госпитале валялся, девица к нему бегала с гостинцами. Свадьбы сыграли аккурат за месяц… а вот про дитёнка он уже не успел узнать. Нас тогда бросили захватывать нефтезавод на Большом Кончаре, кто-то в штабе намудрил со временем... в общем, первая волна прибыла раньше группы подавления ПВО. Сожгли почти всех, а кто успел выброситься — расстреляли в воздухе.
— Это там тебя…
— Ногу? Не, то уже другое. Третья битва за острова святого Сапека, слышали, панове? Буксировщика свалили еще на подлете, пилот кое-как планер до земли дотянул, но садиться пришлось на рощу. Побились сильно… так со сломанной ногой батальоном и командовал. Понятное дело, из десанта потом списали по здоровью и сюда… вроде как на курорт, до конца войны досиживать.
Последняя фраза заставила фон Хартманна вспомнить путь от лагуны, с черным скелетом многомоторной летающей лодки и дальше, по изрытому воронками пляжу, мимо руин, где что-то еще догорало, потрескивая, иссечёные осколками пни бывшей кокосовой рощи…
— Да уж, курорт знатный.
— А то, — Миядзаки деловито разлил по чаркам новую порцию самогона, — до войны здесь даже резиденцию вице-губернатора начали строить, чтобы, значицца, жаркий сезон пересиживать. В два этажа, с фонтаном, винным погребом… там у нас госпиталь разместился, сорок пять коек влезло. Даже поле для гольфа было. В смысле, оно и сейчас есть, только лунок новых в нём теперь дохрена. Ну и остальное тоже. Эх… был же план, приволочь сюда старый броненосец, воткнуть в лагуне, да залить палубы бетоном сажени на две. От тогда бы они у нас поплясали. Ну а так… дальники передали, парни «с того берега» сюда линкор тащат. Понятно, что старье какое, но все равно — против наших ажно четырех девять-с-четвертью дюйма в капонирах его калибра за глаза хватит. А как только их заткнут и протралят фарватер до прохода в рифе… а курорт и впрямь тут был хорош, панове. Ну, сдвинули!
В этот раз у Ярослава получилось допить чарку почти не отрываясь. Миядзаки оказался прав, самогон требовал привыкания. Зато как привыкнешь… фрегат-капитан поставил опустевшую посудину на стол… затем отодвинул, вглядываясь в черточки на карте.
— Войцех, ты в этих каракулях разбираешься? Где тут сектор обстрела вашей батареи обозначен?
Даллен Илайя МакХэмилл, гостеприимный хозяин
Полковник тогда скомандовал в штыки, и двадцать первый драгунский пошёл... ну, далеко они не ушли. Как сейчас помню, гладь залива алая от крови, и под самой поверхностью воды — тела, кругом тела, свисают в пучину с опущенными руками. И лишь мокроступы на сапогах над водой торчат...