Наследница Бабы-Яги (СИ)

Упустила момент, когда витязь оказался в пяти шагах от меня.
— Ведьма, кто позволил тебе появляться в наших краях? — и он снова выставил перед собой меч, который едва не коснулся моего носа.
— Чего это сразу ведьма? — возмутилась и осторожно, двумя пальцами, отодвинула от себя остриё. — А, если и ведьма, чего это ты мне тут хамишь, а? Давно поноса не было? Или может другое проклятье наслать, девочек, например, отвадить, а?
Шла ва-банк, но схема оказалась рабочей. Витязь опустил меч и растерянно оглянулся — туда, куда убежала его зазноба.
— Такое наколдую, что и самая отчаявшаяся на тебя не глянет, хочешь? — я даже шагнула вперёд, преисполненная верой в собственную грозность. Грудь колесом, голос понаглее и смотреть прямо в глаза.
Витязь отступил. Я выпрямилась ещё сильнее, вытаскивая из кармана телефон.
— А ну! Провожай меня в деревню, у меня разговор к местным есть!
— Да я!..
Я в один широкий шаг оказалась напротив него и сунула ему в лицо фонариком телефона. Витязь вскрикнул, закрыл глаза, согнулся.
— Я ослеп! Ведьма! Проклятье! Ослеп!
— Не ной, это секундное проклятье, — фыркнула.
Неуверенно убрав руки от лица, он с ужасом на меня посмотрел.
— Перечить мне вздумаешь, и не то, что на тебя никто не взглянет, — сам больше в жизни женским прикрас не увидишь! — рявкнула. Фонарик должен был неплохо ослепить этого «большого и сильного».
Хорошо, что мне попался витязь-казанова. Кто знал, что угроза оказаться без женщин отбила ему все мозги.
— Веди! — приказала, преисполнившись чувства собственной важности. Как просто, оказывается, быть ведьмой, а!
Повёл. Молча и угрюмо, ссутулившись и поглядывая на меня краем глаза. Ну, пусть смотрит. Тряхнула волосами, истинно ведьминской копной, между прочим, и уверенно продолжила путь.
Тропинка всё расширялась и расширялась, пока не перешла в просёлочную дорогу, пыльную и со следами недавно проехавшей телеги. Значит, почти пришли.
Деревня была огорожена забором с разного вида узорами. Наверняка обереги, но, судя по беличьим рассказам, не такие уж и действенные.
Слышались голоса, даже крики, лай, кудахтанье и прочие сельские звуки. Ещё до того, как мы вошли на территорию деревни, нам встретилась парочка недовольных бабулек, мужик с топором и стайка бегущих куда-то дальше по дороге ребятишек. Прохожие были заняты своими делами, кивали витязю, а меня за его широкой спиной не замечали.
А вот в деревне встретили поярче. Сначала собака зашлась таким лаем, что аж захлебнулась, потом бабка какая-то круги стала выводить в воздухе. Я остановилась понаблюдать за её манипуляциями: два круга в воздухе, потом целует пальцы, сжатые в щепотку, потом касается ими лба, и так несколько раз. Надеюсь, это я её так восхитила.
У одного из домов, опустив голову, жалась та самая девушка с поля. Над ней — на крыльце, словно коршун — возвышалась толстоватая тётка в цветастом переднике. Она крутила в руке тряпку, явно примеряясь к удару, и орала на героиню любовных похождений благим матом. Тут я тоже остановилась понаблюдать — столько эпитетов новых, невероятно!
Переводя на общечеловеческий, тётка предъявляла следующее:
— Опять гуляла, проказница! По полям, по лугам, цветочки на все места собирала! А свой-то цветочек уже отдала и не раз, вся деревня этот цветочек обсуждает. Позор на наш прекрасный дом. Гуляка избалованная, позорница, ладно бы свадебный букет собрала, так нет, всё диких жеребчиков объезжаешь.
Конечно, никаких цветов и жеребцов в речи не фигурировало, но я человек творческий отчасти, так что…
И тут орливая тётка заметила нас, а точнее — моего витязя. Мой он, конечно, временно, и в целом он миссию свою выполнил, так что мне бы валить, но посмотреть хочется.
Тётка вся покраснела, став ярче своего фартука, слетела с крыльца покруче всякой фурии и, подпрыгнув, попыталась вцепиться витязю в волосы. Тот, даром, что бугай такой, увернулся запросто и побежал. Тётка — за ним. Полевая наездница — следом.
— Надо же, — пробормотала. — Страсти-то какие! Белкам бы понравилось.
 
— А вы белок видели? — я вздрогнула, обернувшись. Позади меня стояла девушка — невысокая, курносая, с огромными голубыми глазами и шикарной русой косой. — И как они? Меня из деревни не выпускают, а они сюда не захаживают…
— Да живут, поживают. Полагаю, как и всегда, — протянула, рассматривая девушку. Не та ли это дочь кузнеца? Если та, то я очень даже понимаю беднягу-Волка — как есть муза, чистое и искреннее создание.
— А вы из лесу пришли, да? — она грустно вздохнула. — Вы бы обратно шли, пока не поздно. Степановна, может, и убежала за Витькой, а вас точно заметила, так что уже и деревню собирает наверняка.
— Так пару минут же прошло, — надо же, витязь Витя.
— Целых, — покивала девушка.
— Ну, волков бояться — в лес не ходить, — изрекла глубокомысленно. — Кстати, о волках. Проводи-ка к вашему пленному.
— К Волку? — огромные голубые глаза посмотрели на меня с ужасом и надеждой.
— Ну, если у вас и другие пленные водятся…
— Водятся, — и снова грустный вздох.
— Что ж за место-то такое? — процедила сквозь зубы, оборачиваясь в сторону недавно убежавших. — Пока к Волку веди. Слышала, он у вас на площади, на потеху всем.
— Там, горемычный, — она кивнула.
— Значит, и народ сразу подтянется. Будем угрозы угрожать, — сказала уверенно и сжала в руках телефон. Если не выгорит дело, буду выкручиваться. А если выгорит… Как минимум гусей и Волка я точно заберу.
Так-с, соберись Морена. Как Вита учила — осанка, кривая улыбка и во взгляд наглости побольше. Настолько побольше, чтоб все опешили.
Согласно учениям Виты, чем увереннее ты, тем менее уверены те, кто тебя окружает. А она знаток, когда дело касается диверсий, она такими методами в подпольный клуб ввалилась со мной на привязи, а пускали туда, между прочим, только по приглашениям со специальным кодом…
Не думаю, что деревенские покруче элитных секьюрити, правда ведь?
Деревня выглядела как… деревня. Лощёная правда, домики все разные, но чистенькие, аккуратные, выкрашены ярко. Дороги ровные, ни соринки, разве что к самым заборам, под кусты, сметены пожухлые листья и опавшие цветы. Курицы слоняются, внаглую путаясь под ногами, коровы то там, то здесь, а вот отходов их жизнедеятельности не видать.
— Где здесь главный? — вышла на площадь, увидела Волка в клетке, заняла стратегическую позицию — повыше, на небольшом холмике рядом с доской объявлений. — Ну?
Местных мы за собой потянули ещё когда шли, а теперь так вообще народу собралось, словно я здесь деньги раздаю. Ну что же, больше зрителей — сильнее влияние.
Заметила, как в первые ряды выбилась всё та же Степановна, видимо, местная активистка — самая ярая и агрессивная. На неё-то я и нацелилась, чтобы исполнить свой коварный план. Судя по красноте кожи, тётка неуравновешенная, с тягой к ярким демонстрациям.
— Я жду того, кто ответит передо мной за всё содеянное! — выкрикнула ещё громче. Подул лёгкий ветерок, поднимая мои волосы, что добавило антуража. Впрочем, многих больше интересовали мои джинсовые бермуды и всё то, что ими не прикрыто. Хорошо хоть приличная длина, а то кто этих местных знает…
— Пропустите! Пропустите! — через толпу попытались пробиться. Вроде даже получилось: в первые ряды вышел стройный дядечка лет сорока, брюнет, но с проседью в усах и бороде. Видимо, это староста.
— Так это ты мой лес кошмаришь, зверьё моё мучаешь? — воскликнула, да так, что сама подумала — переигрываю. А деревенским нормально, они вдруг зашептались, и сквозь этот шёпот я отчётливо расслышала: «Яга!» — Вас пустили сюда из милосердия, а вы кусаете руку хозяина?! — о как загнула. — Я требую выпустить пленных!
Шёпот перерос в крики, из напуганный — в пугающие. Местные вдруг начали бросаться угрозами, среди которых я отчётливо услышала костёр. Мать моя…
Толпа разом качнулась в мою сторону, но я с криком подняла вверх телефон.