Шанс для дознавателя (СИ)

Мне откровенно паршиво. Даже вкусные бутерброды и горячее молоко больше не кажутся такими прекрасными в эту зимнюю ночь. А ведь могла догадаться и раньше…
— Мейд, ты ничего не знаешь.
— Разумеется, — мой стул жалобно скрипит по полу и, резко встав, я собираю со стола посуду, — ничего не знаю и знать не должна. Отлично. Договорились!
Сказать, что я зла, это не сказать ничего. Я в ярости. Первозданной, темной, как сама ночь и дикой, как все темные века вместе взятые. Запоздавшее понимание того, что мной играли, как пешкой, накатывает волной. Я даже посуду не могу помыть — руки трясутся и, неловко дернувшись, я ссаживаю себе кожу на пальце. Шипя, тянусь к шкафчику, где Адель держит заживляющее зелье и изо всех сил стараюсь не расплакаться.
И Джо все понимает. Потому что не говоря ни слова, выезжает из кухни и возвращается спустя несколько минут, с небольшим тубусом на коленях.
— Мейд, я не вправе тебе ничего рассказывать, поэтому рассчитывай на свою сообразительность, — с этими словами он кладет тубус на стол и, помешкав, добавляет, — интересно, Максвелл понимает уровень твоей эрудиции?
— Не уверена, — завязав палец непромокаемой повязкой, я все же домываю тарелку, — судя по всему, он думает, что нашел себе очередное увлечение.
Ответа на эту реплику я не жду — его и не следует. Джо за моей спиной молчит, а по кухне плывет едва заметная волна иронии и веселости.
— Мы же договаривались не пользоваться даром в доме, — напоминает он.
— Да, прости, — я быстро схлопываю сканирование и все-таки поворачиваюсь.
Мужчина иронично улыбается, глядя на меня, а глаза его сверкают весельем. Интересно, что я такого смешного сказала?
Возмутиться не успеваю — Джо играет на опережение:
— Ладно, поеду я, — зевает он, — до утра ещё несколько часов, можно попытаться вздремнуть. В твоей комнате убрали, поэтому располагайся. С утра, как ты слышала, Максвелл пришлет транспорт. Тут уж прости, — разводит мужчина руками, — но я ему мешать не буду.
Оказавшись в комнате, я не спешу укладываться — день получился длинным, но короткая передышка в кресле сыграла мне на руку. Поэтому, игнорируя кровать, прохожу к столу и, усевшись, достаю перо и бумагу. Мне нужно привести все к единой системе — стройной и, по возможности, логичной. А там, глядишь, и заполнятся все темные пятна.
Итак, Моррис. Центральная фигура всея ситуации. Выходит, что, если инквизиторы — причем все трое — как-то были связаны с Моррисом, то должны быть какие-то зацепки. И интересно, каким боком здесь архивариус?
Я кручу лист бумаги перед собой, поворачивая то одним, то другим боком, пытаясь выжать из имеющейся информации максимум. Не выходит — и стройный ряд нарисованных прямоугольников с фамилиями инквизиторов тому явное подтверждение. Должно быть что-то еще — что-то, объединяющее всех четырех людей. Вряд ли это Терра.
Кстати, о Терре. Вскинув голову, я некоторое время гипнотизирую взглядом противоположную стену, украшенную рисунком Лоя двухлетней давности. То, что изображено на листе бумаги, мною уж никак не назовешь — но, глядя на странного вида чудище, я почему-то каждый раз радуюсь, что у него хотя бы два глаза.
C горничной все просто и одновременно все сложно. Будь она каким-то боком причастна к инквизитором, в центральную тюрьму её забрали бы вместе с Моррисом. За что? Да нашли бы. Но нет — о девушке будто… забыли. Исправно кормили, выводили на прогулки, при этом не упоминая нигде. Ведь, кроме первого допроса других и не было. И, если бы не я, сидеть бы ей до бесконечности.
А ведь сейчас…
Перо замирает в застывших пальцах, а я остекленевшим взглядом упираюсь в столешницу, с кристальной четкостью понимая свою ошибку: Терра Уилсон, бывшая служанка Гордона Морриса в данный момент спит в одной из комнат моего дома.
Интересно, когда это мне отшибло мозги?
Халат висит на спинке стула. Набросив его, я прямо босиком сбегаю по лестнице на первый этаж. Общий передатчик виден в слабом свете ночника — иногда дети спускаются попить воды. Но мне свет не особо нужен — свой домашний номер я наберу даже вслепую. Правда, ответа приходится ждать долго — я выслушиваю одну серию гудков, другую и лишь на третьей мне улыбается удача.
 
— Терра… — договорить я не успеваю — на меня обрушивается волна радости и облегчения.
— Ой, мисс Локуэл! Вас тут…
— Искали, знаю, — прерываю девушку я, — нашли уже. Я по делу.
Работает сразу — восторг на той стороне трубки утихает и я досадливо морщусь, понимая, что опять неосознанно сканирую.
— Твой предыдущий работодатель, — аккуратно подбираю слова, — он чем занимался?
Мне не стыдно за свое незнание — ситуация с архивом и дальнейший перевод Морриса в центральную тюрьму не оставили никаких шансов. Поверхностное нащупывание рода его деятельности тоже принесло слабые плоды — в городе он слыл торговцем антикварной мебелью, что уже само по себе вызывает вопросы — ну какие в Лаерже антиквары?
Горничная долго молчит и я уж думаю продолжить разговор завтра, как она все же тихо откликается:
— Ничем особым. У него антикварная лавка в центре — несколько раз в неделю выезжал туда. В остальное же время… да нет, мисс Локуэл, ничего особенного.
Но я не сдаюсь:
— Может, было что-то необычное? Может, привлекающее внимание?
Тишина в трубке в этот раз царит долго. А затем Терра вновь оживает:
— Не могу назвать это необычным…
— Говори.
— Он играл.
Я киваю, глядя свое растрепанное отражение в темном прямоугольнике окна:
— Кости? Карты? Или…
— Карты. И чем дальше, тем чаще. В последний месяц компания у него собиралась каждый вторник и четверг.
— Они только играли?
Кажется, вопрос необычен и горничная долго молчит, прежде чем ответить.
— Мисс Локуэл, я не знаю.
Удивила. И я некоторое время перебираю пальцами провод, прежде чем вынырнуть из странного оцепенения.
— В смысле?
— Мистер Моррис, — упоминание работодателя Терре, судя по всему, дается непосильным трудом, — он давал всем выходной на эти дни. Я обычно впускала гостей и уходила до утра к себе.
— А как же ужин?
— Повар подавал закуски и тоже отдыхал.
Вот, значит, как…
— Скажи, а гостей много было?
— Не очень.
— Сколько? — и, услышав тишину в трубке, я тихо прошу, — Терра, пожалуйста. Постарайся вспомнить.
И она вспоминает.
— Трое.
Трое. Какое совпадение!
Больше не сомневаясь, я кратко описываю Терре внешность инквизиторов. Упоминаю всё, вплоть до деталей — даже расписываю толстую оправу очков Хилла. И спустя полминуты ловлю ответ:
— Да, очень похоже. Правда, я не знаю, те ли это люди.
— Это уже неважно, — улыбаюсь в трубку, — спасибо. Ты очень помогла.
— Мисс Локуэл, когда вы вернетесь?
— Завтра. Возможно, — уточняю я и, попрощавшись, кладу трубку.
Ну что ж. Связь четверых теперь уж точно установлена. Правда, чем они занимались, все ещё предстоит выяснить. Но это уже так, мелочи.
Вернувшись в комнату, первым делом я комкаю текущие записи. После того, как тугой шарик бумаги улетает под стол, я беру новый лист и записываю ещё раз.
Ну что же, у меня теперь есть хотя бы примерная цепь событий.
Прикрыв глаза, я восстанавливаю в голове разговор Джо с Ринданом. Мне почему-то тревожно — и о причине долго догадываться не приходится: поимка неизвестного преступника запланирована Максвеллом на сегодня, а значит, у меня есть повод к волнению.
Размышления о контактах Морриса больше не кажутся такими притягательными и, отодвинув от себя бумаги, я встаю и прохожу к окну, в очередной раз изучая покрытый разноцветными пятнами света сад. Гирлянды во дворе сестры обычно горят всю зиму — и даже когда соседи снимают свои праздничные украшения, здесь, в этом доме, сохраняется частичка волшебства.
 
Когда совсем рассветает, начинается снегопад — и, забравшись на широкий подоконник, я согреваю стекло своим дыханием и бездумно вожу по нему пальцем, вырисовывая странные символы. Тревога отходит куда-то на второй план, уступая место беспричинной тоске. Я почему-то вспоминаю странный сон и потерянный взгляд Риндана — там, на пустошах. Ощущение потери внутри было тогда настолько сильным, что я и сейчас начинаю чувствовать посасывание под ложечкой. И почему я только не проснулась сегодня ночью! Ведь стоило мне открыть глаза и…