Самойловы-2. Мне тебя запретили (СИ)

— Я так не думаю, — снова громко вздыхаю. — Мама, мы с тобой никогда не поймем друг друга. Да я и не прошу меня понимать. Я просто озвучил тебе свое решение, и живи с ним, как хочешь. Я не поеду. Точка.
Мама беспомощно опускает веки. Вид у нее такой, будто кто-то умер.
— Леша, — делает глубокий вдох и открывает глаза, предпринимая еще одну попытку меня уговорить. — Но ведь твой отъезд не будет означать, что ты должен расстаться со своей девушкой. Вы можете продолжать отношения на расстоянии, ездить друг к другу…
— Мама, нет! — резко ее перебиваю. — Хватит уже! — я поднимаюсь со стула. — Я остаюсь дома и продолжаю работать в компании. И первое, что я хочу сделать — это уволить Селезнева. Он не отрабатывает свою зарплату.
Похоронное выражение маминого лица сменяется удивлением.
— А на каком основании ты увольняешь моего заместителя? — она делает акцент на слове «моего».
На том основании, что к его контракту привязан Катин контракт, а мне надо от нее избавиться.
— Его трудовой договор подходит к концу, и я против того, чтобы он был продлен. Более того, я настаиваю на досрочном прекращении контракта, поскольку он, во-первых, запорол проект для московской мэрии, и нас из-за этого таскают по судам, во-вторых, из-за косяков его департамента мы проиграли три последних тендера, и в-третьих, он несколько раз привлекал в качестве подрядчика фирму своего зятя, а это уже отмыв наших денег. Я не понимаю, как ты до сих пор его держишь, мама.
Родительница молча на меня смотрит, никак не комментируя. Сейчас по ее лицу не прочитать эмоций.
— Я скажу отделу кадров, чтобы его контракт прервали со следующего понедельника.
— Для этого нужна формальная причина.
— Отдел кадров найдет.
— И все-таки я сама решу, когда должен быть уволен мой заместитель, — отвечает железным тоном.
Это просто поразительно. Мать прекрасно знает, что Селезнев отмывает наши деньги, привлекая к стройкам шарашкину контору своего зятя, покупает стройматериалы по завышенным ценам. И она продолжает его держать!
— Съездий лучше в отпуск, мама, — разворачиваюсь к выходу. — Тебе бы не помешало отдохнуть и перезагрузиться.
Родительница от моей наглости теряет дар речи, а я спешу поскорее убраться из ее кабинета.
Глава 26. Тяжелый день
Не слушая мать, я все равно даю отделу кадров распоряжение расторгнуть контракт Селезнева. Даже если родительница займет принципиальную позицию и отменит мое решение, все равно Селезнев уже надолго не останется. Он далеко не дурак и быстро примется искать новую работу. Наверняка начнет вести переговоры с конкурентами, а это как раз то, чего мама боится больше всего: что кто-то из бывших сотрудников пойдет в конкурирующую организацию и разболтает наши секреты. А чем выше должность, тем больше человек знает.
Не проходит и трех часов, как мне с гневной тирадой звонит мама. Оказалось, что Селезнев у нас гордый, и раз компания в его услугах больше не нуждается, то он без проблем уйдет сам.
— Алексей! — мать так орет, что я резко отстраняю от уха телефонную трубку, иначе рискую оглохнуть. — Я что тебе сказала!? Я сама решу, кто должен быть моим заместителем, а кто нет! Где мне теперь искать замену!? И ты знаешь, куда он пойдет работать!? Он же все выложит «Вижн-Строю»!
— Мам, выпей валерьяночки, — спокойно парирую.
Родительница на секунду замолкает, а до меня через провода доносится ее бешенство. Почему-то это вызывает смех.
— Тебе смешно!? — орет.
— Прости, но да.
Пока мама тяжело дышит в трубку, на мобильный падает сообщение от Наташи.
«Я очень соскучилась»
У меня дыхание перехватывает, когда я читаю эти слова. Вчера мы договорились, что сегодня вечером погуляем в Москве и не вернемся в Золотой ручей, а останемся в городе.
— Леша, — мать цедит в трубку. — Я не отрицаю, что Селезнева нужно увольнять, но не сейчас. У меня нет замены, и он слишком много знает.
— И что теперь? — устало произношу. — У нас тут большинство много знает. Дать им теперь всем сесть на голову?
 
— Людей нужно устранять не так.
У мамы своя собственная тактика избавления от ненужных сотрудников. Сначала она ограничивает им доступ к информации и выжидает, когда устареют те сведения, которыми они владеют, потом подыскивает замену, и только после этого избавляется от людей.
— Так его никто и не увольнял. Я всего лишь попросил отдел кадров проверить, чем он занимается.
— После этого он сам пришел ко мне с заявлением!
— Ну, это его решение.
Родительница начинает дышать через рот, а это уже первый признак того, что ей не хорошо. Лет 7-8 назад у нее появилась аллергия на пыль, которая постепенно переросла в астму.
— Мам, ты в порядке? — мое веселье, как рукой снимает. — У тебя ингалятор с собой?
Вместо ответа она начинает дышать еще тяжелее. Я бросаю трубку и тут же мчусь со всех ног в ее кабинет.
— У вас есть запасной ингалятор!? — кричу секретарше, как только забегаю в приемную.
— Да, конечно.
— Маме плохо.
Секретарша, раскладывавшая на компьютере пасьянс, срывается с места в сторону аптечки. Быстро находит запасной ингалятор, и мы вдвоем забегаем в кабинет. Мама тяжело дышит через рот, ей не хватает воздуха. Несколько раз она глубоко втягивает принесенный нами ингалятор, и постепенно ей становится легче.
— Кристина Игоревна, давайте врача? — испуганно спрашивает помощница.
Мама отрицательно качает головой, медленно восстанавливая дыхание через нос.
— Идите, Светлана, — говорит секретарше.
Женщина быстро направляется на выход. Как только дверь за ней закрывается, мама поднимает на меня лицо, полное боли, грусти и разочарования. Мне становится неуютно, и я слегка отворачиваюсь в сторону. Как раз туда, где лежит подписанное матерью заявление об уходе Селезнева.
— До могилы меня доведешь.
— Не принимай это все так близко к сердцу, мам, — снова поворачиваюсь к ней. — Почему ты не можешь порадоваться, что я остаюсь дома с вами? Почему ты так держишься за этого Селезнева, который проворачивает махинации за нашей спиной?
— Это вопрос твоего будущего, Алексей! Ты собираешься поставить на нем крест из-за какой-то девчонки!
Я снова начинаю злиться, и мне приходится сильнее схватиться за края маминого стола, чтобы не повысить голос и не поругаться с ней. И ведь если я скажу, что «какая-то девчонка» — это Наташа Кузнецова, она тут же схватится за телефон звонить дяде Егору с криком, что его дочь портит мое светлое будущее. Дядя Егор в долгу не останется и обязательно заявит, что я недостоин и рядом стоять с его принцессой. Так тридцатилетняя дружба наших семей подойдет к концу.
Именно поэтому я всегда старался держаться от Наташи подальше, но все-таки не смог.
— Уйди с моих глаз, — шипит сквозь зубы.
Я послушно направляюсь на выход с совершенно гадким ощущением на душе. Казалось бы, этот день уже не может быть хуже, но он все-таки становится хуже. Потому что как только я поворачиваю в коридоре, тут же вижу у закрытой двери своего кабинета перепуганную Катю.
Последний рывок на сегодня.
— Леша, — тут же подпрыгивает, как только видит меня.
— Заходи, — открываю кабинет и пропускаю ее внутрь.
Я закрываю за нами дверь и стремительно направляюсь к своему креслу, пока Катя неуверенно переминается с ноги на ногу.
— Леш, — начинает, заикаясь. Сейчас она совсем не похожа на роковую обольстительницу. Скорее, на ощипанную курицу. — У меня контракт прерывается из-за того, что шеф уходит. Что мне делать?
— Уходить вслед за ним.
— Что!? Но… Как это?
— Вот так. Трудовые контракты личных помощников и секретарей привязаны к контрактам их непосредственных руководителей. Закончился контракт Селезнева — закончился и твой.
— Леша, но неужели в компании не найдется для меня никакого места…
— Какого, Кать? — повышаю голос. — Давай начистоту. Образование у тебя очень посредственное, английский ты не знаешь. Максимум, на что ты способна, — это перекладывать бумажки из папки в папку и делать кофе. Компания в твоих услугах больше не нуждается.