Отказаться от благодати (СИ)

Мартин извинился за неудобства и предложил мне какао. Охотник! Мне. Какао!
Он говорил тихо и по делу. Убеждал, что мне и моим людям нечего бояться, если я буду соблюдать правила. Тогда я впервые поверила, что смогу – одна, без Эрика. Удержу племя.
Ошиблась. Но не Мартин был в том виноват.
Видеть, как Эрик договаривается с Сигнаром было… дико. Даже в сложившейся ситуации я не думала, что брат станет вести с ними переговоры, обсуждать условия сотрудничества. Они проговорили три часа, а потом охотники удалились. Эрик велел мне приготовить комнаты для новых гостей.
– У нас больше не осталось свободных комнат, – ответила я с досадой. Я не понимала, почему мы говорим об этом, хотя нужно – о другом. То, другое, важнее, а охотники подождут.
– Значит, посели хищных по двое. По трое, если придется. Нам нужны люди.
Впервые брат назвал охотников людьми. Значит, дело плохо настолько, что…
– Атли нам тоже нужны?
Вырвалось. И ответом был резкий взгляд. Иногда взгляды тоже жгутся.
Но удача любит лишь смельчаков, а я уже начала эту игру, значит, нужно довести до конца. Ради Влада. Ради себя. Потому что, если Эрик выгонит атли, я уже знаю, что буду делать.
– Атли здесь, насколько мне известно, – ответил Эрик спокойно.
– Влад уехал.
Выдох – слишком шумный, и Эрик это отмечает. Глаза сузил и приподнял правую бровь. По его мимике можно понять, когда он на грани.
– Я ему не нянька.
– Не время для ссор. Сейчас, когда Первые пришли. Когда ясновидцы и охотники в нашем доме. Наш мир катится в пропасть. Знаю, твой личный тоже, но…
– Что ты знаешь обо мне? – перебил он и усмехнулся. Погладил меня по щеке, но от жеста этого захотелось отшатнуться, так как нежности в нем не было, скорее, издевка. Горечь. Обида, которой нет выхода, ведь все на него смотрят, и нужно сохранить лицо. – Ты – моя сестра – все это время была на его стороне. Твердила, что у них прошлое, что она привязана к нему. Что однажды поймет это и вернется, а я останусь один.
Он отступил, отвернулся, провел указательным пальцем по столешнице, будто старался отыскать там несуществующую пыль. Выровнял стопку бумаг по углу.
– Ты оказалась права, – продолжил после паузы, во время которой тишина была оглушающей, и я буквально слышала, как колотится в груди сердце. – Радуйся.
– Я не рада, я… Эрик!
Захотелось его обнять. Прижаться, погладить по спине, уверить, что все наладится. Но я не стала. Не подпустит. Ведь все, что он сказал – правда. Я действительно говорила ему те слова, делала все, чтобы разлучить его с Полиной. До самого их венчания помогала Владу.
И в какой-то мере сама виновата, что мы с Эриком больше не близки. Но сдаваться не имею права.
– Она тебя любит!
Он дрогнул, и спина его застыла камнем. Она широкая – его спина. И сам он похож на глыбу, большой и сильный. Рядом с ним ничего не страшно, никогда. Даже сейчас. Разве что он изменится, сорвется. Но я постараюсь этого не допустить.
– Иди, Дарья, – сказал он глухо. – Позаботься, чтобы завтра у нас было достаточно комнат, вскоре к нам въедут еще двадцать человек. А потом возвращайся, у меня есть для тебя работа.
Он кивнул на ту самую пачку бумаг. Договора. Снова. И значит, бессонная ночь, крепкий чай, усталость. И время, на которое я могу отвлечься, забыть, не думать о плохом.
Все же брат любил меня больше, чем я его. Этого стоило устыдиться.
Сдачу судна «Альвади» все еще задерживали, суд обещал быть затяжным, и Антон уехал во Владивосток, чтобы присутствовать на заседаниях. Странно, но в этот раз без него стало… одиноко. В скади, кроме него, у меня не было друзей. Эльвира разве что, но к ней я относилась скорее, как к младшей сестренке. Помнила, как она под стол пешком ходила. Теперь она вроде выросла, стала женщиной, но у меня к ней остались опекунские чувства.
Влад вернулся, спустя месяц после визита Гарди. Вернулся хмурым и немногословным, меня всячески избегал, ссылаясь на занятость, а с Эриком они играли в холодную войну. Избегали друг друга, а когда оказывались вдвоем в одной комнате, делали вид, что другого не существует.
 
Полина замкнулась в себе, а заодно и в комнате на третьем этаже, утонув в страданиях и меланхолии. После того, как охотники въехали к нам, Эльвира перебралась ко мне. И буквально утомила своим нескончаемым щебетанием и неиссякаемым оптимизмом. Чему радоваться, когда в доме бардак, брат разругался с лучшим другом, и назревает война с типом из легенды, против которого не придумали оружия?
Эльвира почти ни в чем не видела зла. Наверное, это ее спасало.
Наверное…
Зима выдалась снежной, морозной. Сыпала снегом, окружала дом пухлыми сугробами, и ветви деревьев гнулись от блестящего убранства. Зима заморозила страхи. И, несмотря на то, что охотники обосновались в доме, а Гектор стал завсегдатаем вечерних посиделок в гостиной, я чувствовала себя спокойно. Уверенно почти, ведь Эрик сумел обуздать свой гнев, значит, у нас есть шанс сохранить хрупкий мир.
А Влад… Нет, я не перестала о нем думать. Одержимость редко проходит сама – нужен всплеск, надрыв, истерия. Некий слом, когда внутри все рвется на части, кровит, а затем сочится сукровицей, зарастая. Подобные переломы редко срастаются правильно.
Я думала, у нас все будет иначе. Закончится война – ведь все когда-нибудь заканчивается, – и я смогу показать Владу, насколько хочу быть с ним. Ведь я понимаю его больше, чем жена, с которой он сблизился, готова поспорить, лишь чтобы успокоить Эрика.
Но каждый день, встречая ее – румяную, счастливую – хотелось выть. Почему? Ну почему не я? Что во мне такого, что не дает переступить черту френдзоны?
Не помогало ничего. Ни новые чулки, ни тонкий парфюм, ни непристойно глубокие вырезы, ни якобы случайно сползшая лямка майки. Я даже голос тренировала, как советовала Лара, стараясь сделать его томным, глубоким. Все тщетно. Влад не смотрел на меня, как на женщину. Гладил по волосам, целовал в лоб, желая спокойной ночи. Будто после его поцелуев она может быть спокойной!
После них горела кожа. И в груди жгло – нестерпимо, едко. От боли этой, почти осязаемой, мутился рассудок. И запретные мысли становились с каждым днем все непристойнее.
У меня давно не было любовника. Не то, чтобы я жалела, просто… наверное, каждой женщине это нужно. Физиологию никуда не денешь, да и ощущать себя желанной неплохо. Наверное. Я уже забыла, как это бывает.
Первый и последний мой любовник остался в Лондоне. Ричард был красив. Умен, бесспорно, а также щедр. Галантен. И до безобразия скучен. Нет, мы говорили о многом. Посещали театры, кино, были завсегдатаями дорогих ресторанов. Я знала, он хотел мне понравиться, очаровать. И всегда умел сохранить грань между вниманием и навязчивостью. Наверное, он стал бы для меня идеальным мужем, если бы не одно «но»: я его не хотела.
У нас был секс, конечно, и, не буду кривить душой, любовником Ричард был неплохим. Умелым. Однако, меня не покидала мысль, что во время занятий любовью он исполняет некий заведомо отрепетированный ритуал. Оттого секс с ним казался мне пресным.
Мне хотелось страсти. Поцелуев, переходящих в укусы, порванной одежды и эмоций на грани безумия. Хотелось отдаваться так, будто завтра не наступит, будто мы на грани бездны, вернее, уже шагнули и летим. Внизу острые скалы, но есть полет, и нельзя терять ни минуты. Хотелось, чтобы мужчина сходил с ума от желания.
А может, я просто не любила Ричарда.
Есть правильные, хорошие мальчики, а есть те, от которых сходят с ума. Классика.
В феврале Эрик привел Линду. Испуганная, дрожащая, исхудалая до состояния анорексички, пророчица выглядела безумной. И за брата цеплялась, будто он был оплотом ее безопасности, единственным, кому она готова доверить свою жизнь. Исполосанную шрамами спину Линда прятала за бесформенными свитерами, в широкие рукава которых помещались ее искусанные до крови пальцы.
 
А потом нам сказали, что к ней приходил Хаук.