В глубину (СИ)

— Почему ты прячешься?
— Обо мне не должны были узнать.
— Его действия подпадают под статью уголовного кодекса. У меня есть хорошие юристы…
— Папа, нет! — вмешалась Арина. — О чем ты говоришь? Если ты заведешь эту юридическую волокиту, мы никак не сможем скрыть все остальное.
— Я ваша дочь по документам, — вдруг сказала Йалу. — Как вы это объясните?
Отец замолчал, разглядывая ее, потом продолжил:
— Что ты собираешься делать?
— Мне надо дождаться моего Наставника.
— Когда он придет?
— Я не знаю.
— Что он сможет сделать?
— Все исправить.
— Как?
— Я не знаю.
Отец хмыкнул и перевел взгляд на Аринку:
— Это ведь она прорывалась к тебе тогда, в больнице?
Я почти почувствовала, как вздрогнула и сжалась Йалу. Аринка кивнула.
Весь этот год отец не появлялся в нашей квартире, с Аринкой они встречались на нейтральной территории. «Не могу быть там, прости», — в самом начале глухо обронил он и так и не смог пересилить себя. Поэтому, хотя и знал, что с Аринкой живет подруга, он ни разу не видел, кто именно, а Аринка не стала рассказывать подробности. Теперь же пришлось все объяснить.
Отец шагнул к Йалу и протянул ей руку. Йалу нерешительно подала свою. Он порывисто сжал ее пальцы и сказал:
— Арина говорила мне, что, если бы не ты, я мог бы остаться без обеих дочерей. Я в долгу перед тобой на всю оставшуюся жизнь. Помогу всем, что в моих силах.
Он кивнул ей, поцеловал Аринку и уже в дверях повернулся.
— Счастливо, не скучайте, — он усмехнулся и добавил: — Дочки.
Йалу ошарашенно уставилась на закрывшуюся дверь.
— Он знает о том, что ты хотела ему сказать, — тихо заметила Аринка.
— Ты о чем?
— Я рассказала ему все, что тогда случилось. Как и почему мы с Анжеликой оказались на этом мосту. Он знает, что Анжелика хотела нас помирить. Он безумно любил ее. Но он сказал тебе то, что сказал. Ты все еще считаешь себя виноватой?
Йалу молча смотрела на нее.
— А он считает виноватым себя. Перестань, Йалу, живые всегда виноваты перед ушедшими. В семье не считают долги и вины. А ты теперь член нашей семьи.
— По документам, — уточнила Йалу, пряча за усмешкой свои чувства.
— И по ним тоже, — улыбнулась Аринка. — Мне пришлось рассказать ему чуть больше, чтобы объяснить, откуда взялись такие документы.
— Это уже не страшно. Обо мне теперь куча людей знает.
— Ему тоже больно говорить об Анжелике. Но знаешь, что он сказал, когда я все ему объяснила? Он показал на фотографию Анжелики и сказал: «Она всегда добивалась своего. И она все делала для других».
— Это правда, — прошептала Йалу. — Я буду это помнить.
АРИНА
Я чувствовала себя героиней голливудского шпионского фильма. Отец принес нам новый ноутбук, заставил сменить адрес электронной почты и аккаунты в социальных сетях. И мы с Йалу по полдня сидели перед компьютером, следя за тем, что происходит.
К «расследованию» Валентина подключилось уйма народа, и мы едва успевали читать новые комментарии в его специально созданном блоге. Кроме этого, во всех крупных социальных сетях, на форумах и чатах имя Йалу обсуждалось на все лады, а особенно — ее загадочное исчезновение. Порой мы смеялись до слез от предположений людей; в них перебрались уже все варианты: от марсиан до вестников конца света. Но однажды мы увидели в Сети мои и Лелькины фотографии и… Анжелику. Отец чуть не разнес вдребезги компьютер, когда увидел это, и вызвал своих хакеров. Фотографии исчезли, но теперь и наши имена обсуждались с таким же смаком. Тем более, что Валентин вдруг прицепился к моим словам о том, что я сначала тоже побаивалась Йалу. Их успели записать «жучки». И Валентин вопрошал подписчиков, можно ли бояться собственной сестры, и сестра ли это вообще. Марина, к счастью для нее, даже не упоминалась. Наверное, Валентин опасался, что всплывет история с ее похищением. Йалу очень хотела ей позвонить, но и сама понимала, что не стоит впутывать подругу снова.
А я гадала, как давно в моей квартире появились эти «жучки», и какую информацию, а главное — кому, они передавали. И молча радовалась своей привычке ни о чем серьезном не разговаривать в прихожей. Поэтому, перебирая прошедшие месяцы, решила, что кроме настоящего имени Йалу, ничего важного «жучки» услышать не могли.
 
Через пару дней мне позвонил отец и категорически запретил нам не только выходить из дома, но даже подходить к окнам.
— Я пробил информацию по этому Валентину и твоему одногруппнику, Игорю.
— А Игорь тут при чем?
— Мне он тоже показался подозрительным. И не зря. Боюсь, что за ними стоят достаточно весомые фигуры. Не просто так поднялась эта шумиха. Если Йалу попадет к ним, даже я вряд ли смогу ее вытащить.
— Что за фигуры?
— Ну, это точно не телефонный разговор.
— Что им нужно от нее?
— Всем нужна информация.
Отец помолчал, потом добавил:
— Я уже видел людей вроде твоей Йалу. И знаю тех, кто ими очень сильно интересуется. Настолько сильно, что потом эти люди просто исчезают. В общем, сидите тихо.
Я передала содержание нашего разговора Йалу. Та задумалась и молча наблюдала, как я зашториваю окна.
— Да я же ничего не знаю, — наконец, сказала она. — Если я нужна им как источник информации, то зря стараются. Все мое детство меня окружали загадки и вечные недоговорки. Я даже о себе ничего не знаю. Кем я должна стать, что я буду делать, кто такой Терс? Я про возможности-то свои толком не знаю.
— Но ты знаешь, где находится ваше селение, — заметила я.
— Знаю, — согласилась она. — Но не понимаю, зачем оно вдруг всем понадобилось.
— Тем не менее, папа не будет предупреждать зря. Пока нет Терса, защитить нас сможет только он. А ты действительно будешь представлять интерес для многих. Если тебя запрут где-нибудь в лабораториях, не факт, что даже Терс тебя найдет.
С каждым днем ситуация становилась все напряженнее. А Терса все не было.
По моей просьбе отец предложил Леле с Андреем путевки в элитный санаторий и настоятельно порекомендовал Андрею не пускать жену к компьютеру.
— А ты не можешь чего-нибудь наколдовать? — с интересом спросил отец у Йалу.
— Могу, но не умею.
— Это как? — удивился отец.
— Меня не научили пользоваться своей силой.
— Пап, посади меня в танк — будет то же самое, — улыбнулась я. — Нам надо дождаться ее Наставника. Он что-нибудь придумает.
— Ну да, — ухмыльнулся отец. — Сами заварили кашу, а он должен расхлебывать.
Через неделю интернет надоел нам так, что мы даже не включали компьютер.
— Как твой институт?
Йалу сидела за столом и рисовала пастельными мелками. У нее получались потрясающие картины, хотя она уверяла, что никогда раньше не рисовала. Конечно, не Шишкин и не Айвазовский; ее картины больше походили на фракталы. Но она так подбирала цвета, так закручивала свои непонятные фигуры, что я не могла отвести глаз от ее работ. Хотя то, что сейчас появлялось на ее листе, походило на бескрайнее море с волнами разного цвета: ярко-синими у берега, серыми чуть дальше и снова синими у горизонта.
Не получив ответа, Йалу подняла голову от рисунка:
— Ты слышала меня?
— Да, прости, я загляделась на твое море. С институтом все нормально. Пока предполагается, что я болею.
— Ясно. Только это озеро, а не море.
— То самое твое озеро?
— Да.
— А почему разноцветное?
— Оно бывает таким. Оно вообще всегда разное. В зависимости от настроения.
— От настроения? Ты говоришь о нем, как о живом существе.
Йалу подняла на меня удивленные глаза:
— Конечно, оно живое. У любой воды своя неповторимая энергетика, а наше озеро особенное. Только в последнее время оно часто хмурится.
Кто же все-таки они такие — Йалу и Терс? Откуда они, на каком языке говорят, что это за озеро? По рассказам Йалу я представляла его чем-то вроде Соляриса. Но вопросы свои я держала в голове. Я знала, Йалу не ответит, и она уже объясняла, почему. Она была права, но любопытство во мне не находило себе места.