Сидящее в нас. Книга первая (СИ)

– Тогда зачем нам задерживаться? 
Лиата, не пожелав отвечать, просто сбежала. А их гостеприимные хозяева легко согласились приютить бедных девочек ещё на одну ночь. Мол, не по-человечески так-то выгнать их на улицу. Чай не объедят – успокоил Таюли хозяин, но сам к обеду впал в беспокойство. Ибо гостьи, прогулявшись по их обширной богатой деревне, вернулись с рынка гружённые, будто сбежали с голодного края. Даже тележку прикупили, которую за пару медяков притащили к дому двое подростков. 
И чего на той тележке только не было – Челия сама распоряжалась выгрузкой, трудолюбиво внося сумятицу в дело, которым сроду не занималась. Таюли не вмешивалась, лишь изредка советуя, как оно будет лучше. На ней самой вместо старого платьишка красовался замечательный женский дорожный костюм. Кожаная запашная юбка до колен, кожаные штаны с курткой – всё самое лучшее, что нашлось в местной пошивочной. И сапоги на загляденье, и добротный плащ с широким капюшоном. 
Стало ещё очевидней, что девушка далеко не простушка. Обновки-то стоили больших денег, но, ей, по всей видимости, не привыкать достойно одеваться. Таюли предупредила хозяев, что два воза с зерном, крупами да прочими съестными припасами, что вскоре подъедут к дому, вовсе не чужое добро. Всё это самое, что ни на есть, хозяйское. Мол, отдарок за их заботу. 
А возле дома уже начал собираться народ: весть о каких-то богачках, гостящих у бедолаги плотника, молнией разнеслась по всей деревне. И привлекла внимание не только обычных зевак – первые притащились прямиком с рынка, где те богачки скупали всё подряд. Наведался к счастливцу и местный богатей, таща за собой судью из ближайшего городка. 
Как раз накануне тот приехал вершить суд над всем, что приспело к этому времени в деревне. И, первым делом, над тем самым плотником, изрядно задолжавшим богатею. Вся деревня знала, что нынче бедолага потеряет дом, откуда придётся убраться вместе с женой и ребятишками.
Из дома богатея припёрли огромное, покрытое резьбой кресло с мягким цветастым седалищем. Наверняка единственное такое на всю деревню – невольно пришло на ум Таюли при виде этого монстра – уж больно трепетно с ним обращаются. Худой высокий судья, несомненно, знал об этом. И важно опустился в кресло, будто король на свой трон. Неспешно расправил полы и фалды городской одежды из дорогих тканей, нарочито тыча в глаза своим положением. 
 Наконец, судья потеребил аккуратно подстриженную кучерявую бородку и сразу же объявил приговор. Даже не спросил плотника, как всё было на самом деле – озлилась Таюли, сжимая кулаки. Вечером хозяева дома поведали ей, как попали в неподъёмную кабалу. Когда да сколько брали того проклятого займа. Какие набежали проценты, какой был уговор и как тот исполнялся.
 Самая обычная история – таких тысячи. Да она сама вдоволь нахлебалась произвола тех, кто сильней её – знает, чем тот пахнет: слезами да кровью. Таюли открыла, было, рот, дабы потребовать справедливого разбирательства, но… 
– Враньё, – возразила судье Челия, устроившись на нижней толстой ветке дерева у самого дома. – Ничего он ему не должен. 
В постепенно разрастающейся толпе заахали, заохали и даже кое-где заржали. Судья же не удостоил вякающую на дереве соплю даже самым ничтожным негодованием. Повысив голос, он повторил свой приговор, всем своим видом демонстрируя его окончательность и непогрешимость.
– Враньё, – беспечно повторила демонюшка, болтая ногами над самой макушкой прислонившейся к дереву няньки. – Ты оглох, что ли, говнюк брехливый? 
– Не ругайся, – строго напомнила Таюли. 
И досадливо хлопнула ладошкой по её пыльному сапожку. 
– Заткнись, мерзавка! – нагавкал на пришлую девчонку богатей, брезгливо выпятив губы. – Ишь расфуфырились! А намедни ночью притащились сюда: оборванки оборванками, – наябедничал он судье. –  И всё-то под окнами добрых людей шастали, спать не давали. Не иначе, обокрали кого. Нам бы поспрашать народ. Наверняка обобранные найдутся. 
Таюли, было, возмутилась. Но вдруг глянула на этого поганца, затем на судью и звонко фыркнула: близнецы, да и только. Морды напыщенные, глаза наглые. Губы презрительно поджаты – слова оба цедят, будто одолжение великое делают. До боли знакомые рожи – Таюли вдосталь понасмотрелась на такие. Росла-то в доме весьма зажиточного отца – знала цену повадкам таких вот мерзавцев. А потом и на собственной шкуре испытала.
 
Не знала только, что задумала малолетняя бестолковая Лиата. И каким боком им обеим это вылезет. С одной стороны, по всему Суабалару издревле известно: если демоны кого-то наказывают, значит за дело. И после бегать жаловаться кому-то – вплоть до короля – бесполезно. Демоны никогда не обманывают, не интригуют, и подкупить их невозможно – не люди же. 
С другой стороны, то, как Лиаты определяют вину человека, тоже не всегда понятно. Иной раз они наказывали совсем не того, кого люди считали злодеем, а наоборот его жертву. И объяснений от них не дождёшься. Да и не всякий осмелиться просить, чтобы растолковали ему, как это так рассудили Лиаты, что всё пошло вкривь да вкось.
– Разберёмся, – брюзгливо пообещал судья, страшно раздражённый этими пустыми проволочками в столь простом деле. – Взять их! 
В поездках по деревням его неизменно сопровождали четверо стражников. Дармоеды – бывало в сердцах костерил их судья – лишь на то и годны, чтобы втихаря за его спиной обирать тупых крестьян, обещая замолвить перед ним словечко. Однако на деле, именно для этого стражники и предназначались. Если судью поймают на взятке, наказание одно: голову долой. А против взяточников из судейской стражи законы не писаны – так вот и приходится крутиться. 
Зажрались – презрительно скривился судья, когда парочка этих лодырюг потащилась к дереву, где, грязно ругалась малахольная мартышка. И вправду: одета дорого, а замашки, что у отрепья подзаборного. Тут и думать нечего: стырила чумазая у кого-то одежду. А может, и чего похуже…
Девушка под деревом едва заметно напряглась, сунув руку под подол короткой куртки.
– Не балуй, – вполне добродушно предупредил один из стражников и протянул к ней руку. 
Та наткнулась на что-то невидимое, но упорно не пропускающее сквозь себя. Стражник вновь ткнулся в эту штуку, больше любопытствуя, нежели злобствуя на непонятное препятствие.
 До сих пор народ шебаршил, шептался, но топтался подальше от зловредного судьи. Пускай многие и сочувствовали семье плотника, от которого сроду худого не видали, однако своя-то рубашка ближе к телу, как не крути. Но, при таких-то делах некоторые осмелели, вылезая наперёд толпы, дабы разглядеть всё в самых мелких подробностях.
– Ну? – раздражённо квакнул судья, даже не удосужившись взглянуть, из-за чего его приказ всё ещё не исполняется. 
– Не понукай, скотина лживая! – не задержалась с выступлением Челия. 
Сорвала с дерева зелёную ещё, твёрдую, как камень, грушу и, не глядя, запустила ею в судью. 
Толпа ахнула: все видали, что девчонка смотрела на стражников, но груша впечаталась аккурат в лоб судьи. Тот настолько обалдел, что не поверил, будто на свете возможно такое кощунство. Безотчётно потёр лоб. Затем оглядел ладонь, словно и ей не торопился верить. А потом выпучился на обидчицу.
– Ах, ты!.. – рявкнул он. 
– Я, – громом обрушился на головы людей спокойный голосок. 
Девчонка не пошевелила и пальцем, но люди, гомоня и толкаясь, подались назад. Хотя драпать со всех ног никто не торопился – даже шныряющие под ногами детишки. Нет, увидать такое диво, как огненный змей над головой малявки – сроду никто не видал. И соврать-то о подобном не сумеет. Но, слыхать о Лиатах – так это весь Суабалар слыхал. И всякий в королевстве сызмальства знает: демоны людей понапрасну не губят. Так чего ж куда-то бежать, сломя голову, пока оставшиеся счастливцы будут любоваться редкостной диковинкой: демоном, творящим свой суд. 
 
А то ещё и другое чудо увидать сподобятся: как демон награждает угодившего ему человека – о таких счастливцах чего только не рассказывали! А тут своими глазами перепало удостовериться.