1000 Первая дочь (СИ)

— Модистка для чего?.. — спросила я оторопело. — Точнее, для кого?
Может быть, это новый вид наказания за непослушание? Почему-то именно эта мысль пришла в мою голову первой. Подумалось: придется выбирать наряды для жены Алексиса. Или любовницы — той, что наверняка ждала его в столице. Возможно, даже не одной.
Жены вроде бы не было. По крайней мере, до нашего захолустья эта новость не дошла. Когда венчались монаршие особы, во всех городах Озиса объявляли трехдневные празднества. Закрывались ратуши, заводы и конторы мелких чиновников. Зато открывались храмы, и из них вытекали на улицу облаченные в праздничные одежды священники. Питейные заведения не закрывались до утра. В последний раз, когда женился пятый брат короля (кажется, на дочери визиря или его племяннице — я никогда особенно не интересовалась свадьбами), в нашей гостинице было полно народу. За три дня наши запасы вина и пива иссякли в бездонных глотках ярых гуляльщиков. Кстати, священники среди них были одними из главных.
О свадьбе или обручении Алексиса я не слышала. Но на прямо поставленный вопрос он не ответил. Как не сказал, для чего ему понадобилась модистка. И ювелир… Алексис ушел, не оглянувшись, и громко захлопнув за собой дверь. Я даже испугалась.
И растерялась…
И все же не выполнить приказ не смогла. Как только ушел Алексис, я бросилась одеваться. Платье бесформенной мятой тряпкой валялось в изножье кровати. Кается, это Алексис его туда зашвырнул. Или я сама?..
От воспоминаний кровь прилила к щекам. Я прижала к ним ладони, ощутив такой жар, будто лицо мое раскалилось докрасна, точно сковорода на огне. Совсем худо стало, как только опустила взгляд. На моих бедрах остались следы крови, смешанной с семенем Алексиса.
— Ох… — только и смогла выдохнуть я.
Глянула на кровать, и жар уступил место бледности. Признаться, я немного испугалась, заметив алое пятно на девственно-белой простыне. Нервно сглотнула и воровато оглянулась, будто боясь, что кто-то еще увидит следы моего падения. Я отдалась мужчине, не будучи замужем. Подтвердила, что являюсь всего лишь рабыней. Наверное, тем самым и заслужила участь, от которой так долго берегла меня Лагра.
Кровь…
Не думала, что ее пролилось так много. Но в тот момент была сама не своя, будто подпоенная возбуждающим зельем. И почти не почувствовала боли. Даже сейчас испытывала странное тянущее чувство внизу живота. Не жжение и даже не дискомфорт. Скорее непривычную пустоту. Но не потому, что лишилась невинности, вовсе нет. А потому, что тело мое жаждало новых ласк Алексиса. Он будто подарил мне крылья, показал невероятное счастье парить на седьмом небе. И сейчас мне отчаянно хотелось закрепить этот опыт.
— Какая дура!.. — решила я.
И, топнув ногой на собственную глупость, направилась в туалетную комнату. Там словно все было приготовлено для подобного случая: чистые полотенца, душистое мыло с экстрактом жасмина (уж я-то хорошо знаю, сколько оно стоит. Такое Магра даже любимой дочери покупала только по праздникам), а еще губка и флакончик с обезболивающим.
Снова покраснела. Кажется, менять свой окрас подобно хамелеону стало входить у меня в привычку.
Не думаю, что Алексис держал подобное средство от приступов мигрени. И даже не для обезболивания ран. Это он для меня припас, заранее предчувствуя, что понадобится. То ли у него часто бывала связь с девственницами, то ли Алексис просто проявил заботу. Я предпочитала думать о последнем. И обезболивающее использовала по назначению.
Обтерлась губкой и надела платье, сброшенное вчера с такой небрежностью. А после сняла с кровати простыню и скомкала ее так, чтобы не было заметно алое пятно. Хотела бросить в камин, но его не разжигали ночью. Нам с Алексисом было и без того жарко. Не потому, что погода который день стояла безветренная и солнечная. Засуху, кажется, испытывала я сама. И Алексис с радостью напитал меня своей влагой.
— Как же это…
В отчаянии я заметалась по комнате. Куда спрятать простыню, чтобы ее не увидела Магра? Не могла же я позвать слуг и приказать перестелить постель. Или могла?..
 
В любом случае показывать им свидетельство своего падения я не собиралась. Оттого крадучись, будто вор, выскользнула из комнаты.
И нос к носу столкнулась с Алексисом. Точнее, воткнулась лицом в его грудь. Практически впечаталась в него, не успев вовремя затормозить.
— Куда-то собралась? — насмешливо уточнил он, обнимая так, чтобы я и не думала отстраниться.
— Нет, — соврала, крепче сжимая скомканную простыню. — Вернее, да. Собиралась.
— Куда же? — все так же уточнил он. — Модистка еще не прибыла. Ювелир тоже. Или ты вышла встречать меня? А что это у тебя?
Он опустил взгляд и хохотнул, увидев предательскую ткань.
— Решила поступить по традиции и с помощью заклинаний приворожить меня? Боюсь, не сработает. Говорят, чарам поддаются только мужья, и то после церковного ритуала. Впрочем, ты можешь попробовать. Вдруг у тебя получится.
Ему было смешно. А мне — стыдно. А еще немного обидно: Алексис выставлял на смех не только меня, но и одну из главных традиций Озиса.
  
Глава 16
 
Майлин
— Мне нет нужды вас привораживать, — призналась я, отводя глаза в сторону.
И пусть чувствовала себя глупо и неуютно под его настороженным взглядом, не могла не возразить. Знаю, рабыням не положено говорить подобное. Но ведь Алексис сам сказал, что я не обычная рабыня. Лагра так долго убеждала меня, что можно перечеркнуть прошлое, забыть о том, где родилась и от кого. Я почти поверила. Даже не так: на какой-то период я уверовала, что могу быть свободной. Пусть в наряде горбуньи, но не рабыней.
Теперь мне сложно привыкнуть к новой роли. Магра не оставила мне выбора. То, что предложил Алексис — самое лучшее будущее, которое может представить девушка без рода и племени. Без документов и права распоряжаться собственной жизнью.
И все же где-то глубоко в подсознании я чувствовала себя уязвленной. Раненая гордость заставляла болезненно сжиматься сердце. Алексис взял меня не как свободную девушку, хоть и долго добивался моего расположения. Он сам провозгласил меня рабыней. Пусть и необычной. Как долго продлится его благосклонность, я понятия не имела. Говорят, любовь сильных мира сего похожа на шторм — она так же стремительна, пронзительна и прекрасна в своем буйстве. Но так же опасна. Я чувствовала себя утлой лодчонкой, выброшенной в бушующее море без весел и паруса. И слова Алексиса топили меня, я почти захлебывалась от горького счастья, которое подарил мне этот смелый и решительный мужчина. Воин, не проигравший ни одной схватки, в том числе любовной.
— Что ты этим хочешь сказать? — обхватив мой подбородок, он слегка приподнял голову, вынуждая смотреть ему в глаза.
В его взгляде было раздражение и… Страх?
Нет, я не поверила собственным глазам. Алексис не может испытывать это чувство, оно чуждо ему в принципе.
Нервно сглотнув, я сжала кулаки и призналась, стараясь не выдать обреченность, что испытывала в тот момент:
— Рабыня не может проводить подобные ритуалы. Мое имя не освящено в храме, а значит, ни один бог и ни одна богиня не ответят на мой призыв.
Злость в его взгляде утихла, утонула, словно камень, брошенный в воду. В его черных глазах поселилась нежность. Пальцы Алексиса больше не сжимали мой подбородок, они ласкали его. Большой палец коснулся губ, и я тут же вспомнила о поцелуях, подаренных мне ночью. О манящей сладости его губ и твердости его тела. Теплая волна прокатила по телу и затаилась в груди.
— Тогда куда ты несла простыню? — спросил он.
— Хотела спрятать, — призналась я. — Не хочу, чтобы ее увидели служанки или Магра.
Он порывисто прижал меня к себе, и я практически впечаталась в крепкую грудь. Тепло его тела и запах кедра, смешанного с сандалом, окутали меня, словно магическое покрывало, способное спрятать от всех бед и печалей.
— Камин не разжигали, — продолжила я, — вот мне и подумалось, что лучше будет сжечь ткань в кухонной печи. Только… не уверена, что смогу пробраться туда незаметно.