Алая магнолия (ЛП)

Глаза парня отводятся от меня, и я чувствую, как они уходят, как будто освобождается невидимая нить. Должно быть, я на мгновение отвела взгляд, потому что, когда я оглядываюсь, Шевроле уже поворачивает задним ходом.
Джереми смотрит на меня через окно, и я не могу сказать, злится он больше или боится. Шевроле отъезжает, и я смотрю ему вслед, чувствуя себя еще более встревоженной, чем когда Эйвери впервые рассказала мне о проклятии на моем доме.
Глава 3
Особняк
— Так это тот родственник, который заботится о Джереми.
Машина Эйвери припаркована рядом с моей, и она наблюдает, как бирюзовый шевроле выезжает со стоянки почти с таким же интересом, как и я.
— Его зовут Антуан Мариньи.
У девушки с Эйвери кожа цвета жидкой карамели и масса косичек, скрученных в рулон, почти такой же огромный, как у меня. Ее зовут Касс, насколько я помню. Она сидела с нами за обедом. — Он кузен или дядя что-то в этом роде, который приехал к Джереми после несчастного случая.
Она бросает на Эйвери злую усмешку. — Будем надеяться, что он решит остаться здесь навсегда.
Они обе хихикают, и я пытаюсь смеяться вместе с ними, потому что пытаться объяснить, что только что произошло, невозможно, и в любом случае, к тому времени, когда я открываю свою машину, я уверена, что, должно быть, ошиблась в том, как он посмотрел на меня.
— Эй, Харпер.
Касс улыбается. Я помню, она была милой за обедом, болтала без скрытых маленьких колкостей, которые некоторые другие девушки вставляли в разговор, просто чтобы дать мне понять, что я нахожусь на их территории и не должна забывать свое место. — В эти выходные в старом месте на заливе Пьерду будет вечеринка. Ты должна прийти.
— Спасибо.
Я улыбаюсь ей в ответ. — Мне надо будет спросить своего брата, но звучит здорово.
Я сажусь в машину и спрашиваю. — Вы, девчонки, знаете Джереми с начальной школы, верно?
Они кивают. — Мне просто интересно, какой он обычно. Я знаю, что он только недавно потерял своих родителей, но он казался немного… ну, странным, я думаю.
— Джереми в порядке. О Мариньи всегда ходила слава в городе, и после несчастного случая все стало еще хуже. Дипуотер — один из старейших городов Миссисипи.
Эйвери пожимает плечами. — Есть много старых предрассудков, знаешь?
— Например, что? — говорю я, переводя взгляд с одной на другую. Эйвери и Касс обмениваются понимающими взглядами.
— Ну, ты могла бы заметить, что мы с Касс не совсем подходим для традиционных южных красавиц.
Я сохраняю нейтральное выражение лица, не совсем уверенная, что на это ответить. — Семья Касс ведет обратно к временам повозок — прямо говорит Эйвери.
Касс усмехается моему шоку. — А семья Эйвери из Натчеза. Они называли эту землю домом еще до того, как появились белые люди
— Если когда-нибудь захочешь посмотреть, как корчится учитель, — заговорщически говорит Эйвери, — понаблюдай, как мы с Касс рассказываем о наших семейных историях. Гарантированно сделает класс тихим за считанные секунды. Мы как ходячее свидетельство плохих, старых времен, в которых никто не любит признаваться
— Вау.
Я смотрю между ними. — Уважаю.
— Короче, я думаю, что у нас это общее. Тот момент, когда никто не знает, что сказать.
Касс наклоняет голову набок. — Ну, за исключением проклятого дома, и, ты знаешь.
Она неловко замолкает.
— Умерших родителях?
Я заканчиваю за нее.
— Да. Мы могли бы считать каждого лучшим средством для прекращения разговоров.
Я снова оставляю Тессу в стороне. Я делаю это так часто, что теперь почти не замечаю. — Спасибо, девочки, — говорю я, и это действительно так. — Сегодня было бы реально паршиво без вас.
— Крут, крут, — говорит Эйвери.
Я слышала, как она делала это сегодня дважды, как будто эти два слова на самом деле одно, но каждый раз опускала букву «о», так что это звучит как круткрут. Они обе улыбаются и садятся в машину Эйвери. — И насчет Джереми, — говорит Эйвери, ю — Не обращай на него внимания, правда. Он хороший парень. Просто у него сейчас действительно трудные времена.
 
Я киваю. — Конечно.
Но когда они поворачивают в сторону города, и я выезжаю на дорогу вдоль реки, которая ведет меня домой, я задаюсь вопросом, говорят ли они о том же Джереми, что и я. Потому что что-то подсказывает мне, что в историях старого города о семье Мариньи больше правды, чем люди могут подумать.
Пикап Коннора стоит у входа, когда я возвращаюсь домой, что странно, так как он все лето работал очень долго. Дверь открыта, но это неудивительно. Она такая огромная и тяжелая, что на самом деле не закрывается должным образом, поэтому мы почти каждый день оставляем ее широко открытой. В любом случае, здесь все равно нечего красть. Большая часть наших вещей все еще находится на складе в Батон-Руже. Коннор сидит на кухне за старым деревянным столом, который мы купили на гаражной распродаже в нашу первую неделю здесь. Он что-то читает, сидя ко мне спиной. Мое сердце немного замирает. Я почти уверена, что знаю, что это.
— Как прошел твой первый день? — спрашивает он, не оборачиваясь.
— Прекрасно. Я хорошо поладила с другими.
Я бросаю сумку у двери и сажусь напротив него. У Коннора оливковая кожа, темные волосы, и голубые глаза, спокойные и ясные. Обычно он довольно тихий, особенно с тех пор, как умерла Тесса, но сегодня он кажется еще более сдержанным, чем обычно. — Дай угадаю, — говорю я, кивая на бумагу в его руке. — Предложение купить дом?
— Да. И не просто предложение.
Он протягивает его мне, и мои глаза расширяются от суммы на нем. — Как ты узнала?
— Сегодня в школе я встретила Джереми Мариньи. Он сказал, что его адвокаты прислали предложение, но я не думала, что оно будет таким крупным.
— Это почти вдвое больше, чем мы заплатили.
Коннор хмурится.
— Где такой мальчик, как Джереми Мариньи, берет такие деньги?
Я думаю о стройном, крепком теле Антуана Мариньи, его глазах, пристально смотрящих на меня сверху вниз, и легкая дрожь пробегает по моей коже.
— Есть родственник.
Надеюсь, мой голос звучит тверже, чем я себя чувствую. — Думаю, его зовут Антуан. Сегодня он забрал Джереми из школы.
— В позолоченном Мерседесе, я полагаю, если у него такой денежный поток.
— Не совсем. Его пикап был старым Шевроле, одним из тех классических. И выглядел так, как будто его полностью восстановили, понимаешь? Это не было показным или что-то в этом роде. Просто… В нем было что-то такое. Я могла бы сказать, что у него водятся деньги. У него был такой взгляд.
Когда я это говорю, я понимаю, что это правда. Какой бы небрежной ни была его одежда, и как бы Антуан ни выглядел, он мог с такой же легкостью находиться под Шевроле, ремонтируя его, как и управляя им, в том, как он держался, было что-то такое, что говорило о том, что мир принадлежит ему. — Он показался мне парнем, который не любит, когда что-то встает у него на пути.
— Ну, независимо от того, откуда это пришло, это солидное предложение. Что ты хочешь сделать?
Коннор достает пиво из холодильного шкафа, которым мы пользуемся, пока не починят проводку, так что я не вижу его лица. Он бросает мне банку содовой, не оборачиваясь.
— Это не только мое решение, Коннор.
Неудобная тема.
— Это и твои деньги тоже.
— Твоя мама оставила эти деньги тебе и Тессе.
 
Его голос немного грубеет при имени моей сестры, и я понимаю, что, наверное, впервые слышу, как он произносит его вслух с того дня, как мы закопали ее прах. Мне вдруг становится трудно глотать. — Это предложение даст тебе достаточно, чтобы поступить в колледж, даже купить квартиру. Это намного больше, чем стоит это место, даже восстановленное.