Крестной феей назначаю себя! (СИ)
Наглый капитан сплюнул себе под ноги и с силой надавил сапогом на что-то маленькое, сверкнувшее сиреневым. Из-под каблука раздался жалобный хруст, и капитан самодовольно ухмыльнулся:
— Вот он где теперь, дорогой подарочек! Был — и нет его!
Когда хруст раздавленного кольца и слова Шенброка дошли до сознания Эвелины, графиня вскрикнула от удивления. Она немедленно бросилась к лежащей неподвижно девушке, откинула ее задранные юбки и вгляделась в лицо жертвы бессовестного капитана. С юного личика на графиню смотрели сияющие серые глаза, а нежные полуоткрытые губы шептали:
— Да, мой капитан, я согласна, согласна на все! Я выйду за тебя замуж!
Эвелина поняла, что девушка не вполне осознает, кто подошел к ней. Затуманившийся взгляд и восторженное выражение лица говорили о том, что незнакомая фрейлина пребывает сейчас в полувменяемом состоянии, близком к эйфории. Графиня Роддерик посмотрела внимательней и, наконец, узнала ту, на ком Шенброк только что пообещал жениться. Эвелина едва удержалась от неуместного смеха, и, не скрывая облегчения, повернулась к Эрнесту со словами:
— Это не Кэти, Кэти Брайтон вчера вернула кольцо, Вы сами тому свидетель.
— Верно! — воскликнул изумленный герцог. — Но кто же тогда?
— Матильда! Девушка, которую Шенброк обесчестил — это камер-фрейлина Матильда Лейзон!
Глава 30
Графине Роддерик одновременно хотелось и плакать, и смеяться от радости, что беда миновала Кэтрин, и выплеснуть весь свой гнев на наглого капитана, а еще больше на герцога Берштейна, не выполнившего своего обещания. Сам же герцог устало прислонился к стене караулки, видимо, и его стальным нервам необходима была пауза, чтобы пережить внезапные перемены.
Но сильнее всех был ошеломлен случившимся капитан Шенброк. Сначала он никак не мог поверить: подскочил к счастливой Матильде, сразу же потянувшейся к нему навстречу, вгляделся в ее лицо, взвыл что-то непонятное, а потом внезапно бросился из караулки и, схватив одного из солдат, стал трясти его за грудки. Герцог немедленно вышел вслед за капитаном, сделав знак Эвелине остаться в караулке вместе с Мышильдой. Графиня почувствовала, как пропали звуки, доносящиеся снаружи, и мысленно согласилась с Эрнестом — Матильде Лейзон незачем было слышать разговор о проступке Шенброка. А капитан, вмиг потерявший всю свою наглость, требовал ответа от подчиненного.
— Кого ты привел сюда, мерзавец?! Кому ты передал мое письмо? — Отто Шенброк буквально рычал на беднягу и с такой силой сжимал его горло, что солдат, при всем желании, не мог ничего сказать.
— Успокойтесь, капитан, и отпустите солдата, не то Вам придется отвечать еще и за убийство, — насмешливый голос герцога Берштейна, успевшего собраться с силами и вернуть контроль над ситуацией, несколько охладил разъяренного капитана. Шенброк отшвырнул от себя провинившегося и развернулся, собираясь уйти, но жесткий приказ остановил его:
— Остановитесь, капитан Шенброк! Вы совершили преступление, и сбежать от ответственности я Вам не позволю!
Повинуясь приказу герцога, солдаты взяли под арест своего же командира, и один из них, тот, кого чуть не задушил Шенброк, виновато поглядывая на первого министра, рассказал, что произошло.
Оказывается, Отто Шенброк, не дождавшись появления Кэти в старом крыле, отправил к ней одного из своих солдат с запиской.
— Ну, я прочитал, что он там пишет, наш капитан, а что такого? Интересно же, да и не запечатана бумажка была, просто свернута, — рассказчик, воодушевленный общим вниманием, сам выкладывал подробности, не дожидаясь вопросов, — А там про то, что он вчера сильно грубый с ней был, так сегодня мечтает встретиться. Умолять, значит, будет о прощении, потому как не может ее нежного личика забыть и белых кудряшек.
— Врешь, мерзавец, — в бессильной злобе крикнул Шенброк, — совсем не такие слова там были! Про золотые локоны я писал, про синие глаза…
— Ну что ж я, ученый, как Вы, господин капитан, чтобы все упомнить? — ничуть не смутившийся рассказчик продолжал дальше. — Может там и "золотые локоны" были, да только у моей милой белые кудряшки, видно, она мне и вспомнилась. Иду на половину фрейлин, думаю, где найти ту, кого капитан описал: маленькая, худенькая, молодая совсем…А тут и она сама навстречу! Ну точь-в-точь! И маленькая, и худенькая, и молодая, и кудряшки белые!
— Идиот! — простонал Шенброк, но увлекшиеся солдаты только шикнули на командира, прервавшего интересный рассказ. Герцог Берштейн усмехнулся, глядя, с каким азартным интересом слушают вояки "любовную историю".
— Так вот, значит, дамочка идет, а я к ней. Так мол и так, наш капитан вчера вечером Вас разглядел и всю ночь не спал — так Вы ему в душу запали. А сегодня утром письмо вот Вам присылает со мной, просит извинения за вчерашнюю грубость. И о свидании очень просит, чтобы лично вымолить прощение.
Шенброк застонал, солдаты восторженно загудели, а довольный рассказчик продолжал:
— Она сначала вроде и удивилась, а потом закраснелась вся…Ну как у девиц-то бывает, когда им всякие нежности говоришь! Потом еще сомневалась чего-то, но я уж и так, и этак ее улещивал, вот она и сказала — приду! Сейчас, мол, только в зеркало на себя гляну — все ли в порядке, и бегом к капитану. Ну я, знамо дело, говорю дамочке, что таких красивых, как она, во всем свете нет, но и в зеркало глянуть лишним не будет. А пока она к зеркалу — я к капитану, сказать, что сейчас придет. А уж как она ближе подошла, да капитан ее в караулку затащил и что там промеж них было — в том я вовсе не виноват!
Слушатели согласно загудели, все, кроме капитана Шенброка и герцога Берштейна. Герцог с усмешкой взглянул на перекошенную физиономию наследника древнего рода и, как бы невзначай, заметил:
— Да, капитан, Вы перехитрили самого себя. Вы так спешили выполнить свой план, что даже не удосужились разглядеть лица девушки, прибежавшей по Вашему зову? Или были настолько взбудоражены, что не сочли нужным рассматривать ее, лишь бы поскорее задрать юбки?
Солдаты дружно заржали, но жесткий взгляд Эрнеста мгновенно оборвал их смех, а не менее жесткий голос произнес, обращаясь к капитану:
— У Вас теперь единственная надежда, что Матильда Лейзон согласится стать Вашей женой. Если же камер-фрейлина не пожелает прощать подобное оскорбление — я лично отправлю Вас под трибунал!
Возмущенно дернувшийся Шенброк, явно не горевший желанием жениться на фрейлине Лейзон, быстро притих, услышав о трибунале. Притихли и солдаты, столпившиеся у караулки. И в этой тишине особенно звонко прозвучал нежный томный голосок, проворковавший:
— Зачем же сразу трибунал, герцог Берштейн? Нельзя же так строго наказывать мужчину, не сумевшего сдержать порыв страсти?
Матильде Лейзон, уже вполне пришедшей в себя, надоело сидеть в тишине, и она вышла из караульного помещения. Неестественной красноты больше не было, лицо Мышильды, облагороженное действием маски, сияло такой свежестью и юностью, что герцог, наконец, понял, почему солдат-письмоносец посчитал камер-фрейлину "молоденькой". Эвелина, все это время приводившая Мышильду в чувство и помогавшая ей поправить одежду и прическу, осталась у входа в караулку. Графиню больше не мучали угрызения совести за невольную радость, что жертвой Шенброка оказалась не Кэтрин. Ей хотелось только одного — поскорее уйти к себе и своими глазами убедиться, что с маленькой фрейлиной все в порядке. Но пока уходить было нельзя — проступок Шенброка еще не получил должного наказания — и Эвелина терпеливо ждала развязки.
А Матильда Лейзон, с лица которой не сходило счастливое удовлетворенное выражение, подошла к Шенброку и прильнула к нему всем телом, как ластящаяся кошка. Дернувшийся было капитан тут же был перехвачен крепко державшими его солдатами, так что Шенброку невольно пришлось терпеть ласки Мышильды. Камер-фрейлина, не переставая прижиматься к "своему" капитану, повернулась к герцогу Берштейну и, почти мурлыча, заявила: