Крестной феей назначаю себя! (СИ)

Эрнест, который поначалу тоже присоединился к свите, сопровождающей королей, вдруг передумал и вернулся в приемный зал. Придворные почти разошлись, но Эвелина пока задержалась, обдумывая планы сегодняшнего дня, и не сразу заметила напряженный взгляд первого министра, обращенный на нее.
— Графиня Роддерик, уделите мне пару минут Вашего времени! — герцог Берштейн не выдержал первым. Он обратился к графине слишком громко, так что любопытные придворные тут же столпились поближе, чувствуя, что может произойти что-то необычное. Недоумевающая Эвелина подошла к герцогу, но он, заметив заинтересованные взгляды, недовольно поморщился и сердито, как будто она к нему обратилась с просьбой о разговоре, сказал:
— Не здесь, отойдемте в сторону.
Графиня, все еще недоумевая, что могло случиться, молча пошла за герцогом. В первом же удобном месте для раговора — уютная ниша в коридоре у окна — Эрнест легко установил завесу тишины, отсекая возможность подслушать, и раздраженно обратился к Эвелине:
— Графиня, как я должен понимать Ваши заигрывания с королем Хакардии?
— Мои заигрывания? С королем? — у Эвелины перехватило дыхание от возмущения. — Да как Вы смеете, Эрнест?! Кто дал Вам право обвинять меня в недостойном поведении?
— Эвелина, не горячись, прошу тебя, — герцог понял, что перегнул палку, и пытался вернуть свои слова обратно, но, увы, было уже поздно. Запальчивость графини Роддерик, напряжение вчерашнего вечера, непонятная тревога, охватившая ее с самого утра, — все это вместе взятое хлынуло сейчас на Эрнеста бурной неуправляемой волной. Герцог узнал, что его давно не хотят ни видеть, ни слышать, что его претензии просто смешны, и графиня сама будет решать с кем ей заигрывать, а кого отталкивать. А если первый министр Берштейн не оставит ее в покое — она пожалуется на его домогательства королеве, а, возможно, и самому королю!
— Ах вот как! Я, оказывается, Вас преследую и домогаюсь? — Берштейн был разъярен не меньше графини. — Прошу простить, Ваша Светлость, если моя забота о Вас и Вашей репутации выглядела столь навязчивой. больше подобного не повторится. На этом позвольте откланяться, у меня. знаете ли очень много дел, чтобы тратить время на выслушивание Ваших нелепых претензий.
Эрнест развернулся, собираясь уйти. но Эвелина крепко ухватила его за рукав.
— Нет, постойте, герцог, так просто Вы не уйдете, — выпалила графиня Роддерик, чуть задыхаясь от переполнявших ее эмоций. — Прежде скажите мне, Вы выполнили свое обещание? Переговорили с капитаном Шенброком, чтобы он оставил в покое фрейлину Брайтон?
Смущенный и растерянный вид Эрнеста дал лучший ответ на вопрос Эвелины. Графиня ахнула от возмущения:
— Как же так, герцог Берштейн? А Ваши собственные слова, что Вы никогда не забываете своих обещаний?
— Прости, Велли, — смущенно пробормотал Эрнест, — я так замотался вчера, что отправив принца на встречу с дарнийцами, просто уснул на ходу. А сегодня еще не успел…
— Не успел?! Да как же ты не подумал, что от твоего разговора с капитаном зависит судьба девушки? А если он, в отличие от тебя, уже успел выманить Кэти из комнаты и завести в ловушку?
Не ожидая ответа, графиня Роддерик бросилась бежать к своим апартаментам, в которых оставила Кэти. Магическая преграда, созданная герцогом, легко прорвалась, не выдержав стремительного напора маленькой решительной женщины. Эрнест, не долго думая, побежал следом за графиней, на ходу уговаривая ее не волноваться. Эвелина не слушала его, она, что есть силы, летела вперед. Графиня была совсем рядом со своими покоями, когда чуть не столкнулась с горничной, появившейся из-за поворота. Девушка испуганно вскрикнула, а на слова Эвелины, что в столкновении нет ее вины, понимающе хихикнула и сказала:
— Ой, госпожа, да сегодня, видно, день такой! Никто спокойно не ходит, все только бегом. Вот и фрейлина молоденькая, беленькая недавно так быстро пробежала, что чуть с ног меня не сбила!
— Фрейлина пробежала? Какая? Ты ничего не путаешь, когда говоришь, что она "молоденькая и беленькая"? — Эвелина задавала вопросы, не замечая, с какой силой сжимает плечи горничной. Сердце графини похолодело от дурных предчувствий, но она еще надеялась — слабо, но надеялась, — что горничная столкнулась не с Кэти. Но когда девушка, испуганная уже по-настоящему, вспомнила. что фрейлина была маленькой и худенькой, и побежала она в старое крыло, руки Эвелины бессильно опустились. Она с ужасом понимала, что уже поздно, что Кэти задумала и исполнила что-то совсем неправильное, страшное, ломающее всю ее судьбу. Горничная, что-то пискнув, поскорее скрылась, а графиня Роддерик еще долго стояла бы на месте, если бы не Эрнест. Он схватил ее за руку и крикнул:
 
— Велли, что же ты стоишь?! Скорее в старое крыло, скорее!
Они бежали уже вдвоем, что есть силы, надеясь успеть, пока не случилось непоправимое. Эвелина с отчаянием цеплялась за мысль о том, что не спросила у горничной, когда она видела беленькую фрейлину. Может быть прошло совсем немного времени, и они успеют перехватить Кэти?
Последние надежды графини разбились, когда в старом крыле они почти сразу наткнулись на группу солдат, столпившихся у какой-то двери. Мужчины ухмылялись и перемигивались, прислушиваясь к звукам, доносящимся оттуда.
— Немедленно все вон! Двое — сейчас же за полковым командиром! — яростно крикнул Эрнест и, ударом ноги распахнув дверь, на полном ходу влетел в комнату караулки. Эвелина вбежала за ним, но тут же резко остановилась и замерла, прижав руки к груди, стараясь унять сильно бьющееся сердце. Сцена, которая открылась перед ними, не оставляла сомнений в произошедшем.
Капитан Шенброк стоял спиной к вошедшим, застегивая штаны, а у его ног, на узком кожаном диване караульной, неподвижно лежала хрупкая женская фигурка. Когда Шенброк услышал чужие шаги и звук открываемой двери, у него хватило совести опустить нижние юбки девушки, но верхние так и остались бесстыдно задранными вверх, закрывая лицо несчастной.
Эвелина с отчаянием смотрела на рассыпавшиеся белые пряди волос, казавшиеся слишком яркими в полутьме караульной комнаты, на бессильно поникшую маленькую женскую руку. Слезы текли по щекам графини, она с ужасом думала, что в произошедшем есть и ее вина. Эвелина корила себя, что не смогла уследить за Кэти, не успела остановить ее, и девушка совершила безумный поступок — по доброй воле пришла в руки негодяя. Чтобы не предпринял сейчас герцог Берштейн — случившееся уже не изменить, они опоздали, и опоздали навсегда…
Сквозь пелену какого-то, внезапно нахлынувшего равнодушия, графиня услышала, как герцог срывающимся, не своим, голосом кричит на нагло ухмыляющегося капитана, а тот, не скрывая торжества, заявляет, что "против воли девушки он ничего не делал, она на все была согласна".
Эвелина наблюдала за происходящим как будто сквозь пелену тумана, вяло отмечая, что никогда не видела Эрнеста в таком взвинченном состоянии. Герцогу Берштейну обычно не приходилось даже повышать голос на подчиненных — одного его холодного взгляда хватало, чтобы приказы первого министра немедленно выполнялись. А сейчас Эрнест орал на капитана, и в его крике Эвелина слышала бессилие мужчины, не видевшего способа исправить случившееся.
Что-то подобное понял и Отто Шенброк. Он, по-прежнему нагло ухмыляясь, заявил:
— Шумом дела не исправишь, герцог! Даже наоборот, своим криком Вы привлекаете ненужное внимание, губительное для репутации моей невесты. Да, герцог, я признаю, что виноват в случившемся и готов все исправить немедленной женитьбой. Вы вправе наказать меня, но этим Вы лишите девушку возможности восстановить свое честное имя.
 
С чувством собственного превосходства Отто оглядел собеседников и заявил:
— Когда я официально пришел свататься, вы, господа, сочли меня недостойным! Меня, Отто Шенброка, потомка самого древнего рода Армании, посчитали недостойным руки безродной фрейлины! Так вот вам урок — Шенброки свое всегда возьмут, какие бы защитные амулеты против них не применяли!. Да если бы я вчера догадался сорвать кольцо у нее с пальца, она была бы в моей постели уже этой ночью!