Пришествие Зверя. Том 3

На экране снова «пошел снег», потом он погас.
— Зримая энергия, — медленно сказал Тейп. — Я не видел, чтобы она исходила от Черных Храмовников.
— Верно, — согласился Курланд. — Она вся шла от орочьего псайкера. — Имперский Кулак обратился к техножрецам: — Пожалуйста, запустите это еще раз — медленно.
Воины посмотрели снова, и, когда запись заканчивалась, Тейн сказал:
— Орки и их колдуны связаны?
— Должно быть, вот только не знаю как, — отозвался Курланд. Он просто не видел иного объяснения. Гибель псайкера запустила уничтожение орды.
— Значит, если прицелиться в их псайкеров...
— Возможно, это и есть их слабое место. — Курланд повернулся к Вечности. — Это ведь сделал не один воин, верно?
Разумеется, не библиарий. Черные Храмовники не допускали псайкеров в ряды боевых братьев.
— Это была вера всех моих братьев, что сражались там, — сказал Вечность. — Коллективная сила.
— Против одного орочьего колдуна, — сказал Тейн.
— Его гибель уничтожила их всех, — заметил Вечность
— Да, — сказал Курланд. — Именно так.
«Если бы мы только знали».
Слова сами собой лезли в голову, уязвляя душу. Он попытался прогнать их прочь и убедить себя, что тактику Империума на Улланоре нельзя поменять задним числом, но горе не подарило ему такого утешения.
Если бы они только знали. Они бы сражались иначе. Они бы сосредоточились на том, чтобы найти и перехватить орочьих псайкеров. Они бы ударили по источнику силы зеленокожих и обратили ее в слабость.
Он вспомнил о Вулкане. Примарх хотел, чтобы на помощь пришли Сестры Безмолвия, он понимал, что псайкерам нужно противопоставить что-то серьезное.
«Примарх должен был знать», — подумал Курланд и снова попытался объяснить себе, что сражение просто не могло принять иной ход.
Но он понимал, что это не так.
Это — и многое другое, то, о чем он размышлял в последнее время. Курланд прилагал огромные усилия, чтобы поддержать в себе ложную уверенность, делающую ответственность, которую он на себя взвалил, хоть сколько-нибудь переносимой. Так он мог вести остальных за собой. Но пока что привел лишь к катастрофе. К Верховным лордам Курланд не испытывал ничего, кроме презрения. Впрочем, в этот миг он не был уверен, что сам хоть чем-то от них отличается.
Он заставил себя сосредоточиться на насущном.
— Возможно, в этих данных мы не видим ключа к слабости противника, — сказал Курланд, — но такая слабость есть, и мы непременно ею воспользуемся.
Однако час спустя он все еще думал о различии, и ум его гонял сам себя по ядовитой спирали. Магистр ордена прогуливался в одиночестве по укреплениям стены Дневного Света, глядя вверх, в небо Терры. Дул сильный ветер, и над Императорским Дворцом то образовывались, то рассеивались сернистые облака. В разрывы между ними сочился свет двух лун. Настоящая Луна выглядела узким гаснущим полумесяцем. Отраженный свет орочьей луны был бледнее, холоднее, безжалостнее. Угроза отступила, по крайней мере, на время. Орки ушли, луна была остановлена. Но она по-прежнему висела в небе Терры, самим своим присутствием оскорбляя Империум. Никакой враг, пусть даже и побежденный, не должен подходить так близко.
Курланд вообразил другую луну, потом — несколько лун. В следующий раз орки, может статься, не остановятся в своей попытке обрушить на Терру гравитационное оружие. Возможно, они потеряли интерес к завоеваниям. Их основательно потрепали на Улланоре. Их месть вполне может принять форму тотального уничтожения.
И даже если луна мертва, она не умолкла. Она ревела. Я — РЕЗНЯ. Я — РЕЗНЯ. Я — РЕЗНЯ. Эти слова передавались непрестанно, Курланд в любой момент мог открыть канал вокс-передачи и услышать их.
Он предпочел этого не делать, но реальность крика была еще одним ядовитым потоком в отравляющей тишине. Слова Зверя молотом обрушивались на Терру, сокрушая дух ее граждан. Рев насмехался над жертвами Улланора. Он вещал о бесплодности всех попыток Империума остановить орков. Каждый великий поход, любой путь, любая выигранная неимоверной ценой битва и любой проблеск надежды — все это ничего не значило. Что они могли противопоставить Кальдере, Улланору? Даже их победа нал луной обернулась сплошной насмешкой.
 
Курланд скорбел, и с ним скорбел весь мир. Он не ведал страха, но знал, что тот овладел каждой смертной душой на Терре.
Укрепления стены Дневного Света были выстроены на многочисленных террасах. Башни и орудийные площадки на нескольких уровнях смотрели на восток, столь многочисленные, что, казалось, они могли уничтожить восходящее солнце, если оно посмеет восстать против Императора. Курланд шел по верхнему ярусу. Он остановился между зубцами и посмотрел вниз, на ощерившиеся орудия. Еще недавно это зрелище вернуло бы ему чувство долга и целеустремленность, а теперь он оглядывал линии обороны и думал: нет, этого мало.
Орудий было недостаточно.
И его самого — тоже.
Кто-то приблизился, ступая тихо скорее из желания не потревожить, чем из нежелания быть услышанным. Курланд обернулся вправо. Дракан Вангорич, Великий Магистр Официо Ассасинорум, шагал к нему по широкому проходу наверху стены. Между укреплениями мог спокойно проехать хоть танк «Гибельный клинок», и фигура ассасина казалась совсем крохотной. По обе стороны от него поднимались барельефы, прославляющие мощь Империума. Герои сокрушали врагов ударами мечей и выстрелами. Взгляд Курланда метался между грубой силой каменных фигур и худощавым великим магистром. В этом контрасте ему почудилось нечто вдохновляющее — настолько смутное, что оно исчезло, не успев толком оформиться. Вангорич кивнул, подходя к Курланду.
— Вернулись домой?
— Нет. Роте-стене Дневного Света пришел конец. И не существует более ни единого укрепления, чье название напоминало бы мне о моем долге.
— Но ведь к этому все не сводилось.
— Что правда, то правда, — вздохнул Курланд. — Однако в тех названиях был заложен большой смысл. Символы имеют огромное значение.
— Как и их утрата, — тихо сказал Вангорич.
— Да. Уничтожение роты-стены Дневного Света было не так уж важно по сравнению с утратой ордена. И что все это значило в сравнении с гибелью примарха?
— Я видел запись, — сказал Вангорич.
— Да что с нее сейчас толку?
Вангорич строго посмотрел на него.
— Пораженческий настрой вам не к лицу, лорд-командующий Курланд.
— Наивность — тоже.
Вангорич немного помолчал, потом сказал:
— В последний раз мы беседовали на стене вовсе не так уж давно.
— Да, и я пришел сюда отнюдь не искать вашей поддержки.
— Учитывая мою должность, это было бы странно.
Курланд фыркнул.
— Однако же я надеюсь, — продолжал Вангорич, — что вы выслушаете мой совет.
— Знаю, что вы можете сказать о том, каково быть символом.
— А я знаю, что вы будете это отрицать.
— Я буду отрицать свою пригодность на роль этого символа.
— И свой долг быть им тоже станете отрицать?
— Сами же знаете, что нет, — проворчал Курланд. Долг и пригодность — разные понятия, и он не хотел, чтобы Вангорич путал одно с другим.
— Нет, — сказал великий магистр. — Вы никогда не отворачивались от своего долга. Вы всегда его исполняли. И на Улланоре — тоже.
— Без толку.
— А кто еще, спрашивается, мог бы подойти? Кто возглавил бы...
Курланд молчал.
— Вулкан отдал значительную часть руководства кампанией в ваши руки, разве нет?
— Верно.
— Он был неправ? Он ошибался?
Курланд гневно воззрился на великого магистра сверху вниз, но вновь промолчал. Он не мог заставить себя сказать вслух, что Вулкан ошибался. Он не был готов поставить под сомнение финальные решения последнего примарха.
 
— Я воспринимаю ваше молчание как отрицательный ответ.
— Вы играете в слова, — сказал Курланд, — а это не смешно и бесполезно.
— Вы правы! — сказал Вангорич неожиданно резко. — Игра совершенно бесполезна. Верховные лорды, насколько я понимаю, уже много раз продемонстрировали это на практике — и рвутся показать еще раз. Сейчас нам нужна ясность, согласны?