Чудеса на седьмом этаже (СИ)
— Хм… — вглядываюсь в девицу: тоненькая, белокожая и невзрачная блондинка с огромными печальными глазами. — Не знаю, — задумчиво произношу. Но идея Ярика мне нравится. Может, правда отложить роман и отвлечься на коротенькую историю?
Итак… Отчего вы так грустны, милая Снежанна?
***Анины истории
Не в ту дверь
«Ты… Кареглазо-теплоокий, величаво-прекрасный, гордо-недоступный.
Далекий, чуждый, проживающий на планете Независимость.
Люблю тебя? Наверное, но страдаю наверняка. Молчу, когда тебя вижу, краснею, когда ты на меня смотришь. Мечтаю, когда тебя нет, живу, когда ты снишься. Пишу стихи в сладкой меланхолии, а наслаждаюсь чтением классиков. Мой мир призрачен, воздушен, но он мне дорог, ведь там я могу уединиться с тобой.
И не знала я только одного о тебе, самого важного: ты утопил романтику в толчке с первыми и последними слезами отчаявшейся первой любви, растоптанной каблучками туфелек, обнимающих благословенные ножки, принадлежащие не мне, а той, что раннею весною сказала тебе: «Прощай, я ухожу. Давай останемся друзьями». Тебе было шестнадцать, ты смотрел ей вслед и думал, что вот здесь, на этом самом месте твоя жизнь остановилась и то, что будет дальше, будет происходить не с тобой, а с кем-то чужим, кому ты подаришь свою обессмыслившуюся судьбу.
Ты решил, что это конец.
Была она, и ты ее любил со свойственной только юности пылкостью, и жил мгновениями встреч, и заходил каждый раз в мечтах так далеко, что распаленная фантазия стонала, задыхаясь под давлением немыслимых переживаний, и боялся лишний раз ее поцеловать в действительности, сбиваясь с мысли от одной ее улыбки. А она, пленившись сладкоголосым певцом, нашла его подобие в реальной жизни, и ты ей стал неинтересен.
Что было дальше?
Банальная история. Мучительная ревность, невыплаканная боль, ничтожные попытки ее вернуть, горькое унижение от осознания собственной нечтожности. Ты пытался бунтовать, заглушая ее равнодушие дешевыми спиртными напитками (на дорогие денег не было), скандалил с родителями, дрался с друзьями и взахлеб читал всё, что под руку подвернется.
Ты взрослел, закрыв свое сердце для наивных увлечений и сделав частью натуры саркастический цинизм и злое неприятие веры в светлое будущее. Тебе трудно дались уроки первой разбитой мечты. Ты так и не избавился до конца от глубоко проросших в твоей душе ростков нигилизма. Едкая горечь проскальзывала в твоих суждениях о людях, и ты не смог избавиться от привычки смотреть на всех девушек свысока.
Каждый раз, когда ты находился в своих фантазиях на сцене в свете прожекторов и ловил на себе влюбленные взгляды множества безликих поклонниц, то думал только об одном: что бы сказала она? Как часто ты прокручивал эту сцену в распаленном обидой воображении! Вот ты спускаешься в зал после концерта с видом небожителя, зашедшего почтить своим присутствием простых смертных, и видишь ее. Она робко и виновато улыбается тебе, она хочет что-то сказать, но молчит, понимая, что миг упущен. А ты, скользнув по ней взглядом, даже не здороваешься. Так и должно быть. Никаких слов. Момент истины. Восстановление справедливости. Ты будешь жить долго и счастливо, а она всю оставшуюся жизнь проклинать свою легкомысленность и страдать, проливая горькие слезы, глядя на твою фотографию.
О, наивность ослепленного бессмысленной местью человека!
Ты так зациклился на ней, что не сумел понять одну простую истину: сердцу не прикажешь, и хотя первая любовь всегда останется первой, но жизнь-то продолжается. Все проходит, и это тоже пройдет. Многовековая мудрость Соломона, а ты ее забыл или не знал. За это поплатился, ведь дважды войти в одну и ту же реку нельзя.
Что было дальше?
Ты ее встретил. Именно в том клубе, где и должна была разыграться античная трагедия. Только вот обстоятельства сложились не по сценарию. Концерта и поклонниц не было, вид небожителя тоже не задался в виду отсутствия первых двух звездных составляющих. Плюс ко всему ты был пьян. Ее увидел издалека, долго не мог решиться подойти. Она тебя заметила сама, приветливо поздоровалась, спросила, как дела, и, не дождавшись ответа, ушла. Все. И не обернулась. Ты так и остался для нее никем, тенью из прошлого.
Я тоже была там, наблюдала за тобой и думала о том, что ты никогда не пригласишь меня на медленный танец, не станешь шептать милые пошлости на ухо и не попросишь номер моего телефона. Мы знакомы уже восемь лет. Столкнувшись со мной случайно на улице, ты долго не можешь вспомнить моего имени, называя меня то Леной, то Катей, иногда Ольгой.
Меня зовут Снежанна.
Это имя не подходит мне. Я знаю. Я слишком невзрачна для него, я слишком обычна и для тебя. Стоит мне только вновь назвать себя, ты начинаешь вглядываться в мое лицо, морщить лоб и припоминать, что мы вроде бы раньше проводили время в одной компании. Ты со смехом рассказываешь какие-то забавные эпизоды, которые происходили с нами, хлопаешь меня по плечу, словно своего хорошего приятеля, обещаешь как-нибудь позвонить и пригласить на кружку пива. И уходишь, вздохнув с видимым облегчением на прощанье. И совсем не помнишь о том, что…
…в музыкальной школе, на предмете сольфеджио, ты сидел рядом с худой, тихой девочкой весьма болезненного вида, которую все звали Жанна, а ты обзывал «Жанкой-пижамкой». Ты провожал ее после занятий до дома, угощал конфетами и дарил бездомных щенков и котят.
Я никогда не напоминаю тебе об этом. Зачем?
В тот вечер ты упал за мой столик, едва спросив разрешения. Предложил угостить «Мартини». Вернувшись с бокалами, ты сел напротив. Потом вдруг выдохнул: «Жанка-пижамка». От неожиданности я едва не поперхнулась.
«Сколько лет, сколько зим», — было твоей следующей фразой. Ты выпил залпом «Мартини» и без пауз, без остановок рассказал мне всю свою такую трагичную и такую банальную историю несчастной любви. Ты почти не смотрел в мою сторону, тебе все равно было, кому изливать душу. Ты нуждался в исповеди, и я приняла ее, ни одним словом, ни одним нечаянным движением не выдав своих подлинных чувств. Я молчала, хотя мне хотелось схватить тебя за плечи, как следует встряхнуть и крикнуть: «Какой же ты идиот!»
Вот я перед тобою. Увы, я не она. Но мне и не нужно быть кем-то, чтобы любить тебя. Я помню, как ты вдохновенно играл на фортепиано, какое у тебя при этом было выражение лица. Ты подавал большие надежды. Но ты их променял на звездную мишуру, став третьесортным музыкантом в местечковой группе, у которой популярности может чуть больше, чем у других таких же «звезд». И все равно я тебя люблю.
Мне нравится твоя манера одеваться, я знаю все твои излюбленные жесты. Мне дороги твоя улыбка и едва заметные морщинки-лучики у глаз. Как в песне, я тебя узнаю по походке, а еще в любой толпе различу тебя по аромату туалетной воды. Мне приятно звучание твоего имени: Александр, Саша, Шура.
До вчерашнего вечера я не теряла надежды. Сегодня все иначе. Я устала от твоего равнодушия.
Ты и я. Мы слишком похожи: оба цепляемся за призрачный фантом идеальной любви, за вымышленные нашим воображением образы, чуждые реальности. Разница заключается лишь в одном: ты живешь воспоминаниями прошедшей любви, а я — несостоявшейся. Всю ночь я сидела на кухне, пила чай и думала о том, что множество романтических историй так и не случилось со мной только потому, что я ни на секунду не допускала мысли об их возможности.
И я решилась. Хватит. Я возвращаю тебе в этом письме твою историю, рассказанную мне в клубе. Она только твоя и не может принадлежать мне, сам храни ее, а я постараюсь просто забыть обо всем. Также на этом листе бумаги я оставляю свою многолетнюю, безнадежную и бессмысленную любовь к тебе, дарю тебе свои пролитые слезы, бессонные ночи, потерянные навсегда бесценные минуты несбывшегося счастья. Ты можешь скомкать письмо и выбросить его в мусорную корзину — я не прошу сохранить его на память. Более того, забудь о нем сразу после прочтения, как о недостойной внимания мелочи. В наслаждении собственным эгоистическим страданием и самоистязанием тебе ни к чему другие заботы.