Сенешаль Ла-Рошели (СИ)

Ночь была лунная, светлая. Чтобы меньше было шума, в горы пошли всего десять человек, не считая меня и разбойника. Логово тюшенов, действительно, располагалось в труднодоступном месте. Сначала мы шли по узкой дороге по ущелью. В конце его, под навесом из веток, стояли несколько телег. Дальше шла узкая тропа, по которой нам пришлось идти цепочкой. Ни караула, ни собак тюшены не имели. Неподалеку от пещеры на небольшом плато десятка два лошадей со спутанными ногами ели сено из двух стожков. Один жеребец заржал, почуяв нас. Его хозяин не услышал предупреждение или не обратил на него внимание. Конь решил, что сделал всё, что был обязан, после чего вернулся к сену.
Вход в пещеру был завешен невыделанной, воловьей шкурой. Она плохо гнулась и сильно шумела. Внутри было темно, воняло дымом, прокисшим вином и еще чем-то неприятным. В пещеру полез один разбойник. Он ночевал здесь несколько раз, знал, кто и где спит. Работать ножом тоже умел. Вернулся минут через двадцать. Дышал тяжело, будто таскал в пещере тюки с товаром. От него сильно разило потом и кровью.
— Вроде бы всех порешил, — сообщил он, вытирая длинный нож о воловью шкуру.
Когда рассвело, мы сняли шкуру. Пещера была длинная, из двух вытянутых камер, соединенных узким проходом. В первой камере, ближе к входу, находился очаг, сложенный из камней. Дальше на пучках сена, застеленных шкурами, лежали четырнадцать разбойников с перерезанными глотками. Крови с них натекло столько, что во впадине посреди пещеры образовалась большая лужа. Вдоль стен стояло оружие: луки, арбалеты, пики, фальшионы, щиты. На колышках, вбитых в стену, висели доспехи: шесть бригантин, четыре кольчуги и полтора десятка стеганок и шлемов. Один шлем — бацинет с округлым забралом, покрытый черным лаком и украшенный золотой насечкой, висел выше остальных. Во второй камере лежала добыча — тюки и мешки с товарами, узлы окровавленной одежды и обуви. Мои бойцы выгребли все, навьючили на лошадей и спустили к телегам, на которые и перегрузили.
Вернувшись в деревню, я спросил разбойника-предателя:
— Хочешь сейчас получить свою долю или в городе?
— Лучше в городе, — ответил он. — Без вас я отсюда не выберусь.
— Как хочешь, — сказал я.
— Могу показать логова еще двух шаек. Только за три доли от добычи, — предложил он.
— А потом покажешь еще два, но за четыре доли?! — пошутил я.
— Нет, больше не знаю! — ответил весело разбойник. — А в этих двух доводилось бывать.
— Хорошо, веди нас к ним, — согласился я.
В Бурбон-л’Аршамбо мы вернулись с двадцатью двумя телегами и фургонами, доверху нагруженными добычей. Особо ценного ничего не захватили, если не считать несколько небольших золотых и серебряных предметов культа, но поскольку отряд был маленький, а моя доля составляла всего треть, каждый боец отряда получил неплохое дополнение к зарплате. Они думали, что получат намного меньше, чем соратники, отправившиеся в плавание, а всё оказалось не так уж и плохо. Я оставил у дедушки вновь испечённого сеньора де Крюссоля, чтобы послужил пажом, потом оруженосцем и, в конце концов, стал рыцарем. Дома его научили читать, писать, считать, фехтовать и, самое главное, думать. Здесь пусть учится повадкам знати и придворным играм. Во Франции это самые главные науки во все времена. Мальчишку, которого мы подобрали на дороге, сделал слугой своего сына Людовика. Упав на дно, имеешь возможность оттолкнуться и подняться выше, чем был до падения. Надеюсь, мальчишка не упустит свой шанс.
 45 
 
Мы вернулись за неделю до того, как прибыл торговый караван из Брюгге. Все корабли были в целости и сохранности. Чего не скажешь об экипажах. Вопреки моему приказу, Ламбер де Грэ решил на обратном пути немного разжиться. Им попались две галеры, которые шли со стороны Англии к Бретани. В итоге одну галеру затопили, а вторую захватили, взяв на абордаж и перебив весь экипаж. Вторая галера шла в балласте, так что вся добыча была — она сама и вооружение и доспехи экипажа. За всё за это заплатили двумя десятками жизней и полусотней раненых. Ранили и самого Ламбера де Грэ. Стрела попала в правую руку, пробив насквозь железный наруч. Среди англичан попадались отличные лучники. Стрелу удалили, но началось воспаление. К моменту прибытия в ЛаРошель стало понятно, что руку надо ампутировать. Что и сделал местный врач. Рыцаря напоили вином и под таким наркозом отрезали руку по локоть. Когда я наведался к нему, Ламбер де Грэ лежал на кровати с осунувшимся, желтоватым лицом. Догадываюсь, что его больше угнетала не боль, а мысль, что, как рыцарь, он теперь никто. Зато его жена, выросшая в купеческой среде, с трудом скрывала радость. Теперь ее муж не будет шляться где попало и рисковать жизнью.
 
— Мне нужен кастелян в замок Крюссоль, — предложил я. — Замок большой и крепкий. Рядом город. Его сеньор, мой старший сын, не скоро станет совершеннолетним, так что мешать не будет.
— Никогда не хотел быть кастеляном, — признался Ламбер де Грэ.
— Потому что догадывался, что придется, — шутливо произнес я.
— Да уж, без правой руки лучшего места не найдешь, — согласился он.
— А где этот замок? — спросила его жена, пухленькая и розовощекая, которая провожала меня к воротам.
— На реке Роне, напротив города Валанса, — ответил я.
— Надо же, мой дедушка перебрался из Валанса сюда, а теперь мы поедем туда! — воскликнула она.
— Видимо, душам твоих предков стало скучно, — пошутил я.
Госпожа де Грэ приняла мои слова всерьез. Французские христиане такие же наполовину язычники, как и русские.
От коннетабля Франции пришел приказ сенешалю Ла-Рошели Хайнрицу Дермонду прибыть с отрядом в Пикардию, куда вторгся отряд англичан. Мишель де Велькур и Госвен де Бретон сразу отпросились у меня в этот поход. Денег у них теперь было много, а вот воинской славы не хватало. Наверное, и сами хотели отличиться на поле боя и получить от короля в награду место бальи. Я с легким сердцем отпустил их. Слишком им нравилось сражаться врукопашную, а мне такие командиры сейчас ни к чему. Пусть лучше бригантинами командуют более осторожные и менее самоуверенные шкипера.
Во второй рейс я сам повел торговый караван. В Брюгге на причале встретил того самого посла, который договаривался со мной о снятии блокады с порта.
— Не хочешь перейти на службу в наш город? Платить будем щедро, не пожалеешь, — вытирая потное лицо большим черным платком, спросил он.
Никто не ценит нас так высоко, как проигравшие нам враги.
— Нет, спасибо! Я достаточно богат, чтобы не менять независимость на лишний золотой, — отказался я.
— Золотой никогда не бывает лишним. Его может только не хватать, — нравоучительно, как старший младшему, произнес купец.
Советы мы даем тем, кого считаем глупее себя, но чаще всё оказывается с точностью до наоборот. Про то, насколько я больше его прожил, и вовсе молчу.
Пока наши купцы занимались своими делами, я провел свой флот из четырех бригантин вдоль восточного побережья Англии. Попадались нам только маленькие рыбацкие суденышки, которые я запретил трогать. Нравятся мне пахари моря. В отличие от крестьян, они добывают свой кусок хлеба, рискуя жизнью. Купеческие суда исчезли бесследно. Даже в портах, мимо которых мы проходили, не видел их. То ли мы и шотландские пираты захватили все, то ли прячутся на реках, ждут, когда мы уберемся восвояси. Наверняка у них есть агенты в Брюгге, которые сообщают о нашем прибытии.
Были везде агенты и у ларошельских купцов. После Рождества они начали говорить, что скоро будет заключено перемирие между Англией и Францией. Понятия не имею, откуда они получали сведения, ведь зимой купцы сидели по домам, а почты, как таковой, пока не существовало. Письма отправляли с надежным человеком, который ехал в нужный город, и платили ему за это хорошие деньги. Как бы то ни было, но слухи подтвердились. Оба короля согласились, что пора сделать передышку, поднакопить деньжат для следующего этапа войны. Как следствие, ларошельские купцы решили, что им больше не нужна моя охрана. Или что не стоит платить человеку, который больше не бальи. Теперь они старательно вылизывали Хайнрица Дермонда, поход которого в Пикардию кончился ничем. Англичане отступили в Кале при приближении французской армии. Король не расплатился с Хайнрицем Дермондом, а тот в свою очередь не стал платить отряду из своих денег. До весны долг так и не был погашен, поэтому почти все бойцы его отряда начали проситься на службу ко мне. Приходилось отказывать, потому что и сам сокращал экипажи. Я решил переключить бригантины на торговлю с Англией. В таком случае охранять придется только самих себя, лишние бойцы ни к чему.