Сенешаль Ла-Рошели (СИ)

— Передай Джакомо Градениго, что мы безмерно счастливы иметь дело с его банком! — заверил меня один из валанских купцов.
Оказывается, ларошельские купцы ведут дела с местными. Часть операций обеспечивает деньгами мой внук.
Через три дня будущая аббатиса покинула замок вместе со старыми служанками. Мои арбалетчики проводили ее до Валанса, где она купила четыре дома, собираясь перестроить их в монастырь.
Я провел беседу с управляющим, предупредив, что воровать надо в меру, оплатил работы по ремонту и переделки замка в более пригодное для жилья место, после чего вместе с сыном отправился в обратный путь.
 44 
 
Мы ехали по горной дороге вдоль склона, поросшего зеленым максвисом. День был солнечный, но не жаркий. Поскольку обоз остался в замке, перемещались намного быстрее. Оводы и мухи еще не расплодились в непомерном количестве, поэтому лошадей доставали не сильно. Я рассказывал сыну, как вести войну в горах, как устраивать засады, как не попасть в них самому. Может быть, не забудет. Обычно мы много чего нужного вспоминаем, когда припечет. Проехав поворот, мы остановились.
Впереди на дороге лежало около полусотни голых трупов: мужчины, женщины, дети. Скорее всего, большую часть убитых составляли паломники, примкнувших с небольшому купеческому обозу. На них напали из зарослей, в которых заранее были сделаны проходы и позиции. Судя по ранам, сначала обстреляли из луков и арбалетов, а потом добили копьями, мечами, дубинами. В живых остался светло-русый худой мальчишка лет десяти. Лицо и руки поцарапаны, старая, латаная рубаха, наверное, перешитая из отцовской, порвана в нескольких местах. Он сидел на корточках возле трупа мосластой женщины. Она лежала на боку, и плоские груди свисали, напоминая уши спаниеля. Рядом с ее грязными ногами валялись деревянные сабо. Мальчишка не плакал и словно бы не замечал нас. Он неотрывно смотрел на рану на голове матери, на комок из русых волос и почерневшей, запекшейся крови.
— Подведите его, — приказал я своим бойцам.
Один из арбалетчиков спрыгнул с коня, дал повод напарнику, а сам взял мальчишку за плечи, заставил подняться и подойти ко мне. Мальчишка не сопротивлялся, но делал все механически.
— Вы с обозом шли? — спросил его.
— Да, — ответил он тихим голосом, почти шепотом. — С купцом.
— Сколько было телег у купца? — продолжил я опрос.
Мальчишка показал три пальца.
— Запомнил хоть кого-нибудь из нападавших? — задал я следующий вопрос, не надеясь на положительный ответ.
— Да, — ответил он. — Одного, который мою маму раздевал. У него шрам здесь, — показал мальчишка на своем лице полосу, идущую справа налево ото лба до нижней челюсти.
С телегами разбойники уйти далеко не могли. Скорее всего, до ближайшей деревни. Я разбил отряд на четыре отделения, проинструктировал их. Три отделения поскакали вперед, а четвертое, самое большое, осталось со мной.
— Возьми мальчишку на коня, — приказал я арбалетчику.
— Я здесь останусь, с мамой, — попытался отказаться мальчишка.
— Ее привезут в деревню, там и похороним на кладбище, — пообещал я.
Деревня лежала на краю долины. Небольшая, всего одиннадцать домов. Дворы огорожены невысокими стенками, сложенными из камней. Дома тоже каменные, с соломенными крышами. К деревне примыкали поля, разделенные на полосы и покрытые зелеными всходами, и ровные ряды виноградников. На противоположном склоне, выше полей, паслась отара овец голов на сто. Сейчас отара, подгоняемая двумя пешими пастухами и двумя конными арбалетчиками, двигалась к деревне, которую со всех сторон оцепили мои бойцы.
— Пройди с ним по всем домам, — кивнув на мальчишку, приказал я арбалетчику. — Может, опознает кого.
Остальные арбалетчики искали телеги, лошадей, товары и окровавленную одежду и приказывали крестьянам запрягать волов в арбы, чтобы перевезти сюда убитых. Я был уверен, что кое-кто из крестьян участвовал в нападении, но сомневался, что хоть кого-то опознаем. Напрашивалось самое простое решение — перевешать всех мужчин. Потом то же самое проделать в соседних деревнях, потому что в нападении участвовало десятка три человек, а в этой столько отчаянных парней не наберется.
 
Сперва мои арбалетчики привели двух мужчин, в домах которых нашли окровавленную одежду. Телег, коней и товары не обнаружили.
— Обработайте обоих. Когда сломаются, приведите ко мне, — приказал я.
Сейчас их будут бить, жестоко и больно. Ничего не спрашивая и не требуя. Потом сделают перерыв. После чего сделают вид, что собираются продолжить. Слабые жертвы ломаются, просят пощады, каются в грехах. После чего отвечают на вопросы без запинки.
Третьим ко мне подвели плечистого мужчину невысокого роста с курчавыми, светло-каштановыми волосами и старым, побелевшим шрамом через лицо. Было ему лет сорок. Одет в старую рубаху и застиранные порты, превратившиеся из черных в серые. Судя по нагловатому выражению лица, бывший бригант.
— Здравствуй, шевалье! — поприветствовал он с нагловатой усмешкой, за которой прятал страх. Ему хорошо были слышны стоны двух подельников, обрабатываемых моими людьми. — Зачем я тебе понадобился?
— Хотел повесить за разбой, но, думаю, мы с тобой договоримся, — ответил я.
— О чем? — поинтересовался бывший бригант.
— Сдашь мне всех, кто участвовал в нападении, покажешь, где прячете награбленное, отпущу, — пообещал я.
— Я бы поверил тебе, да не дурак! — сплюнув, произнес он.
— Зря, — сказал я. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы Венецианец нарушал свое слово?!
Разбойник посмотрел на меня с интересом.
— Воевал я против тебя в Руэрге, — признался он.
— Бог даст, еще раз повоюешь, — молвил я. — Так что?
— Тогда мне сюда возврата не будет, — сказал разбойник.
— А тебя здесь что-то держит?! — поинтересовался я.
Бригант — это стиль жизни, который требует постоянного перемещения в пространстве. Оседают только покалеченные и старые. Да и то обычно в монастырях. Если не накопил сам, товарищи скидываются ему на вступительный взнос.
— Да не так, чтоб очень, — ответил он.
— Покажи, кто еще из этой деревни, а когда привезут и похоронят убитых, поедем дальше, — предложил я.
— А чего, покажу! — отчаянно произнес он. — Надоели мне эти крестьяне!
На каштане, который рос на краю деревни, мы повесили четверых участников нападения, включая двоих, порядком избитых. Остальные привезли на трех арбах трупы, которые похоронили в наскоро вырытой братской могиле на склоне выше деревни. Там было небольшое кладбище. Вместо крестов в изголовье стояли камни с обтесанной передней стороной, но без имен. Наверное, на всю деревню ни одного грамотного. Пока все это делалось, мои бойцы зарезали несколько баранов, сварили и запекли мясо и отобедали на славу. Прихватили мяса и в дорогу.
Следующая деревня лежала посреди большой долины. В этой было два с половиной десятка домов. Мы оцепили ее и до темноты зачистили, повесив еще полтора десятка человек. Жители деревни отнеслись к казни с тупой покорностью и нескрываемым любопытством. У них тут жизнь скучная. Телеги с товаром так и не нашли.
— В горах они, в пещере, — объяснил разбойник. — Там основное ядро шайки. Когда собираются напасть, сзывают помощников из деревень, а, поделив добычу, расходятся по домам.
Поэтому так долго и не могут извести тюшенов. Небольшому отряду на лошадях легко уйти от погони отряда тяжеловооруженных латников или спрятаться, а временные члены шайки выдают себя за обычных крестьян.
— Утром покажешь, где они, — решил я.
— Показать-то можно, да только к ним незаметно не подойдешь, а место там такое, что маленький отряд от целой армии сможет отбиться, — хитро ухмыляясь, сказал разбойник.
 
Я правильно понял его ухмылку, спросил:
— Что ты предлагаешь?
— Я могу провести к ним ночью, когда будут спать, если отдадите мне часть добычи, — предложил он.
— Получишь две доли бойца, — пообещал я.