В двух шагах от рая
Наташа смотрела, как отец угукает малышу, пытаясь скрыть то, что сейчас творилось у нее в душе. Там был полнейший хаос! Информация не укладывалась в голове. Главное, Наташа не могла определиться — стоит ли делиться ею с отцом? А ее так и подмывало сказать ему о том, что вчера мама ходила на свидание. Нужно ли это сейчас отцу? Он выглядит таким счастливым. Кажется, в последнем телефонном разговоре он сказал, что у него появился шанс. Вернее — мама предоставляет ему шанс, а он так боится сглазить. Он даже пошел в церковь и поставил свечу Николаю Угоднику, чтобы получить от него так ему необходимую помощь и поддержку. Таким она отца не знала: неуверенным, колеблющимся, потерявшим опору и остро нуждающимся в ней. Раньше эту нелегкую роль исполняла мама — неужели снова наступит воссоединение? Такое приходилось наблюдать и не раз. Только раньше это не касалось ее родителей. Наташа не могла понять, что почувствовала, услышав от отца слова надежды: растерянность, но точно не радость. Устыдившись своих мыслей, она запретила себе оценивать то, что происходит между родителями. Разберутся. Как решат, так и будет. Она понимала, что ей нужны оба. Но отца она не потеряла только благодаря внушениям матери. И до, и после развода Наташа не услышала от нее ни одного дурного слова об отце, ни одной сплетни не пристало к ней. Все, что происходило с ним в новой жизни, словно не интересовало мать. Она не собирала информацию о женщине, разрушившей их семейный очаг. Она просто приняла обстоятельства и училась жить без отца.
Прошло полгода, и он говорит о новом шансе. Для Наташи это было удивительно. Роман, ради которого отец порвал с семьей, так быстро подошел к финишной черте. Что же это было? Неужели ради этого стоило делать такие решительные шаги? Что же получается: теперь мама, милая мама, прячет глаза и говорит о том, что у нее свидание. Двойная игра? Сговорились они что ли? Решили поиграть в романтику, перестали отличать реальность от фантазий? Один надеется на возврат к прошлому, другая решает пойти по его стопам и окунуться в новые ощущения. Единственное отличие — мама свободная женщина и вольна поступать, как хочет. Она не связана обязанностями, словом, долгом.
Только зачем ей понадобилось снова приближать отца? На нее не похожа игра на два поля. Мама всегда на ладони. Она не умеет притворяться. Наташа вздохнула — что ей с ними делать?
Кофе едва не выбежал из турки. Он резко поднялся коричневой пенкой над ее узким горлышком, и Наташа едва успела выключить огонь. Наташа еще два раза доводила кофе до критического состояния — она снимала турку с огня в тот момент, когда кофе, казалось, уже выливался на плиту.
— Готово, — крикнула она, положив в чашку сахар. Щеголев через минуту уже был на кухне. Он улыбнулся и нехотя отдал внука дочери. Андрюша продолжал внимательно рассматривал лицо деда, сдвигая брови к переносице.
— Сейчас выпью кофейку и еще подержу его, хорошо? — садясь за стол, сказал Лев.
— Хорошо, а потом мы пойдем спать, — глядя на сына, ответила Наташа. Она как-то сразу привыкла говорить «мы», когда речь шла о малыше. — Ради дедушки мы немного передвинем наш график, да, милый?
Андрюша сосредоточенно сосал соску, переводя взгляд с Наташи на Щеголева. Он не высказывал недовольства, а значит, соглашался с предложением мамы. Вообще по его личику не было видно, что он собирается спать. Он довольно бодро осматривался и реагировал на звучащую речь.
— Кофе прекрасный, — улыбнулся Щеголев. — Ты тоже замечательно выглядишь. И все-таки меня не покидает ощущение, что у тебя на душе неспокойно. Что случилось, Тата?
Тата… Он всегда так обращался к ней, когда хотел показать наивысшую степень своей любви и привязанности. Маленькой девочкой она забиралась к нему на колени и теребила его густые, жесткие волосы. Она не могла дождаться, когда же папа закончит писать на своих больших белых листках. Он все пишет, пишет, а ей так хочется поиграть и ним, рассказать, что сегодня Женька Дятлов подкрался со спины и поцеловал ее в щеку. И она почему-то не стукнула его за это, а только глупо улыбнулась и покраснела. Теперь весь двор дразнит их женихом и невестой, а Женька при этом бросается на каждого с кулаками.
Наконец она дождалась своего часа — папа улыбается и внимательно смотрит на нее огромными карими глазами. Ей так нравится, когда он так по-доброму смотрит и слушает.
— Ну а тебе понравилось, что он поцеловал тебя? — стараясь выглядеть серьезным, понимающим, поинтересовался папа.
— Да, — для шестилетней девочки сегодняшний случай оказался настоящим потрясением. — Только зачем понадобилось делать это, как будто он что-то хотел украсть?
— Он должен был подойти и спросить разрешения?
— Наверное, — растягивая слово, ответила Тата. — А ты у мамы спрашивал разрешения, когда тебе очень хотелось ее поцеловать?
— Нет.
— Ты тоже воровато, из-за спины? — сдвинув бровки к переносице, возмущенно спросила она.
— Нет, Тата. У нас все было по обоюдному согласию, только никто ничего не спрашивал — и так было понятно, что мы этого хотим.
— Как странно. Это и есть любовь?
— Да.
— Интересно… И поцеловав маму, ты стал ее женихом?
— Очень скоро мы стали мужем и женой.
— Значит, стали жить в одной квартире? — не унималась Наташа.
— Точно, и стали жить в одной квартире.
— Значит, мне тоже нужно переехать к Женьке? — в глазах девочки заблестели слезы. — А мне совсем не нравится его мама. Я хочу жить с вами с одной квартире.
— Ну и живи, пожалуйста, — обнимая дочку, сказал Щеголев. — А Женя пусть приходит к нам в гости.
— А сегодня можно?
— Можно, Тата.
— Пойду скажу маме, чтобы поставила вечером четыре тарелки на стол, — Наташа сорвалась с места и побежала на кухню к маме. Она не могла видеть, как долго смотрит и улыбается ей вслед отец.
Прошло не так много времени, и ему же Наташа призналась, что Женька ухаживает за другой девочкой: носит ее портфель, подкарауливает, чтобы вместе пройтись, поболтать. Это было первое предательство, которое Наташа переживала тяжело. И снова отец ласково обнимал дочку, целуя ее в пахнущую свежестью макушку. Он тихонько шептал ей на ушко: «Успокойся, девочка, успокойся, Таточка…»
Это было так приятно услышать и через много-много лет. Детские прозвища, имена, произносимые на особый манер, чтобы подчеркнуть близость, любовь — все это остается в памяти навсегда и согревает теплой волной воспоминаний. Откликнуться на них всегда означает возвращение в атмосферу доброты и доверия.
— Не пытайся обмануть меня, Тата, — Щеголев погрозил дочери пальцем. — Твой отец всегда видит, когда у тебя на душе скверно.
— Честно говоря, не знаю, что и сказать… Ничего не произошло. Ничего такого, из-за чего стоит глубоко задумываться, а может быть — наоборот.
— Говори — разберемся.
— Тебе разбираться придется, пап.
— Я готов, — насторожился Щеголев. Он пил кофе и пристально смотрел на дочь.
— Только давай договоримся, что я тебе ничего не говорила.
— Мне это уже не нравится.
— Могу промолчать, — Наташа вопросительно посмотрел на отца и увидела, как он махнул рукой. Мол, давай, выкладывай. Отведя взгляд в сторону, она выпалила: — Мама вчера ходила на свидание.
На какое-то время на кухне воцарилась тишина. Наташа стояла с малышом на руках, а Щеголев застыл с чашкой, поднятой ко рту. Потом с его лица сошла напряженность, и Лев улыбнулся. Он снова отхлебнул кофе.
— Я понял — это первоапрельская шутка.
— Нет, никаких розыгрышей. Я серьезно.
— Какое еще свидание? — Щеголев поставил чашку на стол, заерзал на ставшей неудобной табуретке. — Что за ерунду ты говоришь?
— Она стала другой, понимаешь? За то время, что тебя не было рядом, все изменилось. Когда раньше она позволяла себе походы в театр, музеи, на выставки? Как часто она ходила к парикмахеру, косметологу? Ты улавливаешь, к чему я все это говорю?
— Нет.
— Она стала успевать уделять время себе, себе, понимаешь? В ее жизни появились интересы, касающиеся только ее.