Боярышня Евдокия 4 (СИ)

По-семейному (без бояр) договорились о небольших продуктовых партиях, посмеялись над ухаживаниями Пушка за Маркизой, и Дуня ещё раз заверила князя, что перебралась в дом Толкуши временно, чтобы приглядывать за иноземцами.
— Дождусь княжьего отряда, и мы сразу поедем в Москву, — отрапортовала она.
— Но должно ли тебе самой сопровождать их? — удивлялся князь.
— У моих подопечных собирается большой караван, а при мне брат с дядькой, наша охрана и ещё княжий человек Юрята Гусев тоже не один, а это все не лишние люди к княжьему отряду.
  
— М-да, дела-а-а, — протянул Юрий Васильевич, поглядывая на Евдокию. Ему вспомнилось, как ему поручали важные дела в этом же возрасте и как он волновался, боясь не оправдать доверия. — Я тебе помогу с возничими, — решительно произнес князь. — Думал в Москву попозже посылать людей, чтобы закупили разного добра для дружины, но раз так, то с тобой поедут. Так спокойней будет.
Евдокия не стала уточнять кому спокойней, вежливо поклонилась.
— Благодарствую, княже.
— Ступай, дай знать, когда выезжать будешь.
Ободрённая приемом и поддержкой, боярышня выпорхнула из княжеских палат и едва добравшись до дома, повела брата знакомиться с городом. Как самые настоящие туристы будущего они посмотрели на укрытые снежком земляные насыпи, постояли у реки Яхромы, обошли Борисоглебский монастырь. Ванюшка недовольно сопел, не понимая, что своими глазами созерцает древности, а Евдокия наслаждалась вдохновением. Оно снизошло на нее почему-то именно сейчас, когда никаких творческих задач перед ней не стояло.
В центре города народ сновал по своим делам, а чуть в стороне гоготали гуси, мычала чья-то неухоженная корова, лаяли собаки.
Вечером Евдокия приметила, что торговцы опечалились, и узнав причину, начала действовать : 
— Так, прямо сейчас перебирайте виноград и всё, что уже не довезти до Москвы, мы законсервируем.
По ходу проверки оказалось, что консервировать поздно, но сок сохранить ещё можно. На ночь глядя Евдокия развила бурную деятельность по добыче кувшинов, вырезанию пробок из пробкового дерева и выдавливанию сока. Стерилизацию кувшинов и нагрев сока она закончила уже под утро. Конечно, сок пришлось подсластить, но португальцы не возражали.
— Все знают, что из винограда делают вино, но о соке мы не подумали. У нас его пьют в короткий период времени. Долго ли он в таком виде может храниться? — вежливо уточнил Оливьера.
— Надеюсь, что долго, но не уверена. Во всяком случае у вас есть пара дней, а потом этот сок можно заново прогреть и сделать на нём квас.
Евдокия задумалась, вспомнив насыщенный вкус сока и добавила:
— Квас сможет поставить любая хозяйка, а если разбавить сок, то кваса получится в два-три раза больше. Так или иначе,господа, вы вернёте вложенные деньги за доставку.
— Хотелось бы, очень уж хлопотно было с ним.
Евдокия понимающе улыбнулась, но особенно её радовала спрятанная горсть виноградных семечек, которые она добавила к апельсиновым косточкам. Всё это она намеревалась прорастить. На следующий год в её планах было достроить в высоту теплицу, и там-то поселятсяюжные саженцы. Кто-то из них обязательно переживет зиму и станет родоначальником новой ветви.
А утром весь город гудел, обсуждая въезд в город Елены Лыко-Оболенской. Со слов сопровождавших её женщин народ узнал, как эта воительница самолично отразила чуть ли не целое вражеское войско, а у князя она намеревалась перевести дух после героического сражения.
Ванюшка рассказывал новости, гневно раздувая ноздри, но артистичности у Еленки было не отнять. Она въехала в город на коне, горделиво демонстрируя подбитый глаз. Люди готовились ко сну, но когда она подъезжала (не торопясь) к княжеским хоромам, то все высыпали на улицу и разглядывали воинственную деву при свете факелов.
— М-да, учись Ванюша, — выслушав новости, посоветовала Дуня брату.
— Но это ж мы спасали её, мерзли и рисковали! Я всем расскажу, как было!
— Расскажи, — усмехнулась она, ероша Ванюшке вихры, — но поверят ли?
— Ей тоже не особо верят, а многие потешаются.
— Но слушают же, — покачала головой боярышня, — и будь уверен, что именно её рассказ запомнят.
Иван Вячеславич не желал соглашаться, и сидевший рядом Олежка был с ним полностью согласен, однако Евдокия не дала им времени выстроить какие-либо планы по восстановлению справедливости : 
— Нам надо найти старшего княжьего отряда Кузьмича.
— Сам нас найдет, — буркнул Ванюшка.
— Не хочу терять время. Надо предупредить его и князя, что завтра мы выдвигаемся в дорогу.
— Значит, у нас сегодня много дел, — вздохнул брат.
— Да. Наши негоцианты уже наняли три десятка возниц с санями, но нам надо больше, и раз князь обещал помочь, то пусть помогает.
— Пошли тогда, чего сидеть, — поднялся боярич и уточнил :  — Ты в санях поедешь или на коне? — последние слова Ванюшка произнес саркастически. 
— В санях, — миролюбиво ответила ему Дуня.
Ванюша крикнул Толкушина помощника, чтобы тот запрягал лошадь в сани, и пошёл предупредить Юряту, что Евдокия едет к княжьему двору.
Доронины столкнулись со старшим княжьего отряда на полпути к князю и вместе направились ко двору.
— Караван будет в сотню саней, если не больше, — предупредила Евдокия княжьего воина. — Они везут свежие фрукты и нельзя больше тянуть с отъездом.
— Возничие с санями уже наняты?
— Князь обещал помочь. Я сейчас к нему пойду, скажу, что завтра едем.
— Добро. Мы сегодня отдохнём с дороги и будем готовы ехать обратно.
— Кузьмич, ты на ночь отправь ко мне пяток воинов, чтобы груз сторожили. Моим ребятам отоспаться надо.
— Опасаешься кого?
— Да ходят тут всякие, вынюхивают. Ганзейцам и шведам с датчанами мои португальцы поперёк горла.
— Вынюхивают, говоришь? Наших следить подрядили или немцы* сами?
(*здесь в том смысле, что не говорящие по-русски, от слова «немые») 
— Да кто ж разберёт, кто в темноте шастает! А ты что так насторожился?
Кузьмич бросил взгляд на прислушивающегося Юряту и, понизив голос, начал рассказывать:
— На постоялом дворе Карпушка послушал, о чём два иноземца говорят и мне передал. Он раньше в посольском приказе служил, там немного фрязинов научился понимать. Так вот, господа те сильно беспокоились о ереси, которая якобы идёт от нас к ним. Их негодование вызвало, что наша церковь уступила светскую власть князю. Они считали, что этого нельзя было допускать и ещё не поздно все перевернуть.
— Хм, вот как, — нахмурилась Евдокия.
— Ещё Карпушка услышал, что господам очень хотелось попасть в мастерские боярина Кошкина-Ноги.
— Ну-у-у, в общем-то обычные разговоры. Господа делились впечатлениями, — набрав в щёки воздуха и медленно выдохнув, констатировала Евдокия.
— Одеты они были как негоцианты, а говорили больше о церковных делах, учености кошкинских розмыслов и высказали подозрение, что боярин продал душу нечистому, чтобы тот открыл ему все секреты. И вот ещё, Карпушка уверен, что о самом важном они шептались, и ему не подобраться к ним было, чтобы подслушать.
Ванюшка переглянулся с Олежкой, но Евдокия погрозила им пальцем, чтобы не думали играть в «найди шпиона». Из-за брата она нарочито безразлично спросила:
— Эти болтуны ехали в Москву?
— Из Дмитрова в Москву. Это я у возницы их узнал.
Евдокия обеспокоилась, но совершенно не представляла, что делать с этой информацией. Она пожала плечами, но видя обеспокоенность Кузьмича, пообещала:
— Петра Яковлевича вскоре увижу, предупрежу, что его секретами заинтересовались за границей.
  
— Добре, — согласился он и подмигнул внимательно слушавшему его Олежке.
Евдокии показалось, что Кузьмич сейчас поедет впереди, поэтому она поторопилась спросить:
— Ты мне скажи, что князь решил насчет вашего трофея?
— Боярин Лыко-Оболенский выкупил у князя наш трофей, — ровно сообщил Кузьмич.