Боярышня Евдокия 4 (СИ)

Ванюшка обиженно нахохлился, поняв, что с ним поездка продлится два дня. Дядьке на коне тяжко целый день скакать, а в санях подолгу сидеть он стесняется.
Во дворе Евдокию дожидался Гаврила. Дуня приветливо улыбнулась ему, отмечая, что парень выглядит усталым.
— Завтра я поеду дальше… на службу, — сообщил он ей.
— До весны там будешь?
— Воевода обещал весной отпустить, — подтвердил Гаврила.
  
— Не прижимает он тебя? — ничего не зная о пограничной службе, спросила, что первое пришло на ум.
— Нет, Зацепа честный и основательный воевода. Я сам согласился остаться на зиму, потому что у него не хватает людей. Ты ж видела, что литвины во главе с паном смогли найти тропку и пробраться вглубь наших земель.
— Князь будет зол, что такое случилось, — вздохнула она.
— Поэтому я спешу, чтобы сказать воеводе, что участвовал в погоне за теми татями.
— Это ты верно мыслишь. Я отписала деду, как всё было, да и старший отряда Кузьмич без утайки обо всём напишет, чтобы наши показания сходились и можно было дружно ответить на враньё Лыко-Оболенских. Иван Владимирович уж слишком изворотлив и жаден, чтобы не соврать и не попытаться задарма вернуть своё добро.
Дуня хотела попрощаться, но Гаврила поспешил спросить:
— Евдокия Вячеславна, а что ты говорила о силе, что ударила меня? И о другом, что мы объяснить не можем?
— Гаврила Афанасьевич, всё расскажу, но сейчас нет времени. Ты уж прости меня, но сегодня мне обязательно надо найти безопасное жильё иноземным купцам. Они очень важны для князя и груз у них ценный.
— Я помогу.
— Ты здесь кого-то знаешь?
— Я пару раз сопровождал воеводу до Дмитрова. Знаю, где он останавливался,и меня там помнят.
— Хорошо, если не получится снять двор, то пойдем на постой туда. А пока ты бы отдохнул, выглядишь измученным.
— Юрий Васильевич чуть душу не вытряс своими вопросами, а я ж не всё могу говорить. Да и… — Гаврила ожесточённо махнул рукой.
— Чего? — удивилась Дуня.
— Когда кубок в руку беру, то меня словно бы укалывает. Не больно, но…
— Неприятно, — закончила за него Евдокия. — Гаврила Афанасьевич, всё, что знаю, вечером расскажу. Ты же переедешь со мною в новый дом?
Боярич успел только кивнуть, потому что Дуня увидела Степаниду и повторив ему, что потом поговорит с ним, окликнула её и поспешила к ней : 
— Стеша, ты не знаешь, кто пустит в дом негоциантов с товаром и меня с воями.
— Боярышня! Неужто обидели тебя чем? Что князь скажет, когда узнает, что ты съезжаешь от нас?
— Нет никакой обиды и я обязательно вернусь, когда исполню поручение своего князя.
— Поручение?
— По-простому говоря, мне придется за торговцами приглядывать, как курочке за цыплятками, чтобы их ни лис, ни хищная птица не утащила.
— Да как же это…
— Степанида, я спросила, а ты не ответила, — надавила Евдокия.
— Прости боярышня… дай-ка подумать…
Женщина начала перечислять имена и тут же отбрасывала их, как негодные. Потом лицо её просветлело, и она воскликнула:
— Двор Толкуши! У него места вдоволь. Сарай отстроил огром е дный и утеплённый, чтобы хлеб в нём до лучшей цены придержать! И чисто у Толкуши, чтобы тебя принять. Люди к нему с уважением,и жёнка у него добрая. 
— Садись в сани, поедем к нему.
Дуня была довольна, что её опасения не оправдались и всё сразу сладилось. Хозяин двора действительно был рад постояльцам и всем хватило места, а главное, что нежный товар был поставлен в сарае и укрыт сеном. Евдокия с большим удовольствием попробовала виноград и остальные фрукты.
Виноград оказался сине-красным с толстой кожицей, а оранжевыми плодами были апельсины [6]. Мелкие, но сладкие и сочные. Боярышня собрала фруктовую корзину и попросила Степаниду передать её князю. Женщина с достоинством поклонилась и с важным видом повезла подарок, думая, что удача уже повернулась к ней лицом.
Проводив её взглядом, Евдокия расспросила Гришаню об охране двора, потом велела Даринке рассказать брату сплетни княжеского двора, а сама пригласила Гаврилу посидеть на лавочке во дворе. День выдался суматошным, но пора было выполнять обещание. Не обращая внимания на любопытные взгляды воёв, она начала рассказывать Гавриле:
— В древние времена люди заметили, что если потереть янтарь о шерсть, то к нему начнут притягиваться легкие частички, например, опилки или кусочки бумаги. Стало интересно, что их притягивает? Что поменялось в воздухе возле янтаря?
— Я слышал, что есть камни, которые притягивают к себе железо.
— Верно. Возле этих камней воздух чуточку изменен. Но зачем нам это знать? Какая польза, спросишь ты? Об этом задумывались наши предки и пытались использовать в быту до чего догадались. Я видела запись, которую переписали из летописей, что во времена Цезаря, а может раньше, делали крошечные кувшины, внутрь которых ставили железные палочки и все это заливали уксусом. Так вот, если спустя время прикоснуться к торчащим из кувшинчика палочкам, то они едва заметно щелкнут тебя.
— Потому что воздух округ них изменится?
— Ну-у, наверное, да. Это будет уже не просто воздух, а заряженное силой поле.
— Наверное, в этом не было никакого толка, раз всё забыли.
Евдокия улыбнулась, как змей искуситель и рассказала о другой находке, которая напоминала лампочку. С ней было все просто: сосуд, пробка-затычка, два железных крючочка, воткнутых в пробку, и крепящаяся к ним спиралька.
Постепенно Дуня подвела свою мысль к тому, что можно собирать не крохи силы, а намного больше и использовать её для запуска мельниц, насосов, нового освещения.
Гаврила слушал её внимательно. Мельницы он видел, про насосы слышал и даже про силу пара [7] уже узнал. Про освещение не особо понял, но поверил. Молния ярко сверкнула, и если это можно повторить, то этого света хватит на княжеский дворец.
— Ой, что-то я увлеклась, — остановилась живописать Дуня. — Ты, наверное, устал?
— Так с чего начать? — неожиданно спросил Гаврила.
— В смысле?
— Вокруг меня сейчас это поле, так?
— Ну, да. Ты наэлектризован. Советую тебе полежать на земле, отдать ей эту силу. Не уверена, что поможет, но попробуй.
— Попробую. Но как мне научиться собирать эту силу?
— Э-э, откуда же я знаю? Всё, что прочитала — рассказала.
Евдокия вопросительно посмотрела на Гаврилу и посоветовала:
— Не бери всю эту ерунду в голову! На словах всё красиво, а на деле не подступиться.
Боярич отстраненно кивнул, а тут и хозяйка позвала к столу.
— Идем, а то я что-то замёрзла тут сидеть, — дергая Гаврилу за рукав, Дуня потянула его в дом.
— А ведь можно вложить такую силу в шестопёр и разить врагов, — пробормотал он. — Или вдоль защитных стен пустить эту силу, чтобы никто даже близко подойти не мог, а ежели её побольше собрать… — фантазия Гаврилы набирала обороты, открывая перед ним мир возможностей.
— Гаврила Афанасьевич, не отставай, — поторопила его боярышня и успокоилась, когда он посмотрел на неё прежним влюблённым взглядом. Правда, в нём появилась какая-то сумасшедшинка, но не заикается — и ладно!
На мгновение ей показалось, что она перестаралась с описанием медных катушек в бегущей воде, да и не стоило выдавать всё, что знала. Знания у неё крошечные и поверхностные, как раз на уровне древних греков, но Гаврилу впечатлило. Хорошо, что ненадолго.
Боярич же поднёс руку к волосам и убедился, что они потянулись за ладонью, вставая дыбом. Он спешно завёл руки за спину, а сам задумался, чего прикупить по дороге на службу, чтобы провести ряд экспериментов по примеру кошкинских мастеров. Идея со стреляющим молниями шестопёром ему особенно пришлась по душе.
  
  
Глава 16. 
 
Ночь прошла спокойно. На рассвете Гаврила Златов уехал из Дмитрова, а за Евдокией пожаловал княжий человек и сказал, что Юрий Васильевич хочет её видеть. Ванюшка остался сторожить негоциантов, а Дуня поспешила к князю. Улыбающийся Юрий Васильевич принял её без задержки, поблагодарил за свежие фрукты и перевёл разговор на те дары, что привезла она от своей семьи. Его интересовали поставки брынзы, баклажанной икры и сыра.