Боярышня Евдокия 4 (СИ)

В этом году пришлось ещё решать вопрос с определением статуса Доронинских крестьян, ставших ремесленниками. Посадские налоги они не платили,поскольку в городе не жили, а крестьянские им уже не особо годились. Милослава со дня на день ждала выхода княжеских разъяснений на этот счёт. Целыми днями как белка в колесе крутилась боярыня, стараясь за всем уследить, везде поспеть и ничего не упустить.
  
У управляющего Фёдора своих забот хватало. Он курировал работу отдельных мастеров, вроде Митьки, Анисьи, Якима и других ; готовил торговые караваны в Москву и Новгород ;  сортировал животину, которая пойдет на убой, а которая останется зимовать. 
В имении животных было под сотню. Это немного, потому что Фёдор решил недостающее докупать у крестьян, но даже с теми животинками, что были, набиралось хлопот. Всех надо обеспечить жильём, кормом, а полученные с них продукты обратить в товар и сохранить его.
Особенная морока началась, когда настало время забоя. Мясо он скидывал кухарке, а вот шкуры и перемол костей были его заботой, как и чистка с окуриванием погребов для складирования горшков с мясом, овощами, напитками, сыра и мёда.
А ещё продолжались работы по сбору урожаев. Боярыня посмотрит и пальчиком укажет, что пора уже везти в дом, а Фёдору требуется всё организовать …  и конца - края этой суете не видно. Те же яблоки не все поспели, да и новая капуста ещё набирала массу в земле. Опять же, младшая боярышня учудила и велела выкапывать заморский овощ баклажан, чтобы доращивать его в укрытии. Федор пытался ей доказать, что это бесполезная трата сил, но Евдокия Вячеславна упёрлась, и он изыскивал людей на дополнительные работы. Ну да, ей можно! Много пользы в хозяйстве от неё… 
Она же неугомонная, и на пару с Любашкой дважды ломала печь для обжига кирпичей и возводила новую. Обе чего-то мудрили, отвлекали народ, но теперь два раза в месяц в этой печи обжигают не только кирпич, но и посуду, которую боярышня обозвала царской.
Сама печь получилась размером с хороший дом, а уж угля жрала немеряно, но зато потом чуть ли не неделю стыла, обогревая соседнее помещение, где Якимка лепил и складировал новые кирпичи.
Правда, там и без большой печи было тепло, поскольку боярышня придумала выложить под полом огромаднейшего сарая крытую кирпичом канаву, в которую запускала горячий воздух, устроив топку при входе. Все собрались смотреть, что будет, когда зажгли углубленный в землю очаг. Дым не сразу пошел по руслу канавы, но оказалось, что боярышня пристроила ручной ветрогон и если крутить ручку, то появляется тяга. Жаль, что вскоре её ручной вентилятор загорелся внутри и сгорел, но усиливать тягу больше не потребовалось. Дым словно запомнил, куда надо стремиться, и больше не терялся.
Ещё одну небольшую печку поставили для быстрого обжига глазурованной посуды. В ней изделия держали недолго и закладывают малыми порциями. А лепкой посуды занялись сироты, брат с сестрой, которых привёл отец Варфоломей. Оба они с усердием взялись за работу и с выдумкой. Боярышня редко подсказывает им новые идеи, потому как они сами всё время что-то выдумывают и бегут ей похвастать. А она на похвалу щедрая.
Фёдор за всеми поглядывает и не устаёт удивляться, как ладятся дела у дурачка Якима. Повезло ему с жёнкой, но и сам он всегда в трудах. В иных семьях пятеро сыновей, а внуков ещё больше, но толка меньше, чем от одного Якима. Не зря люди говорят, что сей муж благословлен богом!
Но то всё сезонные дела, хоть и большие, а вот мыло стали варить понемногу, но регулярно, и оно моментально окупило себя, как и стеклянные бусы. Евдокия Вячеславна всё-таки привлекла девчонок для изготовления разной формы бусин. Отроковицы наловчились формировать из стекольной массы не только кругляши с лепестками, но и крошечные фигурки умудрялись сотворить. Спозаранку бегут в свою мастерскую и до темноты их оттуда ничем не выманишь.
Боярышня не боялась раскрытия тайны бусиковой мастерской, поскольку неоткуда местным было взять стекольную массу. Так что на смену валяным украшениям поднадоевшим горожанам пришли стеклянные. Фёдор не стал ждать осенней ярмарки и всё, что делали девчонки,отвозил сразу на торг. Пока всё раскупалось влёт, но у Петра Яковлевича нашлись свои мастерицы и они составили конкуренцию Дуниным девочкам.
Но больше всего спрос был на прозрачные стеклянные квадраты размером с ладонь. Они были толстыми и условно прозрачными, с пузырьками внутри, но это было стекло. Перво-наперво его поставили в окошечки современного транспорта  —  и внутреннее убранство преобразилось. 
Потом во всех мастерских Кошкина-Ноги расширили окна и застеклили. Следующей покупательницей стала Дуня, а дальше начался бешенный ажиотаж и стеклянные квадратики теперь продаются только по записи.
В имении Дорониных полностью переделали окна и застеклили не только жилой дом, но все мастерские по примеру Кошкина-Ноги. Фёдор ругался, опасаясь, что стекло привлечёт воров, но в семье Дорониных вновь набрали новиков, которых взялись обучать дедовы вои. За высокой стеной, которую уже закончили бы, если бы не дожидались боярина Вячеслава, можно выдержать любую осаду.
Боярин приехал в имение в вересень ( сентябрь ) и попал в заботливые руки жены. Он долго не мог оторваться от Милославы, глупо улыбался младшенькой и наследнику, восхищаясь их сообразительностью и тем, как они выросли. Потом рьяно взялся за постройку башенок, на которые поставил… пушки! 
Дуня назвала их ласково пушечки, потом что это была ерунда, а не пушки, но из них можно было дать залп. Народ поглядел, поужасался… и быстро смастерил для этих уродцев подставки и про колеса не забыл. Дуне даже не пришлось особо ничего вспоминать из будущего и пытаться зарисовать, мебельщики сами сообразили, как лучше будет.
Еле управились до листопада, чтобы поспеть на Машину свадьбу. В Москве к этому времени было многолюдно: князь вернулся из Новгорода, а с ним новые новгородско-московские бояре и псковско-московские. Москву ожидал новый строительный бум!
Дуню встретила Мотька и вывалила на неё ворох новостей, которые боярышня слушала с открытым ртом. Оказывается, вслед за новгородцами в состав московского княжества вошли псковичи. Князь всё лето занимался переговорами, попутно отстраиваясь в Новгороде и посылая шильников расширять и выпрямлять основные дороги.
Несколько тысяч нуждающихся в заработке мужей вгрызлись в землю, обрадованные возможностью заработать. Для них редко выдавался такой шанс, поскольку каким-либо ремеслом они не владели, и если им где-то удавалось устроиться на работу, то только за еду. Князь же кормил и платил.
Купцы, у которых не было ладей, не могли нарадоваться на происходящие перемены и их караваны постоянно курсировали по маршруту Москва-Новгород-Псков, заметно оживляя торговлю. Мотька была счастлива, что всё её вязание продавалось в тот же день, когда она выставляла на продажу. И даже тот факт, что семья вернулась в город, не сильно расстроил её, потому что мачеха подключилась к рукоделию, во всем слушая Мотю. Отец Матрёны уехал стеречь границы Муромского княжества на реке Мокше до зимы и двум хозяюшкам пришлось надеяться только на себя.
Часть Муромского княжества ещё при деде Ивана Васильевича отошла к Москве, а другая влилась в соседствующее Рязанское княжество. За прошедшие годы границы расплылись, находящаяся под боком Золотая Орда раздробилась на кусочки, но спокойней на землях мордвы не стало. Боярина Савина послали вместе с монахами, которые должны были собрать описания лекарственных трав, познакомиться с местными знахарями и увлечь талантливую молодежь в лекарские классы Москвы. У Мотькиного отца появился шанс показать себя не только дельным воином перед монахами, а ещё хорошим организатором, что могло стать для него полезным.
  
Дуня понимала, что эта экспедиция — инициатива двух владык, настоящего и прошлого. Будущие лекари, набранные в Муромском княжестве, вернутся к себе после обучения с совсем другим кругозором, и языческие ритуалы потеряют своё значение. Боярышня высоко оценила мягкую стратегию по укреплению и распространению православия и от души пожелала, чтобы всё получилось. Когда-нибудь о язычестве вновь вспомнят, а сейчас для всех лучше быть едиными.