Суда не будет (СИ)

Соколовских опустил палец, направил его на Кислого.
Продолжил всё так же тихо:
— Рома побеседует со свидетелями. Роман Андреевич бывает очень убедителен. Все зареченские забудут, что видели в пятницу ночью красную «шестёрку». Гарантирую это. Мои ребята пошарят на острове и найдут тот самый пистолет, из которого вальнули грабителей. Отдам его тебе. Тогда вопросов к твоему брату в будущем точно не возникнет. Ни у меня, ни у ментов — ни у кого.
  
Лёша провёл ладонью по своей голове, словно проверил целостность косого пробора в причёске.
— Как тебе моё предложение, Дмитрий Иванович? — спросил он.
— Пока я его не услышал, Алексей Михайлович, — ответил я.
Скрестил на груди руки.
Видел сквозь тюлевую занавеску в окне, как за спиной Соколовского покачивались на ветру ветви яблони.
— Оплата — это замечательно, — сказал я. — Но я не оценил твою щедрость. Или жадность. Потому что ты не озвучил главное. Что за работа? Мне нужна конкретика, Алексей Михайлович. Срок я услышал. Пока не понимаю, большой он или короткий. Потому что нет всей информации. Чётко поставь задачу: назови имя. Только тогда поговорим с тобой об оплате.
Лёша улыбнулся. Раскинул руки, будто захотел меня обнять.
— Вот это уже деловой разговор, — произнёс он.
Соколовский сунул руку в ящик стола, медленно вынул оттуда большой чистый конверт без марок. Сдвинул чуть в сторону пепельницу, положил конверт на стол и подтолкнул его ко мне. Я накрыл конверт ладонью, не позволил ему соскользнуть на пол. Вынул из него чёрно-белую фотографию. На фото я увидел мужчину в отлично пошитом тёмном костюме. Худощавого, почти лысого. Тот стоял около светлого автомобиля ГАЗ-24 «Волга». Выглядел он серьёзным, слегка усталым.
Я поднял глаза на Соколовского.
— Это Зинченко, — сказал Лёша. — Лев Олегович. Директор Нижнерыбинского металлургического завода. Того самого, рядом с которым проживает твой младший брат. Живёт Лев Олегович на моей улице, в доме номер четыре. У него на участке новый коричневый забор. Ты наверняка видел этот забор, когда ехал сюда. Зинченко женат. Его дети сейчас живут в Ленинграде. Есть любовница.
Соколовский достал из ящика небольшой блокнот. Пролистнул его, вырвал страницу. Протянул этот листок мне.
Я взглянул на бумагу, уронил её на конверт.
— Это координаты любовницы, — пояснил Лёша. — Живёт одна. Работает на заводе.
Соколовский потёр камень на перстне. И тут же взмахнул кистями рук.
— Вот и всё, — сказал он. — Зинченко в июне вернулся из отпуска. Насколько я знаю, ехать пока никуда не собирается. Поэтому его нужно… сработать здесь, в Нижнерыбинске. За это я плачу очень щедро, Дмитрий Иванович. Обещаю, что больше я к тебе с подобной просьбой не обращусь. Все следующие заказы будет строго за пределами нашего города. Но сейчас…
Лёша придвинул к себе пачку «Marlboro», сунул в рот сигарету, чиркнул зажигалкой. Сделал глубокую затяжку, выпустил струю дыма в сторону висевшей на стене карты Советского Союза.
— Так уж сложилась ситуация, Дмитрий Иванович, — сообщил Соколовский. — Я уважаю твои принципы. И поддерживаю твоё нежелание работать в Нижнерыбинске. Но Зинченко — это особый случай. Правда. Я не могу ждать. Тут уж либо я, либо он. На кон поставлена моя репутация. Она важнее денег, Дмитрий Иванович. Даже таких больших, какие… хранит твой брат.
Лёша сощурил правый глаз. Поднёс сигарету к губам, затянулся, задержал дыхание. Выпустил дым через нос. Он не спускал с меня глаз: смотрел на меня сквозь повисшую над столом дымовую завесу.
Я снова взглянул на фотографию директора Нижнерыбинского металлургического завода. Вспомнил: в прошлой жизни я видел этого мужчину с десяток раз. Но лично с ним так и не познакомился.
— Понятно, — сказал я.
Спрятал фотографию Зинченко и страницу из блокнота в конверт, положил конверт на край стола. Взглянул на ветви яблони за окном. Усмехнулся и покачал головой.
Повторил:
— Теперь понимаю.
Соколовский ткнул сигаретой в пепельницу — в воздухе над столом закружили светло-серые чешуйки.
— Вот тебе и конкретика, Дмитрий Иванович, — сказал Лёша. — Что скажешь? С Васей Седым ты управился быстро и умело. На этот раз мне нужно, чтобы с Зинченко тоже произошёл несчастный случай. Такой, чтобы ни одна собака за заподозрила убийство. Сгодится и самоубийство. Но это уже на твоё усмотрение. Лишь бы меня с этим событием ничего не связывало.
Соколовский кашлянул, нервно затушил сигарету. Стряхнул со своих пальцев пепел.
— Если тебе для этого дела понадобится моя помощь, — сказал он, — обращайся. Либо напрямую ко мне, только не по телефону. Либо к Роману Андреевичу.
Лёша кивнул головой — указал на Кислого. Рома Кислый переступил с ноги на ногу, посмотрел на меня сверху вниз.
Я показал рукой на пачку «Marlboro», сказал:
— Угости сигаретой, Алексей Михайлович.
Соколовский подтолкнул пачку в мою сторону. Я привстал со стула, левой рукой вынул сигарету и повертел её между пальцев.
Правой рукой я придвинул к себе хрустальную пепельницу.
— Зажигалку, — произнёс я.
Посмотрел при этом не на Соколовского — взглянул на лицо Ромы Кислого. Стиснул в руке край пепельницы, выпрямился. Без замаха ударил пепельницей Кислого в прикрытый вторым подбородком кадык. В воздух взметнулось облако сигаретного пепла. Кислый крякнул, схватился за горло. Я снова махнул рукой, разжал пальцы: метнул пепельницу в голову Соколовскому. Рукой опёрся о столешницу, прыгнул. Увидел, как хрустальный снаряд угодил Лёше в лоб.
Соколовский дёрнулся. Шумно выдохнул. Его голова ударилась затылком о спинку кресла. Пепельница отскочила от неё. Но упала она на пол уже после того, как я перепрыгнул через стол. Я схватил Соколовского за руку: за ту самую, которой он всё же вынул из ящика стола пистолет. Отобрал у Лёши оружие. Пальцем я сдвинул на Лёшином ПМ флажок предохранителя. Повернулся к хрипевшему Кислому. Направил ствол пистолета на его грудь и выстрелил Кислому в сердце.
  
Глава 10
 
Выстрел из пистолета Макарова прозвучал в кабинете Лёши Соколовского непривычно громко. Рома Кислый посмотрел мне в лицо. В его взгляде я заметил обиду. Взгляд Кислого помутился. Ромины ноги подогнулись. Кислый обмяк и повалился на пол. После выстрела из ПМ звук его падения громким мне не показался. Я схватил сидевшего в кресле Соколовского за волосы. Поднёс к его виску ствол пистолета. Увидел, как из рассечения на Лёшином лбу выступила капля крови и скользнула между бровями к переносице.
Я наклонился к Лёшиному уху и сказал:
— Сиди спокойно, Соколовский. Расслабься. Сегодня я пришёл не по твою душу.
Окинул взглядом комнату. Отметил, что к запаху витавшего в кабинете табачного дыма добавился кисловатый запашок сгоревшего пороха. Увидел, что над письменным столом кружил сигаретный пепел. Заметил, что пепельница укатилась под стол. Окурки замерли на столешнице — два угодили в кофейную чашку. Упал на ковёр и конверт с фотографией директора Нижнерыбинского металлургического завода. Он сейчас лежал на полу рядом с лужицей крови, которая уже появилась около тела Ромы Кислого.
— Сколько человек в доме? — спросил я. — Один около ворот. Сколько ещё?
Прикоснулся стволом к Лёшиному виску.
— Двое, — сказал Соколовский.
Он дёрнул головой, но я за волосы удержал её около пистолета. Капля крови пробежала по Лёшиному лицу. Следом за ней скользнула ещё одна. Из раны на лбу Соколовского тут же выглянула третья. Облако из пепла улеглось на столешницу и на ковёр. С десяток чешуек приземлились на Лёшин халат. Соколовский замер, чуть запрокинув голову. На его шее, под дулом пистолета, вздрагивала жилка. Я выпустил из руки Лёшины волосы. Сдвинул большим пальцем предохранитель. Заметил, что Соколовский вздрогнул.
— Не нервничай, Лёша, — сказал я. — И людям своим скажи, что всё в порядке. Когда они сюда явятся.
Я убрал пистолет за спину, сунул его за пояс. Стряхнул с рукавов рубашки пепел. Отошёл к окну.