Фатерлянд

Еще несколько часов назад Ямагива был частью этого чиновничьего мира. Если бы его не освободили от должности, он бы, вероятно, сам посоветовал Садакате взять на себя ответственность. Но сейчас он был другого мнения.
В помещение кризисного штаба прибыло пополнение. От Министерства землепользования, инфраструктуры и транспорта явились генеральный директор по вопросам политики Камамото, а также его коллеги: Сибаяма из Отдела по распределению грузов и Кобаяси из Отдела транспортной экспедиции; Каная из Дорожного бюро; Аисака из Бюро портов и гаваней; Гонда из Бюро железнодорожных путей сообщения; Маэяма из Морского бюро; генеральный директор Бюро гражданской авиации Сагара Юмико; Сакикагара из Отдела летных стандартов и Сусаки из Департамента службы полетов. Министерство здравоохранения, труда и социальной поддержки представляли Энами из Бюро политики здравоохранения и его коллега из Отдела государственных больниц Такигава; Унно из Бюро фармацевтики и продовольственной безопасности и, наконец, Ямамото из Бюро страховой медицины. Вместе с ними прибыли Токои из Бюро продовольственной политики Министерства сельского, лесного и рыбного хозяйств и Мацуяма Юкико — генеральный директор Бюро местного управления Министерства внутренних дел. Держа в руках толстые папки с документами, они собрались у своих министров, чтобы обсудить вопросы поставки продовольствия, медикаментов и топлива на остров Кюсю.
Ямагива то и дело клевал носом, сидя в своем кресле. По залу разносили подносы с сэндвичами и рисовыми колобками, и каждый раз после еды его клонило в сон. Ему так до сих пор и не сказали, может ли он пойти домой. Похоже, Кидо и Сигемицу уже забыли, что отстранили его от должности. Вопрос об отставке Садакаты также отошел на второй план — все были охвачены волнением после пресс-конференции мэра Фукуоки, проведенной совместно с представителями ЭКК. Мэр появился перед телекамерами один, что вызвало беспокойство: уж не арестовали ли заодно и префекта? Впрочем, скоро «Эн-эйч-кей» передала, что префект, со слов корейцев, почувствовал себя плохо и остался отдыхать в гостиничном номере.
Пресс-конференция проходила в загороженной матерчатыми ширмами части центрального холла отеля «Морской ястреб». Сквозь щель между ширмами можно было заметить фигуру вооруженного охранника. Из прессы были приглашены лишь компания «Эн-эйч-кей» и четверо газетных репортеров, каждый со своим оператором, которые ожидали на диванах в лобби-баре. При таком скромном количестве журналистов, да еще и с украшенной искусственными цветами микрофонной стойкой это мероприятие меньше всего походило на пресс-конференцию. Мэр, который, казалось, стал еще меньше, с болезненным выражением лица, то и дело поправляя на носу очки, зачитал основные пункты достигнутых между городом Фукуокой и ЭКК договоренностей. Рядом с мэром стоял командующий ЭКК и спокойно обводил взглядом присутствующих.
Во-первых, по словам мэра, стороны пришли к соглашению о поисках пути к мирному сосуществованию Экспедиционного корпуса, Фукуоки и прилегающих районов. Вторым пунктом объявлялось, что конкретные условия этого мирного сосуществования будут выработаны путем консультаций городских властей и представителей Корпуса. Третий пункт гласил, что Экспедиционный корпус Корё будет требовать независимости Фукуоки от Японии.
После того как прозвучало слово «независимость» в помещении кризисного штаба какое-то время стояла тишина, а потом зал буквально взорвался от всеобщего негодования.
— Вероятно, он действует по принуждению, — предположил Сигемицу, на что Умецу возразил, сказав, что есть вещи, которые глава местной администрации не должен делать даже под угрозой смерти.
— Но там же заложники из гражданских! — крикнул Охаси, в голосе которого прозвучало больше ненависти по отношению к ЭКК, чем сочувствия к мэру Тензану Тосиюки.
Да, на мэра явно было оказано давление, все в штабе прекрасно это понимали. И тем не менее упоминание о независимости от Японии было подлинным проклятием для правительства. Представьте, что вашу жену обнимет другой мужчина — вы все равно придете в ярость, даже если это делается против воли женщины, под угрозой применения насилия. Конечно же, гнев будет направлен не только на наглеца, но и на жертву его домогательств.
  
Мэр и командующий Корпусом часто повторяли слова «мир» и «сосуществование». Корпус прибыл сюда из Северной Кореи для того, чтобы сосуществовать с местным населением, и принес в Фукуоку мир и процветание. Они не вторгались в город и не нанесли никакого вреда его населению. Однако организации и частные лица, ведущие враждебную пропагандистскую деятельность против ЭКК, а также те, кто попытается совершить вооруженное нападение на бойцов Корпуса или окажет вооруженное сопротивление, будут жестоко наказаны.
Ямагива уже слышал подобное. Заявление северных корейцев не сильно отличалось от того, чем американцы объясняли свое вторжение в Афганистан и Ирак; то же самое говорил Саддам Хусейн, вводя войска в Кувейт. Вероятно, японские военные власти применяли похожую риторику, когда устанавливали новый порядок в Маньчжурии. Французы в Алжире, англичане в Индии, израильтяне в Палестине и Гитлер в Восточной Европе — разве они не говорили то же самое? Любой, кто вторгается с оружием в чужую страну, оправдывает свои действия грядущим благом для побежденных. Но для побежденных такие рассуждения являются полным абсурдом, ведь получается, что они чуть ли не сами пригласили своих завоевателей и добровольно захотели сосуществовать с ними.
Правительство решило обратиться в Совет Безопасности ООН, но когда Министерство иностранных дел связалось с представительством Объединенных Наций, ему было заявлено, что Экспедиционный корпус Корё является повстанческой армией, что представляет препятствие для применения соответствующих мер. Корейское центральное информагентство и посольство Северной Кореи в Пекине уже неоднократно делали заявление, что на Кюсю вторглась именно повстанческая группировка Народной армии. Власти КНДР не возражали против силового решения конфликта и даже предложили Японии свою помощь. По мнению делегации ООН в Японии, Совет Безопасности вряд ли сможет как-то оправдать санкции против КНДР.
После доклада мэра представитель ЭКК объявил о скором вводе на территории Фукуоки новой валюты и о намерении провести серию арестов политически неблагонадежных лиц и преступного элемента. Новая валюта, скорее всего, должна быть связана с иеной, однако речь пойдет не о бумажных деньгах, а об электронных.
— А такое возможно? — обратился Сигемицу к государственному министру по налоговой и финансовой политике Атоде.
Тот сказал, что, пока капитал, будь он в иенах или в долларах, находится в соответствующих банках в качестве обеспечения, выпустить независимую валюту для расчетов не составит особого труда. Корейцы подчеркивали, что они не собираются лишать Фукуоку и ее граждан их активов и сбережений, и, если кому-то из ЭКК понадобятся еда или одежда, они, конечно, заплатят, сколько требуется.
— Интересно, у них иены или доллары? — поинтересовался Морияма Кацуэ из Агентства финансовых служб.
Цунемура из МИДа объяснила ему, что северокорейская армия через торговые предприятия и иные организации накопила значительное количество долларовой массы, а Мотоки из Бюро по делам Азии и Океании напомнил, что Северная Корея — это не «страна, которая владеет армией, а армия, которая владеет страной».
По вопросу арестов было сказано, что в настоящее время Корпус не намерен объявлять списки имен, чтобы не дать преступникам возможности скрыться от правосудия.
Далее прозвучало, что через несколько дней в порт Хаката прибудут еще сто двадцать тысяч солдат повстанческой армии, — при этом известии находившиеся в зале заседаний снова лишились дара речи. Войска, пояснил помощник командующего, дислоцируются на Восточном побережье полуострова, но в какой день и откуда точно выйдут суда, пока еще неизвестно. Также он добавил, что, если корейские суда будут атакованы, ЭКК применит репрессивные меры. Под репрессивными мерами следовало понимать казнь заложников и арестованных преступников, либо же в крупных городах Японии будут осуществлены террористические нападения. Сказав это, кореец еще раз подчеркнул, что Экспедиционный корпус пришел в Фукуоку не как агрессор, а как новый партнер.