Фатерлянд

Проходя по коридору, Татено окинул взглядом оштукатуренную дверь в комнату Синохары, расположенную напротив туалета. На двери от руки по-английски, по-японски и по-китайски было выведено: «Эта дверь закрыта постоянно». Комната, в которой спал Синохара, была такой же узкой, как и их с Хино, но в распоряжении Синохары было еще шесть таких же, где он держал свою прыгающую и ползающую живность. Синохара говорил, что эти комнаты просто идеальны для его питомцев — отсутствие окон устраняет риск побега, да и проще следить за температурой и влажностью воздуха. В каждой комнате было достаточно места для двух рядов террариумов, а ниша посредине стены подходила для хранения инвентаря.
Однажды Синохара провел для Татено экскурсию по своим владениям. В одной из комнат было устроено что-то вроде теплицы, сделанной из широких стеклянных панелей. Теплица служила для разведения ядовитых лягушек-древолазов. Тут их было до кучи — от маленьких, что могли поместиться на кончике пальца, до огромных, размером с кулак. Все удивительно красивы — отсвечивали металлическим блеском, словно корпуса «феррари» и «ламборгини». Синохара пояснил, что в неволе эти лягушки теряют свой яд, однако у себя на родине, в лесах Центральной и Южной Америки, они куда более смертоносны, чем королевская кобра.
— Обычно от них мало шума, — сказал Синохара, — но в брачный период, когда они начинают петь одновременно, это что-то волшебное. Напоминает звон хрустальных колокольчиков.
В другой комнате содержались тараканы. Вырастая, они становились такими длинными и толстыми, что по размерам их можно было сравнить с рукой младенца. Одного взгляда на этих монстров с члененным брюшком, словно разделенным на секции, было достаточно, чтобы вызвать у Татено приступ тошноты. Вид назывался мадагаскарский гигант; крыльев у них не было, и они умели шипеть. Синохара сказал, что такие тараканы стоят приличных денег, а покупают их в качестве корма для араван или других крупных тропических рыб. Но больше всего Татено впечатлили сороконожки. Он таких и не видел ни разу в жизни. Одну, темно-красного цвета, даже с виду очень ядовитую, Синохара представил, как «злобную маленькую присоску». Он объяснил, что, этот вид многоножек, живущих на Гаити, способен прыгать высоко вверх, атакуя все, что шевелится. Потом Татено увидел мокрицу: в свернутом положении эта зараза напоминала теннисный мяч. Раскрываясь, она высовывала наружу панцирные членики темно-коричневого цвета, напоминающие шипы. Татено чуть не задохнулся от отвращения, увидев, как они двигаются, причем каждый щетинился тоненькими подвижными волосками. Синохара же, как ни в чем не бывало, посадил тварь себе на руку и стал нежно шептать ей, словно сюсюкался с новорожденным младенцем:
— Дай-ка мне посмотреть, как ты умеешь сворачиваться в мячик… Славный мальчик! А теперь давай вы-ы-ытянемся…
Татено почувствовал, как каждый волосок на его теле становится дыбом. С тех пор он дал себе зарок никогда больше не переступать порога комнат Синохары.
Жилые комнаты располагались на третьем этаже, и Татено нужно было преодолеть несколько маршей, чтобы выйти наружу. В здании был грузовой лифт, но теперь он не работал. Между вторым и первым этажами Татено столкнулся с Ямадой и Мори, которые возвращались из магазина с пакетами.
— Эй!
Ямада ухмыльнулся, а Мори вообще не издал ни звука, только пялился на чехол с бумерангами. На плечах у обоих были выбиты татуировки, изображавшие, соответственно, Микки и Минни Маусов. Ямада родился в Токио. Когда ему исполнилось двенадцать, его отец потерял работу и перевез семью в отдаленную деревню в регион Тохоку, что на северо-востоке острова Хонсю. Отец давно мечтал стать фермером. Они арендовали крытую соломой ферму в трех километрах от автобусной остановки. До ближайших соседей было еще больше — около четырех километров. До школы — пять, а до магазина — восемь. Отец укрепил на стене свиток, на котором собственноручно вывел: «В знак признания бедности» — и начал работать в поле. Он объявил, что теперь им всем придется жить на тысячу иен в день. Поскольку в тот год инфляция устремилась вверх, чтобы не выйти за рамки предписанного отцом бюджета, семья питалась кукурузными и пшеничными клецками. Рис был не по карману.
  
Раз в три дня на столе появлялась сушеная рыба или рыбная колбаса; раз в пять дней отец позволял себе стаканчик местного сакэ. Он мечтал сделаться фермером, но не имел никакого понятия о сельском хозяйстве: томаты и огурцы сожрали насекомые, засеянные семена таро выклевала стая ворон. В доме не было никакого отопления, кроме печи на кухне, и зимой было так холодно, что спать приходилось всем вместе, сбившись в кучу и стуча зубами.
Холод и голод лишили тяги к жизни. Они перестали следить за собой, перестали мыться; кухня и задний двор превратились в помойку; выгребная яма грозила излить содержимое наружу. Плохое питание и антисанитария привели к тому, что кожа Ямады покрылась нарывами. Даже малейшая ранка немедленно воспалялась и никак не хотела заживать. Приглядевшись к Ямаде, можно было заметить, что у него приятные черты, хотя он немного напоминал кролика, но из-за нарывов, покрывавших все тело, из-за дешевой, грязной и вонючей одежды, что он носил, в школе над ним издевались.
На следующий год весной его мать исчезла. Отец поехал в Токио, чтобы разыскать ее и привезти домой. Дни шли за днями, а он все не возвращался. В доме нечего было жрать, и однажды Ямада по дороге в школу упал прямо в грязь. Его отвезли в больницу в ближайший город, где выяснилось, что вследствие хронического недоедания у него развился туберкулез. Родители исчезли в неизвестном направлении, заплатить за лечение было нечем, и Ямаду направили в префектуру. Проведя там три недели, он так и не дождался ни отца, ни матери. Выйдя на свободу, Ямада вернулся под соломенную крышу своей фермы. Над загаженным полом гостиной болтались ноги повесившегося отца. Ямада сорвал со стены свиток со словами «В знак признания бедности», сунул его себе в карман и оставался рядом с телом отца, пока не приехала полиция. Мать разыскать так и не удалось. Ямаду определили в детский дом, где он вскоре познакомился с Мори. Они оказались ровесниками.
Мори попал в заведение после того, как его братец, на четыре года старше, купил нож, чтобы покончить с собой, но оказался слабаком. Тогда он со злости убил обоих родителей и серьезно ранил младшего брата ножом в живот, отчего у Мори остался шрам, болевший до сих пор. Ямада и Мори обладали схожими характерами, но внешне они, конечно же, различались — если Ямада напоминал кролика, то Мори был похож скорее на сову. Оба были молчаливы, спокойны и невозмутимы. Оба умели терпеть. В детской колонии они посещали одну и ту же школу. Будучи очень скромными, они никак не реагировали ни на поддразнивания одноклассников, ни на запугивания, ни даже на побои, так что в конце концов и дети, и учителя отступились от них.
В четырнадцать лет по предложению Мори они набили себе на плечи татуировки. Как-то Мори прочитал книжку про серийного убийцу. Главный герой в детстве терпел унижения и насилие — и вырос слабовольным неудачником. Его беды продолжались до тех пор, пока он не сделал себе татуировку на спине в виде дракона; эта татуировка давала ему силы убивать людей одного за другим. Ямада слышал эту историю много раз, и однажды, во время летних каникул на втором году обучения в средней школе, Мори позвал его в тату-студию в Сибуйе. Хозяином студии был некто Кан-Чан, большой мастер своего дела и яркий художник, — ребята прочитали о нем в каком-то журнале. Его услуги стоили недешево, но Мори, получивший часть наследства после смерти родителей, заплатил за обоих. Кан-Чан был в пирсинге от ушей до пяток. Ребята сначала хотели наколоть себе изображения тигра и дракона, но Кан-Чан объяснил им, что и тигры, и драконы, и что-то еще в этом духе — слишком старомодно. Кроме того, такие изображения могут навлечь неприятности, если обладатель тату не справиться с силой, что дают такие изображения. Следуя совету мастера, ребята остановились на Микки и Минни Маусах, причем татуировку нанесли не на спину, а на плечи. Так что, когда они стояли бок о бок друг с другом, казалось, что Микки и Минни обмениваются рукопожатием.