Девять жизней (СИ)
Именно «стойловый»: коровка (я все же решил, что это турица, в смысле, самка тура – я по рогам судил) в своем хлеву спокойно стояла, сено жрала как не в себя и росла на глазах. И народ, подкидывая ей в кормушку сена, хищно облизывался – но добычи пока хватало и жизни коровки вроде ничего не угрожало. Я отдельно получил Диане за коровкой присматривать (официально провозгласил ее «старшей по домашней скотине) – и продолжил возиться с железом.
И первый же эксперимент обеспечил выдающийся успех! Вот только сам эксперимент занял у меня почти месяц: я сделал глиняную ванночку с плотно прилегающей глиняной крышкой, аккуратно ее высушил (с третьего раза она у меня не треснула при сушке), наполнил ее перемолотым древесным углем, внутрь угля аккуратно положил два готовых уже ножа для рубанка, крышку глиной же «герметизировал» – а затем в тигле ее раскалил до красного свечения и в таком виде продержал часа три. Потом охладил (на что целый день ушел), разбил (глина-то в керамику превратилась при таком обжиге, а крышка намертво прилипла к ванночке) – и вытащил два уже по-настоящему стальных ножа. Совсем по-настоящему: чтобы их заточить на камне, у меня еще больше недели ушло (да, камень-то был просто камнем шершавым, а не наждаком каким) – и теперь у меня был настоящий столярный инструмент!
Но вот строгать палки я тут же не бросился: и палок избытка не было, и дел других тут же поднавалилось: я решил, что нам нужно будет гораздо больше палок, а для этого нам нужны настоящие топоры, которые не придется на кузницу тащить для отбивки: все же железные топоры тоже тупились ну очень уж быстро. А с топорами все получилось уже не так интересно, точнее, не так быстро: первый цементированный таким манером топор в первый же день использования просто треснул. Не весь, от него только небольшой кусок лезвия откололся – но ведь и топоры у нас были размеров весьма скромных, так что пришлось уже вопросами цементации заняться всерьез, экспериментируя с разными «экспозициями». И к весне в племени было уже шесть относительно приличных топоров – а больше, я решил, нам пока и не нужно: соплеменники-то у меня были людьми сильными и выносливыми, они и в шесть топоров, если их не ограничивать, весь лес за одно лето сведут. Так что ограничивать их пришлось уже всерьез, благо меня поддержала Гых, которой я объяснил, что «без леса у нас грибов не будет». А так как грибы зимой у нас чуть ли не половину рациона составляли…
Теперь запрещалось в лесу рубить молодые деревца (толщиной меньше запястья), молодежь дополнительно была озадачена высаживанием по берегам (ну, где это возможно было) молодой древесной поросли (я отдельно рассказал, какие можно в лесу выкапывать и как при этом грибницы не уничтожить). В принципе, мест для разведения леса у реки было не особо много – но они все же были, хотя там требовалось определенную мелиорацию провести. Потому что весной речка была не особо широкой, местами вообще метров в десять – но вот летом, ближе к августу, когда воды в ней изрядно прибывало, она затапливала полностью всю свою пойму (в этих местах – шириной иногда больше сотни метров), а деревья в воде – даже если глубина ее составляет с четверть метра – как-то не особо хорошо растут… Но и эта деятельность было совершенно второстепенной, поскольку напрямую на поставки продуктов на склады (и в котлы) не влияла. А мне вдруг очень захотелось текущую (все же весьма сытную) кухню разнообразить, а для этого нужно было приобщить народ к сельскому хозяйству. А точнее – к земледелию.
И уже в середине апреля я занялся «приобщением», предварительно отковав что-то, напоминающее плуг. Издали напоминающее, для людей со зрением в районе минус шести, но девайс все же землю довольно успешно пахал. Правда, моя глобальная идея запрячь в плуг коровку успехом не увенчалась – хотя я просто слишком мало времени на дрессировку зверя отвел. По крайней мере, пока на земле лежал снег, она некое подобие санок с детишками по двору нормально таскала, но когда коровку вывели за ограду деревни, она явно решила, что молодая травка – штука куда как более интересная, чем плуг. Но Диана сказала, что к следующей весне она животную все же достаточно воспитает, а пока…
Я же неоднократно упоминал, что мои нынешние соплеменники – люди ну очень сильные, так что впрягшись в плуг четверка неандертальцев пахала не хуже какой-нибудь крестьянской савраски. Кстати, в степи и какое-то звери, по виду лошадей напоминающие, бегали, нужно будет младшую жену и по этому поводу озадачить… чуть позже – а сейчас граждане неандертальцы распахали поле размеров около гектара. И – отдельно – перекопали поляну, куда раньше дерьмо сваливали (как я понял, весной нужные насекомые особенно яростно зимние запасы перерабатывали и на этой лужайке уже и не воняло ничем неприятным). На поле я посеял (пополам его поделив) рожь и мелкую травку (напрягши ум, я вспомнил, что она очень на мятлик была похожа, только очень высокий), а на унавоженной площадке я посеял лен: в прошлом году у меня получилось собрать в степи нужные семена… с четверть стакана примерно, но на посев хватит. Не то, чтобы совсем уж хватит – но больше-то пока семян нет!
В племени ко всем моим затеям относились хотя и настороженно, но с явным любопытством, и все старались мне в них помогать. Потому что Бых (то есть Диана, конечно) их усиленно к помощи мне подталкивала – а младшая явно вскоре должна была стать новым матриархом и народ ей старался особо не перечить. Тут же на самом деле не матриархат был, а «старшим по племени» становился тот, кто больше всего людям пользы приносит – а Диана со своим луком пользы точно приносила больше всех. То есть в плане пожрать она пользы приносила больше, а насчет «одеться и обуться» Хых была вне конкуренции: после того, как я отковал с десяток стальных игл, она только шитьем и занималась. И, хотя занималась этим она не одна, у нее почему-то получалось товарной продукции чуть ли не больше, чем у всех остальных тружениц иглы.
Но Хых шила в основном что-то из шкур и кожи, а тканями у меня «заведовала» Быщ – и я ей тоже дал «новое имя». Простое такое, и стала моя вторая жена Афиной: если я ничего не напутал, эта древнегреческая тетка была искусной ткачихой (ну, кроме всех прочих ее занятий) и в сердцах какую-то смертную, которая посмела ей вызов в мастерстве бросить, превратила в паука. А Быщ никого в никого не превращала, но после того, как я ей сделал небольшой «ткацкий станок» (деревянную рамку, в которой можно было расположение ниток основы менять), она все свободное от кухонных забот время пряла нитки и ткала ткань. И соткала ее довольно много, мне из нее даже Хых новую рубашку сшила…
В целом, во всем племени каждый старался делать то, что у него получалось лучше, чем у других, но так как люди по-прежнему важнейшим считали еду, то Диана и становилась в их глазах «вожаком племени». Причем Гых это, как мне кажется, даже нравилось, и вовсе не потому, что руководство переходило от моей тещи к моей же жене (то есть ее дочери), а потому, что у нее забот становилось меньше. Она в основном сосредоточилась на работе по части «детства и материнства» – которая, среди всего прочего, еще была и заботой о котиках. Котят Таффи принесла зимой сразу пятерых (и четыре из них выжили), а еще у нас и другие кошки стали детишек котятами радовать. У Мурки два серых котенка родилось, а Васька откуда-то приволок (именно приволок, за шкирку) для себя небольшую лесную кошку – и, хотя она все еще оставалась дикой и в основном пряталась по укромным местам во дворе, со двора не убегала (ее тетки подкармливали чуть ли не больше, чем всех прочих зверюшек), а три ее котенка тоже влились в дружное кошачье семейство. В смысле, котята – в отличие от матери – людей уже не боялись… почти не боялись, а самая хитрая кошечка уже научилась за людьми бегать и мявом еду у них выпрашивать. Причем если ей люди мясцо не подкидывали, она сама спокойно мышей каких-то ловила, и, как мне кажется, птиц тоже – но, в отличие, допустим, от Тимки, ни с кем добычей не делилась и все сама съедала, а недоеденное по укромным местам прятала.